Аркадий Вайнер - Райский сад дьявола Страница 8

Дремота Лекаря была зыбкой, прозрачной, будто сладко закумарило от первого косяка, от жадной утренней затяжки дурью. Мир плавно раскачивался вокруг, и невнятно-ватно гудело в ушах – ва-ава-ва-ава. Как в бане.

Но закрашенную стеклянную дверь из таможни в зал ожидания Лекарь ни на секунду не выпускал из прицела полусмеженных век. Сейчас пассажиры московского рейса со своими жуткими баулами закупорят выход. Лекарь подумал, что огромный багаж – верная примета нищеты, богатые двигаются по миру налегке.

Было душно, кондиционер задыхался – не мог разогнать спертый пар, потный жар возбужденных встречающих. Господи, как они противно галдели! Лекарь испытывал к ним ненависть, тягостную и неукротимую, как подступающая рвота.

Совки проклятые! Были, есть и пребудут вонючими совками!

Распахнулась дверь, оттуда вынырнула женщина, увешанная сумками, и тотчас над ухом Лекаря пронзительно заголосили:

– О-о, Маня! Смотрите, это же Маня!…

Ага, пошел аэрофлотовский рейс. Лекарь встал, подтянул ногой из-за кресла кейс и подался ближе к стеклянным дверям. Оттуда появились несколько накрахмаленных, выутюженных мужичков без возраста с неразличимыми лицами швейцаров – первый класс. Новые советские буржуа шли уверенно, брезгливо разгребая толпу, они всем своим видом демонстрировали, что они здесь не впервой, что им здесь привычно, что они не чета этой вопящей, суетливой эмигрантской и «пылесосно-гостевой» шантрапе, что это их встречают шофера лимузинов в форменных мундирах и фуражках с галуном. «Мы, командиры молодого российского бизнеса, вам не компания», – было написано на их серых ряжках, слегка отекших с недосыпа и многочасового пьянства на самолетную халяву.

«Врете вы все! – злобно, обиженно подумал Лекарь. – Здесь врете и там, у себя, врете, никакие вы не капиталисты, торговцы паром. Ваши дела тут – проверить на счетах деньжата, из отчизны сплавленные, неделю покайфовать в „Шератоне“ и пошарить в дорогих магазинах на Манхэттене, воришки долбаные!»

Лекарь стоял, опершись спиной о стойку сервис-бюро, и внимательно следил за входными дверями, откуда должен был вынырнуть курьер. Конечно, здесь таможня смешная – не наша тюремная «шмональня». Но все-таки… Ничего-ничего, все будет в порядке. Если на той стороне они так ловко проходят досмотр, Бог даст, и здесь ничего не случится.

И все равно нервничал. Там, на другом берегу, в Москве, что-то не получилось, не сложилось. Бастанян все изменил. Позвонил из Москвы и сказал, что приедет другой курьер…

– Простите, сэр! Вы здесь мешаете людям… отодвиньтесь немного…

Лекарь обернулся – диспетчер сервис-бюро, красивая длинная негритянка, небрежно помахивала своей розовой обезьяньей ладошкой – мол, отвали в сторонку, не маячь здесь, не заслоняй видимость.

«Грязная черная сука! – сердечно вздохнув, подумал Лекарь. – Хорошо бы вас всех, подлюг, переселить в Руанду, или в Эфиопию, или в Сомали. Отсюда – вон, во всяком случае».

Негров Лекарь не любил – ленивые животные. Ему и латиносы не сильно нравились – придурки суетливые. Противнее их были только чисто белые исконные американцы, гадины корыстно-высокомерные.

«А кого ты вообще любишь? – закричала вчера, забилась в истерике Эмма. – У тебя вместо сердца – гнойный нарыв!…»

– Витечка, Витечка! Привет, дорогой! – Через круговерть встречающих, носильщиков с тачками, пассажиров, водителей лимузинов, величественных, как адмиралы, через поток чемоданов, картонок, коробок, собачонок и багажных тележек, через все это плотное месиво распаренных, возбужденных людей к нему проталкивался Сенька Лаксман, аферист, кусошник, врун и прихлебатель по прозвищу Дрист.

– Хай, Витечка! – Лаксман уже лез к нему с объятиями. Принесла его, халявщика, нечистая сила!

Дрист был одет фасонисто – в грязную, некогда белую бейсбольную шапку с надписью «Кено», разорванную под мышкой гавайскую рубаху и запальные джинсы с отвисшей мотней.

– Стой спокойно, – охладил восторг встречи Лекарь и отпихнул его взглядом, как встречным ударом в печень.

Иждивенца хамством не остановишь, у него профессия такая, оскорбления терпеть обязан.

– Витечка, дай сигаретку! Будь другом!

Лекарь, стиснув зубы, протянул ему пачку «Мальборо» и Сенька Дрист профессионально ловко мгновенно выхватил из пачки две сигареты. Одну заложил за ухо, у другой оторвал фильтр, бросил на пол, чиркнул зажигалкой, жадно затянулся.

