Екатерина Островская - Украденные воспоминания Страница 8

— Подальше отсюда.

Шофер глянул на высокие кирпичные стены тюрьмы и кивнул:

— Понятно.

Неву переезжали долго — на мосту выстроилась пробка. Машины стояли вплотную, прижавшись боками так тесно, что невозможно было приоткрыть дверь. Марина Степановна смотрела на серую поверхность воды, в которой блестело отраженное оранжевое солнце. «Как было бы просто, — подумалось вдруг, — перелезть через перила и прыгнуть, все сразу будет кончено». И она испугалась этих своих мыслей. Зачем ей умирать? Почему сознание толкает ее на гибель? Ведь все и так кончилось! Теперь надо жить только ради Лизоньки. Деньги есть, можно нанять хорошего, пусть дорогого, адвоката, отдать ему столько, сколько потребует. Возможно, дадут условный срок. А потом можно будет найти работу, пусть не такую денежную, как в проклятом фонде, но спокойную. Домой, домой, домой! Соседка ведь не может быть возле Лизы постоянно…

Остановились на улице, Марина Степановна не стала просить водителя въезжать во двор, решив хоть пару десятков метров пройти пешком. Рассчиталась, не торгуясь, и вышла. Обогнула угол здания, увидела двор, в который никогда не попадало солнце, ускорила шаги. До крыльца оставалось несколько шагов, когда она… не услышала, а скорее ощутила: опасность дыхнула ей в спину. Марина Степановна хотела обернуться и тут почувствовала, как чья-то рука рванула ремень сумочки, переброшенный через плечо. Инстинктивно вцепилась в этот ремешок, и ее развернули на месте.

Совсем близко стояли двое парней с холодными глазами.

— Отдай сумку, тетка, — шепнул один.

От него пахло одеколоном, его щеки были гладко выбриты. «Неужели грабитель? — пронеслась мысль. — Совсем не похож».

— Не отдам, — прошептала она, — там все равно ничего нет.

— Воля твоя, — ответил парень. Бросил быстрый взгляд по сторонам. — Чисто.

Второй отдернул рукав куртки. Марина Степановна опустила глаза и увидела в его руке лезвие. Она не успела ничего сказать, крикнуть или позвать на помощь — резкая боль пронзила сердце. Ноги обмякли, и мгновенно приблизился асфальт. Ударилась о землю щекой и даже не почувствовала удара. Последнее, что она увидела: падающая перед ее лицом и рассыпающаяся косметика, мелочь, ключи от дома, мобильный телефон — все, что было, то и вывалилось из перевернутой сумочки. От удара об асфальт крышка мобильника отскочила и улетела куда-то туда, где еще дышал сумерками осенний вечер. А Марина Степановна провалилась в ночь.

Глава 4

Наташа не слышала прежде, что у Джона есть загородный дом. Правда, он назвал его «нашим домом», но интересно, почему не вспоминал о нем раньше? Вечером решили съездить туда. Джон сам сел за руль, и Наташа удивилась тому, как муж классно водит машину.

— Год назад я купил участок земли возле Асберри-Парка. Прямо на берегу океана. Заказал проект благоустройства. Дом достроили пару месяцев назад, мне прислали видео и фотографии, мебель и бытовая техника уже стоят там, где и должны. А на территории до сих пор возятся, хотя там всего четыре акра… и требуется всего-навсего проложить дорожки, поставить фонари, оборудовать бассейн, привезти песок для пляжа. Ах да, еще надо взрослые пальмы посадить.

— Пальмы? — изумилась Наташа. — Разве они тут растут?

— Если очень захотеть, — улыбнулся Джон. — Вообще-то Нью-Йорк расположен на широте Стамбула, но зимы здесь, конечно, похолоднее, поэтому необходимо устроить дренаж, проложить под землей трубы с горячей водой. Но ты же понимаешь, как работают мексиканцы: пока за ними наблюдаешь, как-то копошатся, а стоит отвернуться — стройка замирает. Когда мы прилетели, я позвонил и предупредил, что через пару часов подъеду принимать работу. Конечно, никуда я не собирался, но они поверили. Вечером перезвонили и сообщили, что теннисный корт готов.

Джон, конечно, разыграл ее. А может, и сам не знал, что все благоустройство территории почти закончено: и мощенные плиткой дорожки, и чугунные фонари, и бассейн с изумрудной водой и подсветкой. Даже пальмы уже качали своими длинными широкими листьями. Несколько загорелых до черноты парней в выцветших майках стояли на высокой ограде, сложенной из речного булыжника, и устанавливали на ней металлическую решетку с остроконечными прутьями.

Мистер Хадсон вышел из машины. Мексиканцы тут же ускорили темп движений.

Джон проверил, как открываются и закрываются створки ворот. Рабочие заметили, что хозяин не наблюдает за ними, и присели на корточки.

— Буэнос диас, амигос. Квандо акабен эль трабахо? — не оборачиваясь к ним, произнес мистер Хадсон.

— Работа да. Мы завтра твоя забора сделать, — на языке, слегка напоминающем английский, ответил один из парней.

