Пола Хокинс - Девушка в поезде Страница 8

«Мы не можем ее успокоить». Мы. Нас. Наша маленькая семья. Со своими проблемами и укладом. Сука!

Да она кукушка, подбросившая свои яйца в мое гнездо! Она отняла у меня все! Она отняла у меня все, а теперь звонит и говорит, что мои страдания причиняют ей беспокойство?

Я приканчиваю вторую банку и открываю третью. Блаженное воздействие алкоголя приносит облегчение всего на несколько минут, а потом мне становится нехорошо. Я пью слишком быстро даже для себя, нужно сбавить обороты: если продолжать в том же духе, то добром это не кончится. Я сделаю нечто, о чем буду потом жалеть. Я собираюсь позвонить ей сама и сказать, что мне наплевать на нее, и на ее семью тоже, и что меня не волнует, будет ли ее ребенок вообще когда-то спать до конца своей жизни. Я собираюсь сказать ей, что слова, которые он ей писал – насчет потери рассудка, – он точно так же писал мне, когда у нас все начиналось, и еще он называл меня своей вечной любовью. И это было до нее. Это даже не его слова – он украл их у Генри Миллера. Все, что у нее есть, уже было в употреблении. Интересно, что она скажет на это? Я хочу позвонить и поинтересоваться, как ей живется в моем доме, в окружении купленной мною мебели, как ей спится в постели, которую я с ним делила так много лет, каково это – кормить ребенка на кухонном столе, на котором он меня трахал?

Меня до сих пор поражает, что они решили остаться там, в том доме, в моем доме. Я не могла поверить, когда он мне сказал. Я любила этот дом. Именно я настояла на его покупке, несмотря на близость к железной дороге. Мне нравилось, что рядом проложены пути, нравилось смотреть на проходящие поезда, нравилось слышать старомодный перестук колес, а не рев двигателей автобусов междугороднего сообщения. Том говорил, что со временем старые пути заменят и тогда мимо нас будут мчаться скоростные экспрессы, но мне в это не верилось. Я бы осталась жить в этом доме и выкупила у Тома его долю, будь у меня деньги. Но денег не было, а после развода мы не могли найти покупателя за достойную цену, так что он сказал, что сам выкупит у меня долю и останется в нем жить, пока не найдет покупателя за приличные деньги. Однако покупателя он так и не нашел, а вместо этого перевез сюда ее, и ей тут понравилось, и они решили остаться. Наверное, надо быть очень уверенной в себе и в нем, чтобы присутствие здесь раньше другой женщины совсем не смущало. Она явно не считает меня угрозой. Я думаю о Теде Хьюзе[1], о том, как он перевез Асю Вевилл в дом, в котором раньше жил с Сильвией Плат, как она носила ее одежду, расчесывала волосы ее расческой. Я хочу позвонить Анне и напомнить ей, что Ася покончила с собой, отравившись угарным газом, в точности воспроизведя обстоятельства самоубийства Сильвии.

Судя по всему, джин и жаркое солнце сморили меня, и я задремала. Потом вдруг резко очнулась и начала лихорадочно шарить рукой по скамейке в поисках сумочки. Она была на месте. Кожа чесалась. По ней повсюду ползали муравьи – они были в волосах, на шее и груди. Я судорожно вскочила и принялась их стряхивать. Два подростка, пинавшие мяч неподалеку, перестали играть и, сложившись пополам от смеха, не сводили с меня глаз.

Электричка останавливается. Мы почти напротив дома Джесс и Джейсона, но за путями его не видно – слишком много людей загораживают вид. Интересно, дома ли они, в курсе ли он, ушел ли из дома или все еще живет прежней жизнью, которая окажется ложью?

Суббота, 13 июля 2013 года

Утро

Мне не надо смотреть на часы, чтобы узнать, что сейчас восемь часов плюс-минус пятнадцать минут. Я знаю это по свету, по доносящимся с улицы звукам, по шуму пылесоса, которым Кэти чистит дорожку в коридоре напротив моей двери. По субботам Кэти обязательно встает рано, чтобы навести порядок в доме, и не важно, что это за день. Даже если он окажется днем ее рождения или мистическим утром приобщения к Истине, Кэти все равно поднимется пораньше, чтобы убраться. Она говорит, что это ее расслабляет и настраивает на хорошие выходные, а поскольку это еще и физическая нагрузка, то освобождает от похода в тренажерный зал.

Вообще-то ее уборка и шум пылесоса ранним утром меня не смущают, потому что я все равно не сплю. Я не могу спать по утрам, не могу сонно проваляться в постели до полудня. Я просыпаюсь внезапно, чувствуя, как колотится сердце, как я неровно дышу и как сухо во рту, и сразу же понимаю, что все кончено. Я проснулась. Чем сильнее я пытаюсь заставить себя погрузиться в блаженную дремоту, тем меньше у меня на это шансов. Жизнь и свет не позволят мне этого. Я лежу, прислушиваясь к звукам бодрой и жизнерадостной деятельности Кэти, и думаю о куче тряпья возле путей и о Джесс, целующей любовника в лучах утреннего солнца.

