Чингиз Абдуллаев - Повествование неудачника Страница 8

– Не нужно о деньгах, – оглянулся по сторонам Рашковский.

– А еще говоришь, что моя подозрительность выглядит смешной, – улыбнулся Кудлин. – В общем, не беспокойся, я все продумал. Первый посланец будет направлен к марокканцам, и о нем будем знать только мы двое и человек, который с ним будет разговаривать. Этого человека мы тоже должны выбрать и проинструктировать. Затем – два других посланца. Ими может стать кто угодно, даже обычные туристы. Находим двоих подходящих людей, которым оплачиваем недельный отдых в Барселоне, и отправляем разными самолетами в Испанию, а заодно устанавливаем за ними наблюдение. Таким образом, все и выясним.

– Ты только не учел, что в Интерполе тоже сидят не дураки. А если они вычислят нашу игру? Им ведь не нужны наши посланцы, им нужен марокканский товар. Тем более что ни один из прежних «гостей» никаких показаний давать не намерен. Значит, нужно задержать с поличным. Я бы устроил им «театральный сезон»…

– В каком смысле?

– Нужно купить несколько мешков сахара и попросить привезти нашего возможного связного к условленному месту, чтобы он проверил качество этого сахара. Представляю лица сотрудников Интерпола, когда они поймут, как именно их обманули. Еще ни одного человека не арестовывали за покупку нескольких мешков сахара.

– Хочешь разозлить Интерпол?

– Хочу, – кивнул Кудлин. – Не люблю проигрывать. Попытаюсь взять реванш хотя бы таким необычным способом.

– Действуй, – согласился Рашковский, – и учти, что я через два дня улетаю к Оксане в Лондон. – Оксана Савчук была его второй женой.

– Она давно там?

– Уже неделю, как раз в среду улетела. А до этого приезжала к нам месяца два назад.

– Два месяца назад, – повторил Кудлин, несколько растерянно глядя на своего собеседника.

– Да, два месяца… – Вдруг Рашковский увидел выражение лица своего советника и осекся: – О чем ты подумал?

– Да, – кивнул Кудлин, – и ты тоже об этом подумал.

– С ума сошел, – неуверенно пробормотал Рашковский, – совсем чокнулся от своей шизофренической подозрительности.

– Два месяца назад, – упрямо повторил Кудлин, – мы как раз планировали отъезд Реваза. А две недели назад говорили об отправке Леонаса.

Рашковский замер. Он протянул руку, взял рюмку с коньяком, залпом выпил и неожиданно закашлялся. Кудлин поднялся и несколько раз хлопнул своего патрона по спине. Собака тут же вскочила и зарычала на гостя, осмелившегося ударить ее хозяина. Рашковский сделал ей знак рукой, чтобы она успокоилась.

– Ненавижу тебя, – наконец выдавил он, обращаясь к гостю. – Скоро начнем подозревать наших детей и даже наших собак. Ты считаешь, что на нее надели «жучок», чтобы слушать наши разговоры?

– Очень может быть, – меланхолично заметил Кудлин, усаживаясь на свое место.

– Хватит! – резко проговорил Рашковский. – Давай на этом закончим. Я доверяю своей жене, к тому же никогда не посвящаю в свои дела. И ты об этом прекрасно знаешь.

– Но она могла слышать…

– И побежала с заявлением в ФСБ? Зачем мне тогда такая сука в собственном доме? Не-ужели ты действительно думаешь, что Оксана могла это сделать! Она ведь неглупая женщина и знает, что я не ангел; но сдавать своего мужа, отца своего сына, на котором держится ее благосостояние и обеспеченная жизнь, по меньшей мере глупо. Тебе так не кажется?

– Предают только свои, – протянул Кудлин, – ты ведь тоже об этом всегда напоминаешь.

– Но не в этом случае, – отрезал Рашковский. – Давай заканчивать эту глупую дискуссию. Если все сделаем правильно, то уже через несколько дней будем точно знать, кто нас сдает и кому мы должны быть благодарны за эти «подарки».

– Узнаем, – пообещал Кудлин. – Остается только уточнить, кто будет беседовать с нашим «попкой».

– Ты сначала найди его, а потом мы найдем и нашего человека, – добродушно произнес Рашковский, поглаживая собаку. Она действовала на него благотворно. Было заметно, что и ей нравится его ласка.

– Это важный вопрос, – возразил Кудлин. – Должен быть человек, которому мы верим на все сто процентов. Чтобы, в случае ареста нашего «попки», он наверняка нас не выдал.

– Где я тебе найду человека, которому могу верить на сто процентов, – поинтересовался Рашковский, – если мы друг другу не верим на сто процентов? А еще ты готов подозревать даже мою супругу.

Кудлин оглянулся, словно опасаясь, что его услышат, и тихо проговорил:

– У меня есть одна кандидатура.

– Интересно, – неприятно поразился Рашковский. – Значит, ты знаешь человека, которому я могу доверять на сто процентов? И этот человек не ты, не моя жена и наверняка не мой сын. Может, тогда поделишься секретом, кто это такой? Кому я могу так верить? И кто в случае ареста будет молчать на допросах и не выдаст меня ни при каких обстоятельствах? Не-ужели у тебя действительно есть такая кандидатура?

