Малахитовый Лес - Влада Ольховская Страница 72

Тори выкрутится сама. И Токарев пусть выкручивается сам. Если его девице обязательно нужно получить от жизни такой удар – пожалуйста. Не факт, что Алена не затеяла все это, чтобы папке досадить.

Тори не воспринимала такой поворот событий как неудачу. Напротив, теперь, когда с этой частью сделки было покончено, стало легче. Даже без награды.

Она собиралась просто вернуться к Роману – он наверняка уже сообразил, что она не у себя дома, и волнуется. Но это ничего, дальше весь день можно провести вместе с ним… И не важно, что откуда-то издалека доносится далекий рокот грозы. Тори невольно усмехнулась, подумав о том, что им теперь и в четырех стенах есть чем заняться.

Она нигде не планировала останавливаться, а пришлось. Лидия Княжина, местный психолог, будто возникла на пути сама собой. Нет, она вроде как случайно выходила из кафе – но как же вовремя это получилось!

– Виктория, здравствуйте! – улыбнулась ей Княжина. – А я как раз вас искала! Мы можем поговорить?

– О чем? – насторожилась Тори.

– О нашем общем знакомом. Вы не хотите зайти под крышу? Кажется, нас скоро снова оросит дождем.

– Если только ненадолго…

Хотелось не под крышу идти, а бежать прочь, но это получилось бы совсем по-детски. Направляясь за ближайший свободный столик, Тори уже прикидывала, что скажет Роману, объяснять свое отсутствие в любом случае придется. Пожалуй, можно ограничиться полуправдой: она навещала Илью и Ксению, а потом ее задержала Княжина. Очень даже убедительно.

– Я сегодня утром беседовала с Львом Градовым, – доверительно сообщила Лидия. – Похоже, они с братом помирились – или движутся к этому. Очень хорошо, я считаю.

– А я тут при чем? Я об этом даже не знала.

– Лев предполагает, что вы могли стать одной из причин перемен в его брате.

– Ага, а еще он недавно считал, что Роман влюблен в мошенницу, которая его вовсю доит. Слушайте, я очень не люблю сплетни – а это подозрительно похоже на них…

– Это я уважаю, но никаких сплетен не будет, да и допроса – тоже. Я просто предполагаю, что на этот раз Лев может оказаться прав. И я хотела бы рассказать вам кое-что важное о Романе Андреевиче.

Тори все равно следовало уйти. Потому что сплетни – это сплетни, как ты их ни назови. Вот только она слишком хорошо понимала, что Роман не из тех, кто будет много рассказывать о себе. Хотелось верить, как прежде, что это вообще не нужно, что он – простой и понятный, избалованный ребенок богатых родителей, никогда не знавший горя. Такое описание ему шло. Вот только избалованный ребенок не смог бы понять о ней столько, сколько понял он. Горе обычно познается через горе, иначе его очень сложно заметить…

– Зачем вам это нужно? – спросила Тори.

– Я знаю их обоих много лет. Они недавно потеряли родителей, и это тяжело. Мне бы не хотелось, чтобы братья снова попали под удар – из-за какой-то нелепой ошибки. Послушайте, это не займет много времени.

– Уж надеюсь. Хотя что такого важного вы можете мне рассказать?

– Например, то, что Роман Андреевич – не биологический, а усыновленный ребенок Градовых. Вы знали?

Что ж, эффектно начать Княжина определенно умела. Конечно, Тори о таком не знала. Потому что никто не знал! Направляясь в Малахитовый Лес, она собрала основную информацию о его владельцах – просто на всякий случай. Об усыновлении никто не говорил, Роман и Лев унаследовали компанию в равных долях, старшего из братьев не выделяли – но и не обделяли.

Так что теперь Тори могла лишь покачать головой.

– А ведь это правда, – продолжила Княжина. – У Градовых долго не было детей, несмотря на то что они многое предпринимали и не жалели денег. Только вот деньги решают не все, увы. Когда им показалось, что все попытки бессмысленны и времени на ожидание больше нет, они усыновили ребенка – младенца, от которого мать отказалась еще в роддоме. А поскольку Градовы вели закрытый образ жизни, никто не мог точно сказать, была ли Градова беременна, ее это ребенок или нет.

– Ну а Лев? У них, насколько я помню, очень маленькая разница в возрасте…

– Около года. Лев Андреевич как раз их биологический сын. Когда они смирились и расслабились, Елена Градова забеременела. Так случается, скажу вам, не так уж редко: психологические проблемы играют бо`льшую роль, чем физиологические. Отказываться от Романа никто не собирался, Льва называли его родным братом. Родители всегда говорили, что между ними нет разницы.

– Говорили, – повторила Тори. – А на самом деле как?

– На самом деле у них так и не получилось полюбить усыновленного ребенка так же, как родного по крови, данного чудом, вымоленного у судьбы. Они старались быть хорошими родителями обоим сыновьям, только вот это возможно не всегда. Можно сказать правильные слова – а ребенок все равно поймет, что никакого чувства за ними нет. Дети в этом отношении намного мудрее взрослых.

Княжина все говорила, а Тори уже не смотрела на нее, она невольно представляла дни, которые давно прошли и в которых ее не было. Двое таких непохожих мальчишек… В центре внимания всегда был Лев, по ним выросшим это видно. Яркий, красивый, зеленоглазый, улыбчивый и открытый – ребенок, который чувствует, что его любят.

А рядом его тенью мелькает старший брат. Обычный сам по себе и легко теряющийся в сиянии того, кто нравится всем. Привыкший к этому так рано, что уже не расстраивается. Принимающий мир вот с этими правилами, потому что других не было.

– Роман очень рано узнал, что он усыновленный, – грустно улыбнулась Княжина. – Непозволительно рано. Мать потом клялась ему, что сболтнула случайно, что это ничего не значит. Но та якобы случайная оговорка прочертила последнюю границу между ним и его семьей. Он принял по умолчанию то, что ему нужно стараться и вести семейное дело, вроде как оправдывая свое существование. Поймите, Виктория… ребенок учится любви у родителей. Если ребенка любят недостаточно или не любят вообще, он вырастает с мыслью, что сильные эмоциональные связи – это опасная блажь. При этом от любви как таковой он не защищен, потребность в ней – часть человеческой природы. Вы представляете, что получается в итоге?

– Человек, который не позволяет себе любовь.

– Или не узнает ее. Или не умеет выражать. Откуда бы он мог научиться? Лев Андреевич – явный экстраверт и сильный эмпат, который привык