Марина Крамер - Мост в прошлое, или Паутина для Черной вдовы Страница 8

– Спасибо, батя. – Женька вынул из кармана пятисотку и протянул водителю.

– Сдачи нет, – буркнул тот, но Хохлу уже не терпелось избавиться от ставшего ненужным свидетеля, а потому он только махнул рукой и вышел из машины.

Таксист рванул с места так, словно боялся, что пассажир передумает. Женька же, закурив, наблюдал за маневрами водителя джипа. Тому наконец удалось припарковаться, и, выйдя из машины, он направился к подъезду стоявшей напротив парковки пятиэтажки. Хохол медленно двинулся следом, надеясь, что на подъездной двери нет домофона. Ему повезло, дверь была обычная, деревянная. Тихо открыв ее, Женька вошел в полутемный подъезд и замер, прислушиваясь к шагам на лестнице. На цыпочках он поднимался следом и на нижней площадке четвертого этажа замер, отпрянув к стене, – подняв глаза, заметил незнакомца, отпиравшего ключом дверь. «Отлично, братан, теперь я кое-что о тебе знаю», – подумал Хохол, дожидаясь, пока дверь захлопнется. Он поднялся на этаж, внимательно осмотрел замок и подумал, что сюда без проблем можно подобрать отмычку – такой замок он в состоянии открыть даже маникюрной пилочкой. «Надо будет пару дней попасти эту квартирку и этого красавчика. Посмотреть, чем дышит и живет. Может, это мне поможет как-то».

Решив, что на сегодня хватит, Хохол вышел из подъезда и направился в сторону проезжей части – ловить такси и ехать домой, пока не вернулась Машка.

Бристоль

Виктор Иванович Коваль чувствовал себя в Англии неуютно. Эта страна навевала на него непонятную сонливость и оторопь, как будто много дней не спал, а теперь уже просто не можешь. Если бы не просьба Марины побыть с внуком то время, что она проведет в больнице, он ни за что бы не поехал сюда. Но дочь просила – и он не смог отказаться. К тому же возможность провести время с Егором согревала сердце старого журналиста и мирила с вынужденной сменой места. Мальчик очень вырос и изменился за то время, что Виктор Иванович его не видел, и теперь их дни были наполнены разговорами, прогулками и совместным просмотром фильмов и познавательных программ кабельного канала. Егор рос смышленым не по годам, обладал острым, пытливым и каким-то недетским умом, и деду порой непросто давались ответы на его неожиданные вопросы.

– А ты видел моего папу? – спросил мальчик как-то за ужином.

– Конечно – вы же вместе приезжали. – Виктор Иванович грел молоко в микроволновке, чтобы можно было развести в нем ложку меда – лучшее снотворное для ребенка придумать трудно.

– Нет, ты не понял. Я не про Женю спросил, а про папу, – уточнил Егор, и старик вздрогнул.

Он знал, что Марина давно не делала секрета из того, что Евгений мальчику не родной отец, но подобные вопросы все равно ставили его в тупик.

– Я не совсем понял…

– Ну, дед! Ну, что ты со мной, как с маленьким? – в русской речи Егора слышался сильный английский акцент, и это удручало Виктора Ивановича. Он упросил Марину разрешить ему говорить с внуком по-русски, и она согласилась, хотя считала, что это не совсем правильно – мальчик должен говорить на языке той страны, в которой вырос и живет.

– Я с тобой, как с равным, – ровным тоном возразил старик. – Что конкретно ты хочешь от меня?

– Я хочу, чтобы ты рассказал мне про моего папу. Про родного папу, – уточнил Егор, глядя в лицо деду тем самым «фирменным» взглядом, на который была так горазда его мать.

– Если сейчас ты выпьешь молоко, а потом быстро почистишь зубы и приготовишься ко сну, я расскажу тебе все, что тебя интересует.

– Я даже могу помыть посуду! – радостно подпрыгнул Егор, но дед быстро охладил его пыл:

– Нет уж! Вчера ты ухитрился разбить чашку и блюдце, так что лучше уж я сам, а ты пей молоко и занимайся приготовлениями ко сну.

Лондон

В то время как в Бристоле Виктор Иванович разговаривал с внуком, в одной из частных клиник Лондона Марина полусидела в постели и мучилась желанием закурить. Категорический запрет врача выразился в том, что единственную пачку сигарет и зажигалку у нее все-таки забрали, и теперь Коваль физически ощущала, как внутри разливается злость.