– Есть, – сказал Кудлин. – Твой начальник охраны. Акпер Иманов.

Рашковский молча налил себе еще одну рюмку коньяка и медленно выпил.

– Красиво, – наконец изрек он, – очень красиво. Я об этом даже не думал. Конечно, Иманов – подходящая кандидатура. Меня он не выдаст, и я ему почти абсолютно доверяю. Доверяю не только свою жизнь, но и жизни моих близких. Очень неплохо. Только учти, что, если твоего «попку-дурака» арестуют, потом возьмут Иманова, все подозрения все равно падут на меня. Он ведь мой начальник охраны.

– Это необязательно. Он занимался своими делишками, не ставя нас в известность, – возразил Кудлин, – просто подвел тебя, воспользовавшись твоим доверием и хорошим к нему отношением.

– Ты что, ревнуешь его ко мне?

– Надеюсь, что нет, не мой уровень. Просто излагаю возможное развитие ситуации. Если его арестуют, ты всегда можешь от него отречься.

– Послушай, Леонид, у тебя есть совесть? – ошеломленно спросил Рашковский.

– Я предлагаю свой план, чтобы спасти твою задницу, – разозлился Кудлин, – а ты читаешь мне моральные сентенции.

Собака подняла голову и громко залаяла.

– Успокойся, успокойся, – снова погладил ее Рашковский. – Ладно, – уже примирительно сказал он, – делай, что хочешь. Сам и будешь отвечать за свой дикий план.

– Договорились. – Кудлин поднялся, поправляя галстук и застегивая верхнюю пуговицу. – Я тебе позвоню, как только отыщу нужного «попку». Сразу позвоню, чтобы тебя обрадовать.

Он ушел, а Рашковский еще долго сидел в одиночестве, размышляя над этой беседой. Его беспокойство постепенно передавалось собаке, которая вскочила и начала бегать кругами вокруг его кресла.

Глава 5

Вы помните, как все началось? В мае восемьдесят девятого, когда открылся первый съезд народных депутатов. Вся страна не работала, а смотрела это дурацкое шоу с участием первых лиц государства. Там были и свои «солисты». Горбачев, Лукьянов, Нишанов с его смешным русским – с одной стороны, и Сахаров, Ельцин, Собчак – с другой. Этот театр был самым занимательным зрелищем эпохи распада нашей прежней страны. Именно с него и начался обший разброд и бардак. Ну, разве будут уважать первого человека в государстве, если на весь мир показывают, как с ним спорят, третируют его, оскорбляют, обвиняют, издеваются, смеются, забавляются, унижают. Конечно, Горбачев сам породил эту ситуацию. Но когда понял, что происходит, было уже поздно. Джинн вырвался из бутылки, и загнать его обратно не было никакой возможности. Это ведь были, в большинстве своем, люди с рабской психологией, считавшие, что вождь всегда прав. Сталин тридцать лет бил народ мордой об стол, чтобы научить уважать вождей. Потом дурака Хрущева десять лет боялись снять – все еще сохранялся пиетет перед первым лицом. Ну а потом умирающие друг за другом старики докончили и культ вождя, и нашу страну. Три смерти за три года – это был явный перебор для такой большой страны. Затем появился Горбачев и «разрешил лаять». Вот на него и накинулись всей стаей, каждый упражнялся в остроумии.

Ельцин и его сотоварищи методично били по государству и партии, им помогали прибалтийские и грузинские депутаты. Становилось понятно, что мы обречены. Эта общая говорильня постепенно всем просто надоела. Народных депутатов справедливо считали не очень серьезными людьми, обычными демагогами, авантюристами, аферистами и болтунами. В общем, больше половины из них действительно были популистами и аферистами, но об этом многие узнавали гораздо позже.

У нас на заводе тоже проходили митинги в защиту Ельцина и его единомышленников. Я старался держаться подальше от этой многоголосой толпы, стараясь не влезать в политику.

Уже в девяностом у нас снова начались митинги и забастовки. Разыгралась инфляция, и на наши нищенские зарплаты уже невозможно было существовать. И тут я встретил Ольгу. Мне было уже под тридцать, ей двадцать три. Почти идеальное соотношение – мужчина старше своей подруги на семь лет. Мы встретились у знакомых, куда меня пригласила моя прежняя подружка Варвара. Я сразу обратил внимание на Ольгу. Тихая, скромная, спокойная, она сидела в углу на диване и листала альбом по изобразительному искусству. Одухотворенное лицо, светлые волосы, внимательный взгляд, очки. Значит, еще и интеллигентная девушка, подумал я, увидев, как она просматривает книгу. Немного позже выяснилось, что Ольга действительно искусствовед и занимается художниками эпохи Возрождения. Вот такой винегрет. Мне она сразу приглянулась, слишком уж отличалась от моих прежних подружек, заводских девочек, охотно хохочущих над сальными шутками парней.