Семейное дело - Рекс Тодхантер Стаут Страница 7

– Конечно, сэр.

– Отлично. Будем ждать от вас весточки. – Вулф наклонил голову. – Теперь другой важный вопрос. Если Пьера убил кто-то из людей, работающих здесь, кто бы это мог быть? У кого имелись причины желать ему гибели? Кто-то его опасался, ненавидел или мог извлечь выгоду из его смерти?

Филип замотал головой:

– Никто, сэр. Никто здесь, и никто в целом свете.

– Пф! Откуда вам это знать? Кто-то же его убил, значит недоброжелатели у Пьера были.

Филип продолжал упрямо мотать головой:

– Да, сэр. То есть нет, сэр. Лично я в это не верю, сэр. Так сразу и подумал, когда услышал в новостях. Кто мог его убить? Зачем кому-то убивать Пьера? Он и мухи ведь не обидел, сэр, только не он! Его все любили, никто его не боялся – за что бояться-то? Отличный парень, честный и порядочный. Не идеальный, кто же спорит. У него был один порок – ставил слишком много на скачках, но он знал за собой этот грешок и пытался исправиться. Он не любил говорить об этом, но иногда его прорывало… Я был его лучшим другом, и у меня он никогда не одалживал.

– А у других одалживал?

– Не думаю, сэр. Он бы не стал, мне так кажется. Нет, я уверен, что чужих денег он не брал. Будь иначе, пошли бы всякие сплетни. Но уточните у Феликса.

Судя по всему, Филип искренне считал, что Феликс знает обо всем.

– Он ставил помногу?

– Честно сказать, не знаю. Я же говорю, он не особо откровенничал. Однажды признался, что выиграл двести тридцать долларов, а в другой раз – сотню с хвостиком, не помню точно, сколько именно. Но вот о проигрышах никогда не рассказывал.

– Как он делал ставки? Через букмекеров?

– Наверное, сэр, но точно сказать не могу. А еще через ПТ. Он как-то похвалился, что ставит через ПТ.

– Что такое ПТ?

– Подпольный тотализатор, сэр. Не на ипподроме.

Вулф покосился на меня, и я кивнул. Ну да, откуда Вулфу об этом знать, даже если он и читает газеты?

– Филип, вы наверняка встречались с Пьером не только здесь, в ресторане, но и в других местах. Скажите, вы бывали у него дома?

– Неоднократно, сэр. Он жил в квартире на Западной Пятьдесят четвертой улице.

– С женой?

– Она умерла восемь лет назад, сэр. Он жил с дочерью и со своим отцом. Тот раньше владел маленьким бистро в Париже, но в семьдесят лет все продал и приехал сюда, поселился у Пьера. Сейчас ему почти восемьдесят.

Вулф прикрыл глаза, снова открыл, поглядел на меня, посмотрел на стену, но часов не увидел. Зажал между большими и указательными пальцами обеих рук полы жилета, потянул их вниз… Сам он за собой эту привычку не замечал, а я ему не говорил, хотя давно усвоил, что этот жест – верный знак того, что в желудке у него пусто.

Вулф вновь взглянул на меня:

– Есть вопросы? Насчет ставок?

– Есть один, но не по поводу ставок. – Я уставился на Филипа. – Какой номер дома по Пятьдесят четвертой улице?

Филип кивнул:

– Дом триста восемнадцать. Между Девятой и Десятой авеню.

– Возможно, у нас появятся новые вопросы, – предупредил Вулф, – но на сегодня мы закончили. Благодарю вас, Филип, за подробные ответы. Вы здесь задержитесь?

– Конечно, сэр. Моя смена – до десяти.

– Если что, мистер Гудвин вас навестит. Скажите Феликсу, что можно подавать. Он знает, что нести.

– Скажу, сэр. – Филип встал. – Буду признателен, если потом расскажете, кто виноват. – Он посмотрел на меня, потом на Вулфа. – Мне надо знать. Во всех подробностях.

Так-так. Похоже, наш повар вдруг возомнил себя инспектором Кремером.

– Мне тоже, – отозвался Вулф, обойдясь без отповеди. – Итак, скажите Феликсу, что мы ждем.

Филип удалился, кстати не сказав напоследок «Конечно, сэр»; и я произнес:

– Вопрос простой: вы или я? Он, похоже, думает, что я.

Всякий раз, посещая ресторан «Рустерман», Вулф попадает в малоприятное положение. С одной стороны, Фриц – лучший, безусловно, повар на свете; с другой – уважение к памяти Марко Вукчича попросту не позволяет хулить еду, подаваемую в этом ресторане. Поэтому Вулф передоверил эту обязанность мне. Когда приблизительно треть порции запеченных морских гребешков исчезла с тарелки, он посмотрел на меня и спросил:

– Ну?

– Сойдет, – ответил я. – Может, мускатного ореха многовато, но это дело вкуса. Да и лимонный сок, подозреваю, из бутылки, а не свежевыжатый. Крокеты почти идеальные, но их принесли горкой, а Фриц подает по три зараз – две вам, одну мне. Тут уж ничего не поделаешь.

– Зря я тебя спросил, – проворчал Вулф. – Вечно ты несешь всякий вздор! Твое нёбо не в состоянии различить лимонный сок в приготовленном блюде.

Разумеется, он был раздражен. За едой говорить о делах категорически возбранялось, но, поскольку у нас не было ни клиента, ни обещанного гонорара, все в итоге ограничивалось семейным кругом, так что о деле речи не шло, и это Вулфа изрядно смущало. Вдобавок прислуживал другой официант, не Пьер, которого мы никогда больше не увидим. Это оказался то ли венгр, то ли поляк по имени Эрнест, и у него обнаружилась склонность подавать блюда, наклоняя поднос, так что еда чуть не падала на пол. Тем не менее Вулф съел все, включая миндальное парфе по моему совету, и выпил две чашки кофе. Что касается беседы за едой, тема нашлась сама собой – Уотергейт[4]. Думаю, Вулф знал об этом скандале намного больше любого американца; к примеру, он помнил даже имена старшего поколения в семействе Холдемана[5].

Вулф намеревался снова потолковать с Феликсом, но, когда мы отодвинули стулья и поднялись, вдруг спросил:

– Можешь подогнать машину к боковому входу?

– Прямо сейчас?

– Да. Мы съездим к отцу Пьера.

– Мы? – недоверчиво переспросил я.

– Верно. Если ты доставишь его к нам, разговор наверняка прервут. Мистер Кремер и окружной прокурор не смогли нас отыскать, значит они позаботились получить ордер.

– Я могу привезти отца Пьера сюда.

– Ему почти восемьдесят. Не исключено, что он не встает с постели. К тому же дома может быть и дочь Пьера.

– Парковаться в районе Пятидесятых улиц – то еще развлечение. А на каком этаже квартира? Как вам три или четыре лестничных пролета без лифта?

– На месте разберемся. Ты подгонишь машину или нет?

Я сказал, что уже бегу, и прихватил заодно его пальто и шляпу. Ну да, лишнее доказательство того, что дело у нас семейное. Ради обычного клиента, не важно, насколько все срочно и насколько велик гонорар, Вулф никогда бы не согласился на подобное.