Впереди меня ждет день, который ничем не занят.

Можно пойти на фермерский рынок, купить оленины и бекона и провести день у кухонной плиты.

Можно посидеть на диване перед телевизором с чашкой чая и посмотреть какую-нибудь кулинарную передачу.

Можно пойти в спортзал.

Можно написать заново свое резюме.

Можно дождаться, когда Кэти уйдет из дома, сходить в магазин и купить две бутылки «Совиньон блан».

В той другой жизни я тоже проснулась рано. За окном прогрохотала электричка на 8.04. Я открыла глаза и прислушалась к стуку дождевых капель в оконное стекло. Я чувствовала рядом его – сонного, теплого и с эрекцией. Потом он пошел забрать газеты, а я сделала яичницу, мы сидели на кухне и пили чай. Затем сходили в паб, где довольно поздно пообедали, и, придя домой, уснули, обнявшись, перед телевизором. Наверное, теперь у него все по-другому – никакого ленивого секса по субботам и яичницы, а вместо них иные радости: что-то лепечущая маленькая девочка в кровати между ним и женой. Сейчас она только учится говорить: все эти «да-да» и «ма-ма» на том тайном языке, который понимают лишь родители.

В груди застрял твердый и тяжелый ком боли, который не дает дышать. Я не могу дождаться, когда Кэти наконец уйдет из дома.

Вечер

Я собираюсь повидать Джейсона.

Я целый день просидела в своей спальне, дожидаясь, когда Кэти уйдет, чтобы можно было выпить. Но она так никуда и не ушла – она сидела в гостиной стойко и непоколебимо, будто часовой на посту, и «чистила комп». Ближе к вечеру я уже была не в силах и дальше выдерживать свое заключение и скуку, поэтому сказала ей, что пойду погулять. Я направилась в паб «Уитшиф» возле Хай-стрит и выпила три больших бокала вина. И пару порций виски. Потом пошла на станцию, купила пару банок джина-тоника и села в электричку.

Я собираюсь повидать Джейсона.

Я не собираюсь наносить ему визит, заявляться домой и стучать в дверь. Ничего подобного. Ничего безрассудного. Я хочу просто проехать мимо их дома на поезде. Делать мне все равно нечего, а домой идти не хочется. Мне просто хочется его увидеть. Увидеть их обоих.

Это неправильно. Я знаю, что это неправильно. Но что в этом плохого? Я доеду до Юстона, снова сяду в электричку и вернусь обратно. (Мне нравятся поезда, и что с того? Поезда просто прекрасны.)

Раньше, когда я еще была собой, я мечтала о романтических путешествиях с Томом. (От Бергена до Хенефосса в Норвегии на пятилетие нашей свадьбы и от Претории до Кейптауна в Южной Африке на его сорокалетие.)

Внимание, мы подъезжаем к их дому. На улице еще светло, но мне плохо видно. (В глазах двоится. Один надо закрыть. Так лучше.) Вон они! Это он? Они стоят на террасе. Так ведь? Это Джейсон? Это Джесс?

Мне хочется оказаться поближе, мне плохо видно. Нужно подобраться к ним поближе. Я не поеду в Юстон. Я сойду в Уитни. (Я не должна появляться в Уитни, это слишком опасно. Что, если Том или Анна меня увидят?)

Я все-таки сойду в Уитни.

Не самая лучшая идея.

Очень плохая идея.

На противоположной стороне сидит мужчина со светлыми, ближе к цвету имбиря, волосами. Он улыбается мне. Я хочу ему что-то сказать, но слова улетучиваются с кончика моего языка, прежде чем я успеваю их произнести. Я чувствую их вкус, но я не могу сказать, сладкие они или кислые.

Он мне улыбается. Или ухмыляется? Непонятно.

Воскресенье, 14 июля 2013 года

Утро

Ощущение такое, будто пульс бьется где-то в глубине горла, неприятно и громко. Во рту сухо, и больно глотать. Я поворачиваюсь на бок в сторону окна. Шторы задернуты, но от света, который они пропускают, больно глазам. Я подношу руку к лицу и нажимаю пальцами на веки, пытаясь стереть боль. Ногти грязные.

Что-то не так. На секунду мне вдруг кажется, что я лечу вниз, будто кто-то выдернул из-под меня кровать. Вчера вечером. Что-то случилось. Воздух наконец заполняет легкие, и я сажусь. Но слишком резко. Сердце бешено колотится, голова раскалывается.