Андрей Константинов - Гоблины. Пиррова победа Страница 8

— …Дура ты, Машка! — сердито отчитывала Таня подругу, с отрешенным видом уставившуюся в заставку на своем ноутбуке. — Ну почему ты Обнорскому сразу не сказала? Теперь он, бог даст, только через неделю вернется.

— А что он сделает, твой Обнорский? Охрану ко мне приставит? — холодно осведомилась Цыганкова.

— А почему бы и нет?

— Щас, размечталась! На какие шиши? Нам, вон, ставки гонорарные с прошлого месяца урезали. А ты хочешь, чтобы шеф на секьюрити для рядовой журналистки раскошелился.

— Ну, во-первых, ты у нас не рядовая журналистка, а звезда. Я бы даже сказала — мегазвезда!

— Кончай прикалываться, а? И без того тошно.

— Ничего я не прикалываюсь, — загорячилась Татьяна. — Или ты можешь назвать в этом городе хотя бы еще одного журналиста, у которого брали интервью для англоязычной версии «Форбс»? Молчишь? Вот то-то же!.. Ну, и что ты собираешься теперь делать?

— Не знаю. Домой идти боюсь. Заночую сегодня здесь, в редакции. А завтра…

— Никаких редакций! Сегодня ты ночуешь у меня! А завтра мы с тобой идем в милицию!.. Блин, Машка, у тебя же полно знакомых ментов! Тебя же сам начальник Главка знает! Позвони ему!

— Думаешь, стоит? — шмыгнула носом Маша.

— А тут и думать нечего! Сидишь тут, дрожишь как мышь. С твоими-то связями!

Цыганкова задумалась:

— Знаешь, Тань, я, наверное, сначала другому человеку позвоню. Но если он меня и на этот раз продинамит!.. — Она принялась разгребать творческий бардак рабочего места. — Ты случайно не видела мою визитницу? Нет?… — не в силах далее сдерживаться, «мегазвезда» сорвалась на истерику: — Сколько раз я вам говорила: ничего с моего стола без спросу не брать!!!

Татьяна сочла за лучшее не отвечать, дабы не попасть под горячую руку и бесплатную раздачу, и опасливо ретировалась к выходящему во внутренний двор окну. Здесь, в месте сосредоточения офисов разношерстных государственных контор и частных лавочек, в будние дни всё было запружено машинами, так что сейчас двор показался Татьяне неестественно пустынным и словно бы чужим.

В следующую секунду, будто прочитав эти мысли, во двор въехала грузовая «Газель» и остановилась возле ступенек, уводящих в одно из подвальных помещений. В центре города, где каждый метр жилого и нежилого пространства работал на извлечение прибыли, все окрестные подвалы были давно и плотно оккупированы шустрыми арендаторами. «Газель» заявила о своем прибытии двумя короткими клаксонными гудками, и вскоре из подвала на свет божий выбралась парочка работяг среднеазиатского происхождения. Обменявшись парой фраз с водителем, они принялись сноровисто и споро выгружать из грузовичка защитного цвета деревянные ящики.

— Машк! Иди сюда, скорее! Смотри, чего это они выгружают? Ящики какие-то странные…

— Ящики как ящики. Обыкновенные, — бросив беглый взгляд, равнодушно пожала плечами Цыганкова и возвратилась к своим «раскопкам».

— Ничего и не обыкновенные. Зеленые, тяжелые, с ручками. Я когда репортаж с Лемболовского полигона делала, точно такие видела.

— Ну видела и видела. И что?

— А то! Это стандартные ящики для патронов.

— Чушь собачья!

— У тебя всегда чушь, если не ты сама тему нарыла, — рассердилась Татьяна.

Цыганкова посмотрела на подругу с плохо скрываемой усмешкой:

— А, так ты, стало быть, уже и тему нарыла? Ну-ну, флаг в руки… «Я ее слепила из того, что было. А потом, что стало, то и закопала». Бли-ин! Ну где же эта чертова визитка?!!!

Всё.

Буднично. Скоро. По-деловому.

Необязательные слова сказаны, обязательные телодвижения произведены.

Свежезасыпанная могила, стандартный прямоугольник плиты с лаконичной надписью: «Иван Демидович Филиппов, 1954–2009 гг. Трагически погиб» и отсканированная фотография в дешевой стеклянной рамке. «Это всё, что останется после меня. Это всё, что возьму я с собой…»[3]

В салоне «маршрутки» с настежь распахнутыми дверьми накрыли импровизированный поминальный столик: водка, минералка, бутерброды, фрукты. Виночерпий Григорий с бутылкой в руке взялся обносить коллег:

— Андрей, ты как?

