Марина Крамер - Закон ее прошлого Страница 8

– Я, Анечка, не злая, я реалистка. Не обижайся.

– Ох, Жигульская, я перестала обижаться на тебя лет в восемь, когда поняла, что ты никогда не поменяешься. Ладно, куда едем-то?

– В «Балчуг».

– Красиво жить не запретишь.

– Ой, да какая разница, – отмахнулась я. – Отель как отель, зато место удобное. Отлежусь пару дней, приду в себя – и можно квартиру смотреть.

– Кстати, о квартире. Не определилась еще?

– Пока нет. Есть пара вариантов, но хочется не на фотографиях посмотреть, а самой.

– Зря ты на Якиманку не хочешь, – выезжая с парковки, сказала Аннушка. – Там же отличный жилой комплекс, люкс, все дела.

– Можно подумать, ты не понимаешь, почему я не хочу там жить.

– Если так рассуждать, тебе вообще не надо было возвращаться. В Москве кругом места, так или иначе связанные для тебя с Русланом. У тебя даже офис окнами на Кремль выходит – так что же, прикажешь Кукушкину их кирпичами закладывать? Ведь глупо, Варя. Жить надо. Понимаешь – дальше жить. Руслана не вернешь, а ты живая. Ему бы не понравилось.

Это было последней каплей. Я держалась, сколько могла, с того самого момента, когда ступила ногой на трап в Шереметьево. Но сейчас Анькины слова показались мне такими ужасными и такими безоговорочно правдивыми, что я не выдержала и расплакалась, скорчившись на сиденье. Аннушка погладила меня по волосам:

– Ты поплачь, Варенька. Невозможно носить все в себе, это для любого тяжело. Поплачь. Сегодня отдохнем, а завтра я тебя на кладбище свожу – побудешь там, подумаешь, вспомнишь. И все, дальше начнешь жить.

Удивительно, но иногда Аннушка, такая бесхитростная и примитивная, умела вдруг найти именно те слова, которые нужны в данный момент времени и в конкретной ситуации. Этим ценным качеством она пользовалась крайне редко, но всегда к месту. Я обдумала сказанное ею и поняла – а ведь она права. Я вернулась не затем, чтобы страдать и хоронить себя. Я должна жить дальше. Руслан бы это одобрил.

Аннушка осталась у меня в номере. Мы лежали на широкой кровати, между нами стоял поднос с фруктами, а на тумбочке – бутылка шампанского – комплимент от администрации отеля.

– Слушай, Аня, – вспомнила вдруг я. – А ты где Мельникова видела?

– Так он в офис к нам приходил, – блаженно прикрыв глаза, сказала подруга. – Кажется, они с моим новым шефом какие-то приятели.

– Приятели… но ты точно не ошиблась?

– Варь… я его вот как тебя видела. Он меня кофе пить приглашал, да работы много было.

– Про меня… спрашивал? – облизав пересохшие губы, спросила я.

– Первым делом.

– И… что ты ему?..

– А ничего. – Аннушка перевернулась на живот и внимательно посмотрела мне в глаза. – С чего ради я должна ему что-то о тебе говорить, когда ты из-за него чуть с крыши не шагнула?

Это был, пожалуй, самый стыдный эпизод в моей жизни. Не справившись с навалившейся негативной информацией, я действительно едва не шагнула вниз с крыши собственного дома, хорошо еще, что подоспел телохранитель. Удивительно, но обе попытки свести счеты с жизнью были связаны с именем Кирилла Мельникова. Не самый украшающий биографию факт.

– А… как он спросил? Что именно?

– Ты чего, Жигульская? – возмущенно воскликнула Аннушка. – Тебе не все ли равно, а?

– Раз спрашиваю – значит, не все равно.

– О, господи… – закатила глаза Вяземская. – Так и спросил – мол, как там Варька, где, с кем? Я ему и ответила, мол, не твое это, Кирюша, дело. Ты все, что мог, для нее сделал уже. Теперь гуляй потихоньку и лучше в другую сторону, чтоб с Варькой не пересекаться.

Я закрыла глаза, и вот тут мне впервые явилось лицо Кирилла. Я увидела его так явно, что вскрикнула от испуга и села.

– Ты чего? – удивленно уставилась на меня Аннушка.

– Я его увидела только что, – пробормотала я. – Столько лет не видела – и вдруг… я даже забыла, как он выглядит, понимаешь? И только сейчас…

Аннушка подползла ко мне, обняла и зашептала на ухо:

– Варя, перестань. Уж кто-кто, а Мельников вообще не стоит ни твоих нервов, ни твоих слез. Почему такие не самовоспламеняются и не горят заживо, а? Ведь мерзавец, каких поискать! Варька, разве можно простить то, что он сделал?

– А с чего ты решила, что я его простила? Мне не дает покоя его освобождение. Не могу понять, как он вышел. Если по УДО… все равно вроде как рано… не понимаю.

– Думаешь, он тебя искать будет?

– Не сомневаюсь даже, – снова закрывая глаза, сказала я. – Он же мне из колонии каждый месяц написывал. Собственно, и про Невельсона и его истинные мотивы я узнала из такого письма. Хотел, видишь ли, грех с души снять, сам ведь меня подставил. И не отстанет от меня – у него больше нет никого.