Джон направился к дому. Наташа, взяв его под руку, шла рядом, чувствуя спиной, что ее поедают глазами размякшие от жары мексиканцы. Джон открыл дверь, пропуская внутрь жену. Та вошла, посмотрела вокруг и обомлела от открывшегося взору простора. Пол огромного зала был выложен белой и черной мраморной плиткой, посередине его низкий фонтан с классической девушкой, разбившей кувшин. Тут и там стояли пальмы в кадках, белые кожаные диваны и кресла, а к одной из стен был придвинут белый же рояль. Наташа подошла, подняла крышку и пробежалась по клавишам. Потом обернулась к мужу, который смотрел на нее пораженный.

— Где-то так…

— Что это было? — удивился мистер Хадсон. — «Караван»? С ума сойти, русская женщина запросто играет Эллингтона.

Он подошел и плюхнулся в кресло. Вытянул ноги и повторил:

— С ума сойти! Кому и рассказать, никто не поверит.

А Наташа была поражена домом.

— Во сколько тебе все это обошлось? — обвела она рукой пространство.

— Надо подсчитать, — ответил мистер Хадсон. — За землю, за дом, за мебель, за бассейн и благоустройство территории я платил разным фирмам. Всего около семи миллионов. Может, чуть больше.

Он резко поднялся.

— Пойдем осмотрим весь дом. Я и сам здесь впервые.

Более получаса они ходили по комнатам и даже спустились в подвал, где был оборудован винный погреб с пока еще пустыми полочками для бутылок. Мистер Хадсон осматривал все очень внимательно, словно искал, к чему можно придраться. Но придраться было не к чему. Наташа тоже с интересом смотрела вокруг себя, трогала обивку мебели, садилась на диваны, заглянула даже в огромный двухстворчатый холодильник с зеркальными дверцами, оказавшийся, естественно, пустым. Также проверила выключатели. Свет загорался, но насколько ярко, было невозможно понять: за окнами сиял день. Потом она вышла на балкон комнаты, которая, по уверению Джона, предназначалась для нее. Стояла и смотрела на большой квадрат белого песка на берегу — домашний пляж, на бассейн, в котором купалось солнце, на океан, на белые барашки волн и на чаек, качающихся на воде… Глянув вниз через перила, Наташа увидела Джона, разговаривающего по телефону. И вдруг подумала — кто он ей? Конечно же, муж. Но ведь не в полном смысле этого слова. Тогда кто? Она его не любит. Уважает? Возможно. Они прекрасно ладят, легко сходятся во мнениях, но лишь потому, что не в ее привычках возражать старшим, а мистер Хадсон старше на шестнадцать лет. Друзьями их назвать тоже сложно, ведь у друзей не должно быть тайн друг от друга, а она знает не много о нем. Разве что его главную тайну. Но здесь это не считается пороком. Джон мало говорит с ней о своих делах, и даже о нынешнем положении дел в фонде Наташа знает только с его слов: счета арестованы, люди задержаны… Ужасно, конечно, но глава фирмы пытается помочь сотрудникам. Она тоже готова, вот только что делать, не ведает… Остается только слушать мужа и действовать с ним заодно, значит, они единомышленники, а это, пожалуй, больше, чем дружба.

Наташа спустилась вниз, вышла на крыльцо. К ней подошел Джон, обнял ее за плечи и предложил:

— Давай переночуем здесь. Надо же обживать наш дом. А потом ты, если, конечно, есть желание, останешься здесь. У меня дела в Нью-Йорке, а тратить на дорогу по три-четыре часа ежедневно что-то не хочется. Но если ты…

— Я останусь, — кивнула она. — Но только и мне хочется работать. Скажи, что надо сделать, чтобы помочь фонду и людям?

— Поговорим чуть позже.

Джон посмотрел на океан, продолжая держать руку на плечах жены. Потом привлек Наташу к себе и поцеловал.

— Вчера вечером из тюрьмы выпустили Марину Степановну…

— Это же здорово! — обрадовалась Наташа. — Это уже маленькая победа…

— Не совсем, — вздохнул мистер Хадсон. — На нее напали возле дома. Забрали все деньги, вырвали сережки из ушей…

Он перевел дух и совсем тихо произнес:

— Ее убили.

Теперь Наташа жила в новом доме. Жила не одна, если считать приходящую горничную, которую нанял Джон, и постоянного охранника, который переехал сюда на пару недель, пока не подключат сигнализацию. На территории еще работали несколько мексиканцев, непонятно что делающих, так что одинокой себя Наташа не должна была чувствовать. Иногда по вечерам приезжал Джон и обычно с гостем — то с другом по Колумбийскому университету, то с конгрессменом от штата Северная Каролина, то с телевизионным оператором и корреспондентом канала «Америка тудей». Последние взяли у Наташи полутораминутное интервью, и она произнесла перед камерой текст, составленный Джоном, — в утреннем выпуске деловых новостей должны были показать сюжет об инвестиционном фонде «Рашен райз».