Бехеровка на аперитив - Корецкий Данил Аркадьевич Страница 7

Однако рассказывать эту историю следовало в переиначенном виде. Поэтому на вопросы Колоскова я ответил следующим образом:

– Гидрометцентр СССР в известной мере конкурировал с Российским метеобюро… «Черными» я назвал кавказцев, которые торговали наркотой на Черкизовском рынке. Они и сделали моему коллеге укол…

– А-а-а…

Полковник снова налил.

– Ну, вернулся, а что дальше?

Того, который ждал в машине, я оглушил, обезоружил, связал и засунул в багажник. С двумя другими столь же мирно обойтись не удалось: они схватились за пистолеты, поэтому одному пришлось прострелить грудь, второму – живот. Правда, я вызвал им «скорую помощь». Но уже потом, когда привел в чувство Юджина. Цэрэушник получил укол «сыворотки правды», и рот у него не закрывался: он рассказывал все, что знал, и охотно отвечал на вопросы. Конечно, глупо было бы этим не воспользоваться… В «химическом» портфеле иракцев оказался антидот, я вколол его американцу, и через десять минут он пришел в себя. Не буду скрывать: за это время я расспросил его об интересующих нашу Службу вещах и получил вполне откровенные ответы.

– Дальше началась заваруха… У меня была бейсбольная бита, а у них – ножи и обрез. Но я их замолотил. А парня откачал и вывез…

– Куда вывез?

Иракское подполье имело в Западном Берлине сильные позиции, и, скорей всего, Юджин не смог бы от них скрыться. Но я придумал «несимметричный ход»: вывез его в ГДР. На КПП Западного сектора Юджин назвал свой секретный пароль, на Восточном я – свой. Поэтому никаких проблем не возникло. За Стеной[8] я спрятал Юджина на конспиративной квартире, а через две недели, когда все улеглось, снова вывез его в Западную зону.

– Как «куда»? Они отвезли его на свою дачу, на самом деле это был наркотический притон. Оттуда и вывез.

Колосков снова выпил. Каждый раз он наливал ровно четверть стакана – не больше, не меньше.

– Что вернулся, молодец… Один против троих – уважаю! И с битой… Молодец, Виталька! А как этот парень? Оценил? Добро запомнил?

За две недели мы с американцем подружились. Я нашел врачей, ему оказали необходимую помощь. Своему начальству я ничего не сказал, хотя если бы история выплыла наружу, меня бы уволили. Это в лучшем случае. Мне кажется, Юджин все оценил. Только он все расспрашивал: не выболтал ли чего под действием «сыворотки правды»? И не воспользовался ли я его вынужденной откровенностью? Честный Дмитрий Полянский округлял глаза и разводил руками: «Что ты, Юджин, как ты мог подумать? Ровно ничего. Ты не сказал, я не спрашивал. Не потому, что я такой хороший, просто в той обстановке было не до расспросов-допросов».

Я говорил очень искренне и убедительно. И он благодарил меня столь же искренне и убедительно – крепко обнял на прощанье, прижался щекой, похлопал по плечам: «Я твой должник! Готов поставить тебе памятник! Не знаю – получится или нет, но если понадоблюсь – обращайся, в лепешку расшибусь!» Другое дело – насколько его искренность была искренней, а убедительность – убедительной. И тут я, конечно, не обольщался.

– Да вроде оценил. Приглашал приезжать в гости, сказал: если что – в лепешку расшибется. А как на деле выйдет – не знаю…

Действительно, наверняка я знал только одно: сейчас Юджин Уоллес работает резидентом ЦРУ в ЮАР. Это совсем рядом. Может, заглянуть к нему, проверить искренность и гостеприимство? Нет, как бы не разочароваться…

– Это точно, – мрачно кивнул начальник базы. – Слова – одно, а дела – другое! Что-то ты не пьешь. Брезгуешь?

– Да нет, что вы. Просто хотелось бы посмотреть мою метеостанцию…

– А чего там смотреть? Я и сам ее не видел! – прогудел Колосков. – Но мы все, что надо, сделали. Мои обезьяны уже перегрузили ее в вертолёт, принайтовали, двое часовых выставлены. Никуда не денется. А ты насмотришься еще. Наливай!

И я налил.

За 20 дней до дня «Ч».

