Джесси Келлерман - Зной Страница 8

— Я ни разу не видела Карла пьяным, — сказала Глория.

— Может, он ради выпивки в Мексику и покатил.

Глория попыталась возразить, однако Реджи еще не закончил:

— Это, собственно говоря, не имеет большого значения, пока он не покалечит кого-нибудь или его кто-то не покалечит. В той автомобильной катастрофе еще кто-нибудь… пострадал?

— Он мне не сказал. Сказал, что ведет расследование.

Реджи поджал губы:

— Не уверен, что я понимаю смысл этих слов.

Глория взглянула в окно. За ним прогуливался Лос-Анджелес. Обычно забитые автомобилями магистрали перешли во власть легионов людей в темных очках, отчего казалось, будто за окном — уличная ярмарка. Желтоватое тяжкое тепло переливалось через край города, точно землетрясение разорвало какую-то подземную трубу.

— Не очень-то копы мне помогли, — сказала она.

— Мексика, чего ты хочешь.

— Я говорю про полицию Лос-Анджелеса.

Реджи пожал плечами.

— Диспетчер, с которой я разговаривала, упиралась как ослица. А когда я позвонила после полудня — рассказать, что мне удалось выяснить, — то попала на другого копа, такого же упрямого.

— Они не упрямы, Гиги. Просто выполняют свою обычную работу. А это может создавать впечатление упрямства. Особенно в такой день, как нынешний.

— Ладно, а мне что прикажешь делать?

— Ну, если твой парень умер…

— У него есть имя.

Двери кухни распахнулись с негромким «данг», и появилась официантка, одной рукой она несла сразу несколько тарелок. Реджи помахал ей, пальцем нарисовал в воздухе галочку и снова взял Глорию за руку.

— Я понимаю, как тебе тяжело, — сказал он. — Мне очень жаль.

— Спасибо.

— Если захочешь поговорить обо всем, то позвони. Я всегда в твоем распоряжении, Гиги.

Она кивнула.

— Ладно. — Он встал. — Десятки хватит?

Прежде чем уйти, Реджи промокнул парой салфеток лицо, словно втирая в него жидкую косметику. Потом откозырял Глории, и этот жест сказал ей, что он тоже озабочен случившимся — до некоторой степени. Глория ощутила благодарность к нему, не ставшему притворяться таким же расстроенным, как она. В каком-то смысле, после того как все их юридические связи оборвались, они стали людьми более близкими — и куда более честными.

Она сидела над чаем, к которому так и не притронулась.

— Привет, — сказала официантка. И, оторвав счет от висевшей у нее на поясе книжечки, прихлопнула им по столу и удалилась, позвякивая стопкой грязных тарелок.

Глория сказала ей в спину спасибо. Официантка обвела полную сумму счета кружком, приписала сбоку свое имя и пририсовала двусмысленно улыбавшуюся рожицу. Глория проверила правильность сложения — сила привычки. Вместе с налогом и чаевыми ее часть счета составляла около двух пятидесяти, доля Реджи — четырнадцать долларов.

Глава четвертая

Адвоката, услугами которого пользовалась «Каперко» — не так уж, впрочем, и часто, — звали Уэсом Кацем. Ему принадлежал шикарный сумрачный офис на двадцать третьем этаже здания в Сенчури-Сити. Из восточного окна приемной открывался вид на зеленый с золотом простор Беверли-Хиллз и подбиравшиеся к нему гигантские валы смога. Глория побывала здесь все один раз, однако комнату эту помнила отчетливо: Кац предоставил ей тогда массу времени на изучение приемной, продержав Глорию в ожидании полчаса. Стены приемной украшались дипломами и обрамленными газетными вырезками — документами, имевшими отношение главным образом к самому Кацу Лишь некоторые касались его детей: написанные ими колонки школьной газеты и тому подобное. Имелось также извещение о свадьбе Каца и Черил Энн Джексон. Фотографии отсутствовали.

Глории приемная не понравилась.

Ждать ей пришлось и сегодня. Но не пришлось, по крайней мере, сидеть в приемной и читать восхвалявшие Каца бумажки.

— Никто не знает, когда наше здание откроют для доступа, — сказала Черил Энн Кац, принеся Глории стакан воды и усадив ее в не менее шикарной гостиной Каца.

И добавила:

— Сначала они должны провести сейсмическое тестирование.

Глория кивнула. Вот, значит, где он держит семейные фотографии. Здесь были снимки Уэса и его сыновей, носивших, надо полагать, имена Спенсер и Джош. Черил Энн недолгое время была, по-видимому, королевой красоты, во что Глория поверила без какого-либо труда. Семейство любило горные лыжи — по всей гостиной были развешены снимки, сделанные в Вейле и Уистлере, а один, с явно продрогшей овцой на заднем плане, может быть, и в Новой Зеландии.