– Ой, спасибо тебе, браток! А то свои я забыл в машине…

Лекарь приподнял тяжелые веки, косо глянул на мятого, будто вынутого из мусорной корзины, Сеньку.

– У нас говорили – «забыл деньги на рояле, а рояль в форточку унесли». Врешь ты все. Нет у тебя сигарет, нет машины, и имени у тебя нет…

Сенька рассмеялся неуверенным дребезжащим смешком.

– Ну что ты, Витечка, такой заведенный? Ну в самом деле… Ты припомни, как мы с тобой раньше настрадались. Три года вместе на «киче» – это же ведь не шутка. Тут-то можно расслабиться…

– Ага, я вижу, – мотнул головой Лекарь. – Ты тут, по-моему, расслабился навсегда.

А сам все время смотрел на двери из таможни. Надо побыстрее избавиться от этого идиота.

– Это я просто плохо выгляжу со вчерашней поддачи, – объяснял – тянул за почки Дрист. – Нарезались вчера в клочья… Голова трещит, будто черепные швы расходятся…

– Для тебя лучшее обезболивающее – жгут на шею, – заверил Лекарь и тихо спросил: – Ты мне все сказал?

– В каком смысле? – удивился Дрист. – Ты шутки шутишь, а у меня, ей-богу, башка раскалывается…

– Если хочешь, могу пристрелить тебя – чтобы не мучился, – предложил Лекарь, и по его тону было не понять – шутит он или говорит всерьез.

– Да ладно тебе! – махнул рукой Дрист, но на всякий случай отодвинулся подальше. Лекарь криво усмехнулся:

– Глянь – ты уже докурил до пальцев. Сейчас ногтями будешь затягиваться… А здесь вообще курить не разрешается…

Дрист уронил окурок и неуверенно сказал:

– Я к тебе – всей душой. Думал, может, выпьем по рюмашке за встречу… О прошлом вспомянем…

– Вопросов больше нет? Тогда иди… делай ноги отсюда. У меня тут дело. Прошлое в другой раз вспомянем… Иди, иди…

Не упуская дверь из виду, Лекарь посматривал в спину удаляющемуся Сеньке Дристу, и в душе ворочалось неприятное предчувствие. Конечно, Дрист мог случайно оказаться здесь по своим хаотическим побирушеским делам. Тогда – все в порядке. Поговорили душевно и разошлись. Но у Лекаря было ощущение, что Дрист, отираясь рядом, показывал его кому-то. Дело в том, что Лекарь знал почти наверняка – Дрист «стучит» в бруклинскую полицию, как говорят в американской ментовке – он «кенарь», он «поет». А те закрывают глаза на кое-какие его делишки. Сейчас Лекарю было особенно не нужно внимание – ни со стороны полиции, ни деловых дружков Дриста.

Распахнулась дверь, и в зал выкатился парень, которого сразу засек Лекарь.

Он был, как все они, жлоб с коротенькой стрижкой, в спортивном цветастом костюме, в кроссовках, с красным пластиковым чемоданом-сумкой. По телефону Бастанян, посмеиваясь, сказал: «Хороший, простой парень, отдохнуть едет к вам маленько, и ни шиша у него нет, кроме красной рожи…»

На условленном шифре это означало красный чемодан. У некоторых вышедших пассажиров вроде были похожие, но у этого мордоворота, кроме «красной рожи», в левой руке был черный кейс – точно такой же, как у Лекаря. И он сделал рывок на перехват, постучал приезжего по крутому плечу:

– Але! С приездом! Я – Витя…

Тот обернулся, мгновение всматривался, видно, припоминал описание, мазнул взглядом по чемоданчику в руке Лекаря и широко распахнул объятия:

– Витя! Друг! Сколько лет! Рад видеть в городе-герое Нью-Йорке!

От него остро наносило лошадиным потом и пивным перегаром.

– Привет, – вежливо и сухо ответил Лекарь, ловко уклоняясь от зловонных объятий и опасаясь, что Жлоб нащупает у него под мышкой кобуру. – Вот твой кейс, он не заперт, там лежат пять сотен…

Протянул руку за кейсом с бело-голубой бирочкой «Аэрофлота» и сунул ему свой. Но Жлоб завел свой кейс за спину и, смеясь, сказал:

– Экий ты прыткий! А где же хваленое нью-йоркское гостеприимство? Нам сейчас самое время не чемоданчиками меняться, а сесть – выпить по махонькой, одной – другой – третьей, закусить как следует, про житуху потолковать…

«Может, их с Дристом спарить?» – подумал со злобным смешком Лекарь, но случкой этих животных заниматься не стал, а сказал тихо и вежливо:

– Это тебя так в Москве инструктировали?

Жлоб пожал плечами:

– О чем ты говоришь? Это было давно…

– Сегодня утром, – напомнил Лекарь.

– И десять тысяч километров назад! – захохотал Жлоб.

К ним подошла аэропортовская служащая в черной форме, тощая черная женщина с собачьим оскалом, и стала гнать их с прохода:

– Не мешайте пассажирам и носильщикам! Отойдите в сторону…