Мы легли на кровать лицом в подушки и затихли. Не знаю, о чем думала Аннушка, а мне уже не казалась такой удачной идея вернуться в Москву. Но кто знал, что все так обернется. Отступать я не привыкла, и сейчас тоже не сделаю этого. Попробую жить, делая вид, что никакого Кирилла Мельникова не существует.

Прежде, чем смотреть квартиры, я назначила встречу Кукушкину. Прекрасная погода располагала к прогулкам, и мы договорились пройтись по набережной. Димочка крайне удивил меня, явившись с букетом бледно-розовых тюльпанов. Он немного заматерел за то время, что мы не виделись, стал выглядеть более мужественно и уверенно – сказывалось, видимо, руководство собственной конторой. Мы обнялись, и я пробормотала:

– Кукушкин, ты заставляешь меня проявлять сентиментальность.

– Вам это идет, – улыбнулся Димка, протягивая цветы. – Я очень рад вас видеть.

– Ну что – погуляем и обсудим? – предложила я, беря его под руку.

Мы пошли по набережной, совершенно пустой в этот довольно ранний час. Я вдыхала московский воздух и чувствовала, как ко мне возвращаются силы. Это было то, чего мне так недоставало в тихом французском городке.

– Дима, чтобы не было недопонимания… – начала я, понимая, что он сам не решается заговорить первым. – Я не собираюсь, как и говорила, претендовать на руководство или партнерство. Это честно. Мне не особенно нужны деньги, я хочу просто что-то делать. Считай это капризами богатой вдовы.

Кукушкин посмотрел на меня сверху вниз и улыбнулся:

– Вы вообще не изменились. Что думаете – то и в эфир выдаете.

– А какой смысл юлить? Так всем будет проще. Ты не будешь бояться, что я тебя подсижу, а мне будет спокойнее знать, что ты ничего не опасаешься с моей стороны и ничего не скрываешь. Согласись, в этом есть рациональное зерно.

– Вот это мне в вас всегда и нравилось. Знаете, я после вашего звонка довольно много размышлял на эту тему. Честно скажу – опасался, что вы попробуете опротестовать нашу прежнюю сделку. Но потом понял, что ошибаюсь. Вы не оглядываетесь назад и принятых решений не меняете, так почему в случае со мной что-то должно быть иначе? А ваша работа в конторе только пойдет мне на пользу. Клиенты, то-се… Нет, Варвара Валерьевна, вы сделали мне очень щедрое предложение, отказываться от которого было бы крайне глупо.

– Значит, мы поладим, – улыбнулась я. – Обещаю прислушиваться к твоему мнению.

– Это лишнее, – улыбнулся он в ответ. – Вы и без меня отлично справляетесь с делами, так что это я обещаю не влезать.

– По рукам? – Я протянула ему ладонь, и Кукушкин крепко ее пожал:

– По рукам. Контора начинает работать десятого числа, у вас будет время немного обжиться. Если нужна помощь – обращайтесь, я всегда рад. А сейчас предлагаю пообедать и отметить наше воссоединение.

Мы выходили из ресторана, довольные общением и обедом, и ничего вроде не предвещало неприятностей. Но есть вещи, которые просто не в нашей власти, и уж если что-то должно произойти, то оно произойдет непременно, как ни старайся избежать этого.

Я неловко оступилась на брусчатке тротуара, попав каблуком туфли в выбоину между камней, охнула и присела, схватившись за противно занывшую лодыжку. Кукушкин бросился на помощь, и когда я снова поднялась, то внезапно увидела метрах в пяти от нас… Лайона Невельсона. От ужаса у меня перехватило дыхание, я вцепилась в рукав Димкиного пиджака и зажмурилась, но когда открыла глаза, то увидела лишь спокойно удаляющуюся от нас мужскую фигуру, лишь отдаленно напоминавшую Невельсона. Обозналась. Конечно же, я обозналась, потому что вот этого как раз и не может быть – ему дали слишком много и ни о каком условно-досрочном освобождении речи идти не могло. По его статье это не предусмотрено.

– Что-то случилось?

– Д-да… ногу подвернула, болит, – пожаловалась я, хотя лодыжка уже не беспокоила.

– Может, в травмпункт поедем?

– Ну уж нет! – запротестовала я. – Мне только постельного режима не хватало, дел полно, что ты! Давай посидим немного, и все пройдет.

Мы облюбовали лавочку в одном из дворов на Пятницкой, Димка сбегал в ближайший магазин за мороженым, и мы ели его, радуясь, как дети. Нога моя немного припухла, но я решила, что все пройдет к утру, нужно будет в отеле приложить лед. Димка проводил меня до входа в отель, мы распрощались, договорившись, что десятого числа ровно в девять я буду в офисе, и он откланялся. Я же поднялась в номер, попросила принести лед и улеглась на кровати, обняв подушку. Мне не нравилось то, что происходило со мной сейчас. Все эти призраки из прошлого… но Невельсона я видела настолько отчетливо, что могла поклясться – это был он. Вопреки здравому смыслу. Нужно все-таки проверить, не случилось ли чего за время моего отсутствия и не мог ли господин Невельсон как-то обойти законодательство и выйти из тюрьмы досрочно. Черт возьми, меня окружают сплошные уголовники, неведомо как оказавшиеся на свободе раньше положенного… Заодно можно и про Мельникова справки навести. Имелся у меня знакомый в главном управлении службы исполнения наказаний, нужно завтра же ему позвонить и успокоиться. Когда владеешь информацией – владеешь миром. Почти.