«Надо же – я из-за отсутствия сигареты, оказывается, готова убить кого-нибудь», – изумленно думала она про себя, стараясь отвлечься от своего желания. Это удавалось плохо, и она решила пройтись по палате, надеясь, что движение отвлечет от мыслей о сигаретах. Очень хотелось позвонить домой, сыну, но она убеждала себя не делать этого. Марина до сих пор не могла придумать, как объяснить Грегу изменения, произошедшие с ее лицом. Ведь нельзя же сказать ребенку, что его маму могут ненароком узнать, а она этого не то чтобы боится, но… не очень хочет. Да и о предстоящей поездке в Россию рассказывать сыну Марина тоже не собиралась. А ехать нужно – она прекрасно понимала, что никто не сможет утрясти проблему с Бесом, кроме нее.

Она давно решила для себя, что должна поговорить с Бесом и выяснить, наконец, все вопросы. Сколько можно жить под занесенным над головой топором? Марина не очень рассчитывала, что наглый и жадный родственник согласится с ее мирными доводами и пойдет на компромисс, а потому была готова и к более решительным действиям. «Черт подери – я так стремилась забыть все, что умею, так хотела жить спокойно… Но прошлое – оно как гири на ногах, постоянно тянет вниз», – думала она, мерно вышагивая из угла в угол по больничной палате. Картины прошлого уже несколько месяцев мучили ее, являясь в снах и заставляя просыпаться среди ночи от жуткого сердцебиения. Никогда прежде Коваль не испытывала подобного. Когда-то давно она говорила тому же Бесу, что призраки прошлого не являются к ней в кошмарах и не стоят перед глазами немым укором. Как будто сглазила…

Меньше всего на свете ей хотелось затевать какие-то разборки с Гришкой, но и терпеть его нападки и мелкие пакости тоже сил уже не осталось. Можно было, конечно, послушаться Хохла и переехать – благо, денежных трудностей у них не было, но как жить, постоянно бегая из-под одного куста под другой, стараясь скрыться и спрятаться? И так жизнь не совсем легальная, паспорта чужие… А сын растет, ему учиться надо. Нет, с Гришкой нужно решать кардинально…

Сибирь

Хохол лежал на диване в квартире Мышки и с нетерпением ждал ее прихода. За время, что она отсутствовала, Женька успел тихонько влезть в ее ноутбук и покопаться там. Ничего интересного в папках – какие-то тексты, сметы, заявки на участие в конкурсах бального танца, фотографии Алены. Насторожило его другое – при попытке войти в почту он встретил требование ввести логин и пароль. Даже Марина всегда держала почтовый ящик авторизованным, чтобы не мучиться с вводом пароля всякий раз, а Мышка, у которой этих самых ящиков обнаружилось пять штук, выходит, постоянно делала это. Зачем? Есть что скрывать? Видимо, есть. И он, Женька, должен непременно докопаться до сути – иначе потом не простит себе, что чего-то не предпринял.

Он позвонил Митричу – старому своему приятелю, который здорово помог ему в разборках с шантажистом Беса, прислав в Англию своих сыновей-близнецов. Сейчас, в чужом городе, Митрич был нужен как воздух – связи старого вора могли здорово пригодиться.

– Здорово, Хохол, – сразу откликнулся Митрич, словно ждал именно этого звонка.

– Как сам-то, Митрич?

– Скриплю мало-помалу. Дело есть – говори, чего политес разводить. Поди, не про здоровье поговорить звонишь-то.

Хохол рассмеялся:

– Поймал. Дело есть, как не быть… У тебя, случайно, нет спецов, которые в компьютерах волокут?

– Хакеров, что ли? – хмыкнул старик. – Надо будет – найдем. А ты где?

– А вот это проблема, Митрич. Не дома я. – В какой-то момент Женька вдруг заколебался – а стоит ли открывать свое истинное пристанище или попытаться запутать старика, но потом решил, что со стороны Митрича ждать подвоха не стоит, и потому назвал город.

– Эвон куда занесло-то! – удивленно ахнул Митрич и зашелся кашлем. – Тьфу, зараза… Чего это ты в Сибирь-то забрался?

– Да так… – уклонился Женька, не желая посвящать старика в свои личные проблемы. – Ну, так что – поможешь?

– Фартовый ты, Женечка, – после паузы заговорил Митрич, снова тяжело и надсадно кашляя. – Есть человечек аккурат там, где тебе надо. Телефончик сейчас продиктую, пиши. Скажешь – от меня, он все и сделает в лучшем виде.

Хохол встал и направился к небольшому компьютерному столу, на верхней полке которого стоял стакан с карандашами и ручками и валялся блок розовых стикеров. Этот стол, как и компьютер, принадлежали Машиной дочери – сама Мышка уже несколько лет обходилась ноутбуком, исключительно из-за возможности работать на нем полулежа в постели. Аленины предпочтения в цветах выражались не только в розовых стикерах и карандашах – клавиатура и мышь тоже были ярко-розового оттенка. Хмыкнув, Женька взял карандаш и пачку бумажек, записал номер и, поблагодарив старика, попрощался.