Североморск. Военно-морская база подводных ракетоносцев

Было холодно, дул пронизывающий ветер, похожие на китов подводные корабли ежились у пирсов под мелким колючим дождем. Но высокий стройный капитан второго ранга не обращал внимания на непогоду: шел, выпрямив спину, не сгибаясь и не отворачивая лица от противных промозглых струй. Он был в парадной форме: в вороте черной шинели виднелся белый шарф, на левом боку болтался желтый кортик. Через несколько минут он вошел в обшарпанное трехэтажное здание с многочисленными антеннами на крыше, поднялся на второй этаж и разделся в приемной.

– Проходите, Василий Петрович вас ждет, – сказал моложавый капитан-лейтенант, распахивая полированную дверь.

– Поздравляю, капитан второго ранга, – начальник штаба пожал Сергееву руку. – В тридцать четыре года стать командиром тяжелого подводного крейсера удается не каждому! Да и вообще командиром. Офицеров много, лодок мало… А таких, как «Россия», – всего шесть. Так что гордись!

– Служу России, товарищ контр-адмирал! – четко произнес новый командир.

– Да уж послужи, послужи… – официальные нотки исчезли из голоса Веремеева. Ему исполнилось пятьдесят три, но выглядел он значительно старше. Тридцать два календарных года службы на Северном подводном флоте здоровья не прибавляют, тем более что не всегда он сидел в штабе. Изможденное лицо, нездоровая желтая кожа, запавшие глаза с красными прожилками… Если снять форму с большими шитыми звездами – получится типичный пенсионер, никому не нужный и не интересный. А это время не за горами… Поэтому он по-хорошему завидовал молодому и перспективному кавторангу, у которого все впереди.

Хотя чему завидовать? Постоянному напряжению нервов? Жизни, проведенной в тесных железных отсеках? Как сардина в банке… Скоро безвкусный воздух из системы замкнутого цикла, фон реактора и стрессы сотрут с его лица румянец, высосут соки, низкие люки согнут позвоночник, и молодой красавчик станет похож на состарившегося до срока Веремеева… Сказать бы ему по-свойски: увольняйся, парень, беги в Москву или Питер, заводи собственный бизнес, дыши полной грудью и живи в свое удовольствие! Но сказал он совсем другое:

– Примешь лодку, подпишешь акт, познакомишься с личным составом!

Контр-адмирал вернулся в свое кресло и перешел на обычный человеческий тон, которым разговаривает старший с младшим.

– На все про все – два дня.

– Два? – растерянно спросил Сергеев. – Всего?

Обычно на это уходит две недели, а может, и больше.

– Два, крайний срок – три, – подтвердил начальник штаба. – Потому что через двадцать дней тебе предстоит быть вот здесь…

Веремеев развернулся вместе с креслом и направил лазерную указку на большую карту мира за спиной. Красная точка вспыхнула на синей глади Атлантического океана северо-западнее Африканского континента.

– Чтобы выполнить очень важное и ответственное задание: произвести испытательный запуск новой БР[9]. Времени у тебя немного, надо успеть забункероваться, а главное, принять на борт экспериментальное изделие…

«Вот дела-а-а!» – Сергеев машинально почесал затылок. Он не ожидал, что служба в новой должности начнется так бурно.

– Это еще не все, – контр-адмирал заметил растерянность молодого командира. – Есть обстоятельства, осложняющие запуск. Поэтому перед выходом будет дан специальный инструктаж об их преодолении.

– Почему не сейчас? – напряженно спросил кавторанг.

Веремеев пожал плечами.

– Похоже, пока никто об этом не знает.

И тут же взбодрил нового командира:

– Чего раскис? Кто обещал, что будет легко? Должность – это не только радость, но и большая ответственность. Если справишься – получишь досрочно каперанга! А потом, глядишь, и контр-адмиралом станешь!

– А если не справлюсь?

Веремеев тяжело вздохнул.

– Тогда никем не станешь. Тогда мы с тобой уйдем на пенсию. И еще человека три. Только других вариантов нет: заменить тебя некем. Экипаж на «России» слаженный, штурман, старпом, командиры боевых частей – опытные и надежные офицеры. Все у вас получится! А сейчас – давай на лодку. Представим тебя экипажу – и впрягайся в работу!