Александр Гуров - Исповедь «вора в законе» Страница 8

— Еще бы. Сердце с кинжалом обозначает, что ты — «вор в законе». Если честно — не ожидал. Выходит, почти свои.

Парень подошел ко мне, подал руку:

— Леха…

И добавил:

— Таких — уважаю, хотя мы у вас и не котируемся. Тебя как?

— Валентин.

Я протянул ему пачку сигарет.

— Закуривай.

Толстяк, который заканчивал свой туалет, посмотрел на меня с признательностью. Потом подошел к нам и подал пухлую женскую ручку мне и, мгновенье поколебавшись, Лехе.

Жизнь в ИВС постепенно налаживалась.

…После обеда меня вызвали к следователю.

— Как устроились, Валентин Петрович? Не обижают? — спросил он, стараясь, как видно, завоевать больше доверия.

«Стреляного воробья на мякине не проведешь», — подумал я, не удосужив его ответом.

— Сегодня вот выкроил пару-тройку часов, вас послушать, — продолжал он, ничуть не смущенный моим молчанием. — Не скрою, мотив у меня в данном случае почти корыстный. Учусь в аспирантуре, готовлю диссертацию.

Значит, не докопались, — подумал я. — Иначе — не стал бы он с этого начинать. А если все же возьмут Сизого. Неужто он меня и здесь подставит? Не побоится сходняка?..

Выходит, нет пока у меня оснований сомневаться в искренности следователя, принимать позу обиженного. Вывод — надо ответить ему взаимностью.

— Стало быть, наука спустилась, наконец, с небес, коснувшись грехов наших тяжких, — отреагировал, наконец я.

— Представьте себе, Валентин Петрович, — снизошла, — улыбнулся следователь. — И тема моих научных занятий — самая что ни на есть земная. Организованная преступность. То, что, на западный манер, называется мафией.

— Мафия? А разве у нас она есть?.. Вам, конечно, видней, вы человек ученый. Но вот что хочу сказать. В бытность на воле — перед тем как в последний раз залететь — о мафии я понятия не имел. В колонии кое-что слышал от «новых»: будто писали об этом в газетах, но, мол, все это — треп. Может, и вправду раздувают? Не доросли мы до Запада. Это у них там, рассказывают, все четко снизу доверху поставлено, одно руководство. И в правительстве — своя рука.

Прежде чем мне ответить, следователь достал из стола пачку сигарет. Закурили.

— Наука, Валентин Петрович, обязана прежде всего опираться на факты. А таких фактов, подтверждающих, что организованная преступность — это уже реальность, накопилось у нас предостаточно… Хотя, не скрою, и среди ученых немало таких, что, подобно вам, пытаются отрицать ее существование. Разумеется, куда удобнее судить обо всем с привычных, накатанных позиций. Иначе ведь придется пересматривать свои взгляды, вносить коррективы. А зачем, имея ученую степень, имя, усложнять себе жизнь? Куда проще, давя авторитетом, на каждом перекрестке публично заявлять: нет у нас организованной преступности и не может быть, потому что нет почвы… Я вас, наверно, утомил, Валентин Петрович?

— Нет, нет, все это мне в новинку и очень даже интересно. Что получается? Считаюсь вроде профессионалом, «вором в законе», а о таких вещах узнаю от следователя. И еще хочу спросить: коли в блатном нашем мире все так круто переменилось, интересно ли будет вам слушать мой рассказ? Как я понял, теперь это уже вчерашний день.

— Не делайте, Валентин Петрович, поспешных выводов. В том-то вся и штука, что нынешняя организованная преступность не просто многое взяла у вас, «старых» воров, но и, насколько я знаю, успешно под вас маскируется. Это, так сказать, лапотная российская разновидность «воров в законе»… Вы ведь прекрасно знаете, что такое воровская сходка. Так вот, если у вас на сходки, пусть даже крупные, собирались обычно воры из одного города, скажем, московские, краснодарские, то теперь съезжается на них «братва» со всей страны. А это уже признак того, что существует сообщество. Доводилось мне видеть и обращения, адресованные всем ворам.

— Любопытно все это, гражданин следователь. И по какой же такой статье вы им шьете подобные сходнячки? Я вот в пятьдесят седьмом присутствовал на всесоюзной сходке в Сокольниках, и нас там даже уголовный розыск охранял. Помню, тогда в Москве не было краж аж целых три дня…

— В том-то и дело, что статьи, которая предусматривала бы наказание за создание преступных организаций, в законе до сих пор нет. В кодексе двадцать шестого года она была, а сейчас, когда факт, что называется, налицо, — законодатель упорствует.

— Трудно вам, как я вижу, приходится. За сложное дело взялись.