— Плесни на донышко. Чисто символически, — попросил Мешок и невесело оглядел собравшихся. Анечка и отец Михаил уехали сразу после того, как тело Демидыча было предано земле: одного ждали прихожане, другую — изголодавшийся малыш. Остальные «гоблины» задержались помянуть. — У всех налито? Ну, тогда давайте, братцы, не чокаясь. Как говорится: упокой душу раба Божьего Ивана. И не дай бог дожить нам свой век так, как судьба уготовила этому человеку. Тем паче уйти из жизни столь же жутко и несправедливо.

— Согласен, — тяжело вздохнул полковник Жмых. — Вот ведь как оно бывает: и жил человек не грешно, а умер совсем не смешно.

Весь народ, за исключением не по доброй воле трезвенника Афанасьева, выпил и, изрядно оголодав, набросился на нехитрую закуску. А вот Андрей вместо дежурного бутерброда выудил из пачки очередную сигарету и молча отошел к могиле. Заметив его демарш, от компании «гоблинов» отделилась Наталья.

Торопливо нагнав начальника и экс-любовника, она заговорила тревожным сбивчивым полушепотом:

— Андрей, тут такое дело… Наверное, мне следовало сразу тебе рассказать, но за всей этой суматохой всё как-то не было возможности.

— Рассказать что?

Северова покосилась на закусывающих в отдалении коллег и на всякий случай понизила голос уже совсем до шепота:

— В тот день, когда Лисицын приехал за Иваном Демидовичем, покойный… Вернее, тогда еще не покойный… Тьфу, черт!.. Короче, Филиппов буквально огорошил меня одним сообщением. Я сначала не хотела тебе говорить, потому что не поверила. Но теперь вот решила, что…

Мешечко вдруг смерил ее ТАКИМ взглядом, что Наташа, вздрогнув невольно, осеклась.

— Я поначалу тоже не хотел тебе говорить, — Андрей полез в карман и достал стодолларовую бумажку. — Вот, держи.

— Это что? Зачем?

— Сдача. При содействии Анечки удалось сэкономить на священнике. Ребята сказали, твой взнос был самым большим. И я посчитал, что в данном случае для замаливания грехов и ста баксов вполне достаточно.

— Какого замаливания? — пробормотала Северова, бесконечно ошеломленная происходящим.

— Ты ведь у нас всегда относилась к покойному с особым трепетом, не так ли? — нехорошо прищурился Андрей. — Кстати, если не ошибаюсь, о том, что Демидыча повезут в Москву именно девятичасовым поездом, из наших знали только трое — Жмых, ты и я?

— И?… И что же?…

Застигнутая врасплох, Наташа никак не могла сообразить: куда, собственно, клонит Мешок?

— Ничего. Просто информация к размышлению.

И вот теперь до нее наконец дошло.

— Знаете ЧТО, Андрей Иванович?!!

Северова сорвалась на отчаянный крик, и все без исключения «гоблины», как по команде, удивленно уставились на нее. Вернее, на них двоих.

— Что? — сохраняя ледяное спокойствие, спросил Андрей.

— Эти ваши намеки, это… Это… Это самая натуральная подлость! — Из девичьих глаз брызнули слезы. — Я… вы… Да как у вас язык…

— Наташа, не переигрывай!

— ЧТО?!! Да пошел ты!..

Северова кинулась к «маршрутке». Оттолкнув стоящего на пути Тараса, она сунулась в салон, схватила сумочку и, уже во всю рыдая, бросилась прочь. Не предпринимая попыток догнать (всем присутствующим было известно, что в гневе Наташа не просто страшна — она опасна), народ какое-то время смущенно попереглядывался и в конечном итоге вопросительно уставился на Андрея. Дескать: «Шо это было?» В ответ тот лишь невозмутимо пожал плечами и натянул на лицо маску фальшивого недоумения. Мол-де: «Я и сам не понял, чего это с ней?»

Неловкая тишина-пауза затягивалась. И тогда Григорий, почесав в затылке и пробурчав под нос «Не знаю как остальные, а лично я ни хера не понял», — взялся за бутылку, предложив виновато:

— Народ, давайте еще по одной? За Демидыча… И заодно уж… За понимание, что ли…

…После странного инцидента, случившегося между Андреем и Наташей, и без того невеселое настроение «гоблинов» ухудшилось вдвойне. Так что импровизированные поминки скомкано закруглись. Опять же — жизнь всё одно продолжается, а день, между прочим, стоял воскресный. И если для холостяков это не столь критично, то вот для людей семейных может обернуться хлопотно: домочадцы и на буднях-то поедом едят, а тут же выходной!

Как-то так стихийно образовалось, что вся компашка укатила в город на оперативной «маршрутке» и одна только Ольга комфортно очутилась в машине Андрея. То ли это он сам подсуетился, то ли всё вышло случайно, но факт остается фактом: нежданно-негаданно они остались наедине. Так что на фоне душевных терзаний последних дней сейчас Прилепина чувствовала себя не вполне в своей тарелке.