Глория не понимала, почему Кацы живут в Чевиот-Хиллз, а не в Беверли. Не хотят бросаться в глаза? Или считают, что этот прозаический район — самое подходящее место для их не видавших материнской груди, вскормленных смесями натуральных продуктов детей?

— Мы даже машину из гаража вывести не можем. На подъездную дорожку упало дерево. Живем, как на ферме! — Черил Энн рассмеялась. — Совершенно не могу понять, вы-то как сюда добрались. Где вы оставили машину?

— Я пришла пешком.

— Откуда?

— Из Западного Голливуда.

— М-м, — произнесла Черил Энн. — Путь не близкий.

— Около четырех миль, — сообщила Глория.

— У вас, должно быть… очень крепкие… ноги, — сказала, улыбаясь, Черил Энн и тут же густо покраснела.

Она встала, выпрямилась, точно троянский солдат, и объявила:

— Мистер Кац выйдет через минуту.

После чего удалилась маршевым шагом в глубину квартиры, прочь от неловкости, которую сама же ненароком и создала.

Глория встала, чтобы посмотреть фотографии. Черил Энн в перевязи, на которой значилось: МИСС ВЕСТ-КОВИНА 1988.

«Мистер Кац выйдет через минуту». Автоматизм, с которым она произнесла эту фразу; расторопность, с которой усадила Глорию; белозубая, чрезвычайно белозубая улыбка. Глория нисколько не сомневалась, что жена Уэса Каца была когда-то его секретаршей.

А первая жена у него была? Была. Она маячила на одной любительской фотографии за спиной старшего из сыновей. Как только Черил Энн допустила это? Первая дама смещена, однако портрет ее остался висеть на стене, как обвинение: узурпаторша! Уэст, надо полагать, настоял. «Это мой сын, мы оставим снимок на месте». И Черил Энн согласилась, хоть и без всякой охоты. Когда уводишь чужого мужа, решила Глория, приходится идти на кой-какие уступки.

Она словно смотрела рекламный ролик нового эпизода многосерийного фильма: «„Семейство Кац возвращается!“ Впервые в главной роли Болынегрудая Уифи!»[12]

В городе, где для того, чтобы снять свежий урожай готовых на все юных кобылок, нужно всего лишь дождаться пилотного сезона, банальные измены такого рода — стандартная рабочая процедура. Глория никого осуждать не собиралась. На самом деле хватка Черил Энн Кац, урожденной Джексон, ей даже нравилась: девочка пробилась наверх, вышла за еврея-адвоката и теперь посылает своих мальчиков на учебу в Гарвард-Уэстланд, в Стэнфорд, в юридическую школу, чтобы и они могли жениться на королевах красоты и завести детей, которых будут посылать на учебу в…

Сказать по правде, Глория ей завидовала. Не тому, что Черил приобрела, — от мужчин вроде Каца Глория покрывалась гусиной кожей, — но тому, как она это провернула.

Что со мной? — подумала Глория.

А следом: послушать тебя — тринадцатилетняя девочка.

А следом: ну и что?

Первое впечатление, которое осталось у нее от Карла (за десять лет оно так и не выветрилось): похож на Берта Рейнольдса. Не такой импозантный, конечно. Лишенный присущего Берту выражения мужчины, который-того-и-гляди-заедет-тебе-в-зубы. Но некоторыми чертами Берта он обладал — широкой нижней челюстью, похожими на причесанный лакричник волосами. Изогнутыми от природы бровями, наводившими на мысль, что он постоянно чем-то позабавлен.

Анекдотов он знал больше, чем любой другой ее знакомый. Пересказ анекдотов был у Карла первичной формой общения.

«Когда я перешел в последний класс школы, мне отвели в спортивной раздевалке шкафчик рядом с их главным футбольным нападающим. И через три недели он вдребезги разбил колено. Так меня после этого к спортзалу и близко не подпускали. Другие игроки если и подходили ко мне, то подвесив на шею дольку чеснока».

Она могла сказать: «Мне хотелось бы заглянуть в твой выпускной альбом, посмотреть, что я там найду».

«Тебе лучше остаться в испуганном неведении».

И Карл, загадочно улыбнувшись, менял тему разговора.

Вот так они всегда и беседовали. Глория задавала вопросы, надеясь докопаться до чего-то, но докапывалась лишь до сплошной твердой породы, прикрытой тонким слоем земли.

Ей понадобилось время, чтобы понять: шуточками он отделывается потому, что откровенные разговоры даются ему с трудом. Несмотря на его внешность, Карл был — как и она — человеком болезненно замкнутым. Она научилась изображать шутливую любезность, не выставляя себя всем напоказ; стратегия Карла состояла в том, чтобы скрывать неловкость за дымовой завесой остроумия.