— Не привыкать — повоюем. Ну вот, а теперь, Валентин Петрович, я готов слушать вас. Рассказывайте обо всем, что считаете важным и интересным. И все-таки я прошу, постарайтесь больше внимания уделить воровским обычаям, традициям, правилам. Был, к примеру, в вашей среде закон: не предавать друг друга под страхом смерти.

«К чему это он клонит? — подумал я. — Ох, хитер». Однако сделал вид, что все нормально.

— Почему был? — спрашиваю. — «Новые» его, по-моему, не отменяли. Это ведь со времен Ваньки Каина идет, читали, наверно, у Максимова о каторжанах. Без этого никак нельзя. Ведь вы друг на друга тоже не капаете начальству.

— На словах, — следователь хитровато улыбнулся. — Ну, об этом мы как-нибудь после поговорим и, если угодно, обменяемся мнениями. А теперь, Валентин Петрович, давайте заварим с вами чайку покрепче, правда, не конвойного, без коньяка. У меня, кстати, и бутерброды есть. И я готов слушать…

— Только скажу заранее, чтобы это не было неприятным сюрпризом, — продолжал он. — Считать вас полностью невиновным у меня пока нет оснований. Те косвенные улики, которые я вам прошлый раз перечислил, — вот так, запросто, не откинешь. А потому я вынужден обратиться к прокурору за санкцией на ваш арест. Понимаю, в следственном изоляторе беспокойно, не то что в ИВС, но ничего не могу поделать. Служба…

Он вышел из-за стола, налил в электрический чайник воду из графина, подключил шнур к розетке. Из сейфа достал завернутые в газету бутерброды с сыром и колбасой, сахар, начатую пачку «индийского».

— Тут у нас, Валентин Петрович, прослышав, что вас задержали, кое-кто, может, и обрадовался. Еще бы, есть возможность списать на счет вора-рецидивиста пару-тройку нераскрытых квартирных краж. Ему, дескать, и так сидеть. Из некоторых голов такое, к сожалению, не выветрилось.

Я не счел нужным что-либо ответить, лишь пожал плечами.

Следователь насыпал в стакан заварку: себе — одну, мне — две ложки. «Достаточно?» — Я кивнул.

— Ну так вот. Я этим друзьям ясно дал понять: не то нынче время, чтобы на человека напраслину вешать.

— Да я, гражданин следователь, «скачков» не лепил сроду.

— Это одно. А во-вторых, я им пояснил, по срокам никак не вяжется. Все эти кражи совершены до вашего возвращения, что подтверждается документами. Товарищи на нечестную игру рассчитывали, но тут я им не помощник.

И хотя привычка ко всему относиться с подозрением заставляет меня всегда быть начеку, прямота и откровенность следователя, который не побоялся при мне, воре, фактически обвинить в бесчестии своих коллег по службе, приятно удивили. Я как-то сразу еще больше его зауважал.

Чайник закипел. Наполнив стаканы кипятком, следователь накрыл каждый из них плотным листочком бумаги и, чтобы края не загибались, положил сверху чайные ложечки. Красноватый напиток быстро густел, чаинки, одна за другой, опускались на дно. Для «чифира», конечно, слабо, но и такое пить — одно удовольствие.

— Ну вот, я весь внимание, теперь буду только слушать, — сказал следователь, подвигая мне бутерброды.

Залпом выпил стакан ароматного чая. Дожевал бутерброд с толстым, отрезанным по-мужски, куском сыра.

— Гражданин следователь, если вы разрешите, начну я не с того, какие у нас были законы, обычаи, а расскажу все так, как сложилось у меня в голове. Вы себе даже не представляете, сколько за годы отсидки человек всего передумает и переварит в своей голове. Иной раз так и тянет изложить все это на бумаге. Может, вышло б не хуже, чем у Достоевского в «Записках из мертвого дома». Да где там — ни условий, ни силы воли…

— Я вас понимаю, Валентин Петрович. — Конечно, рассказывайте, как вам хочется. А над выводами вместе подумаем — была бы пища для размышлений.

В тот день я успел рассказать следователю не только о своем детстве и о первом «рывке», но и о том, как, став ворами, мы вместе с Костей ездили из Москвы на родину навещать родных…

Исповедь. На побывку к матери

Сегодня, как решено было накануне, мы с Костей и Лидой едем к себе на родину. Валентин и его подруга с утра сходили на базар, принесли полные сумки снеди. Подозвав меня, Король таинственно извлек из кармана пиджака две шоколадки и большое антоновское яблоко:

— Держи, тезка, это тебе.

Шоколадки я положил в свой карман (отвезу матери!), а яблоко стал с наслаждением есть. Король в это время наставлял Лиду, как ей себя вести, когда придет к нам. Сказал, чтобы со всеми была вежлива и тактична. Тут же придумал для нее легенду — как она меня встретила и почему оказалась «добренькой» девушкой.