Валерия Вербинина - Черный нарцисс Страница 8

– Танцы, танцы! – закричала Катя, хлопая в ладоши.

Виктория представила, как эта публика будет отплясывать и вообще передвигаться после такого ужина, и ее мизантропия утонула в черном юморе. Однако оказалось, что она недооценила упорство своих знакомых. Ее саму почти сразу же пригласили на танец.

Глава 7

Она танцевала с Сергеем, потом с Никитой, потом с Геной, потом с похожим на шкаф Владленом, который, судя по всему, решил подстраховаться и на всякий случай понравиться бывшей зазнобе хозяина. Танцевать Владлен не умел и чуть не отдавил Виктории ноги. Затем ее пригласил Коля, но она представила, как будет выглядеть со своим кавалером, доходящим ей разве что до плеча, и отказалась. Журналист не стал настаивать и тотчас же увлек танцевать Катю, обхватив ее за талию. Та жмурилась и повизгивала от удовольствия.

– Какой веселый вечер, – кричала она, – какой веселый вечер!

Виктория вышла на свежий воздух – передохнуть и собраться с мыслями. Кто-то из официантов, куривший снаружи, поспешно скрылся, чтобы не навлечь на себя гнева гостьи, а то вдруг ей не понравится его присутствие. Виктория облокотилась о парапет и задумалась.

Веселый вечер? Веселый, само собой. Но – зачем?

Ни мгновения, ни даже доли мгновения она не верила в ностальгические мотивы, которые побудили Сергея устроить встречу с одноклассниками. И Виктория была вовсе не настолько самонадеянна, чтобы счесть, что все это он затеял только ради того, чтобы встретиться с ней.

В конце концов, за все предыдущие годы он ни то что ни разу не позвонил ей – она вообще ничего о нем не знала, и он никак не присутствовал в ее жизни. Возможно, тут поработала Вера, следившая, чтобы Сергей не отвлекался на посторонних женщин, однако факт остается фактом: пятнадцать лет, даже больше, не заявлять о себе и внезапно устроить какой-то вечер…

Виктория встряхнулась. Эта ситуация напомнила ей ее собственный роман, «Призраки забытого лета», когда один из одноклассников тоже устраивает вечер встречи, и вскоре выясняется, что это было сделано вовсе не просто так, а с дальним прицелом. Но какой же дальний прицел может быть у Сергея?

И еще странно, если вечер устраивал Сергей, почему звонила, приглашала и развивала бурную деятельность одна Вероника. Или Сергей просто поручил сестре заниматься организационной стороной?

«А может быть, – подумала Виктория, – дело вовсе не во мне и не в одноклассниках, а в людях из его корпорации, которые тоже присутствовали на вечере, и Сергей строит по их поводу какие-то планы».

Или, сказала она себе, я просто чересчур подозрительна, и Сергей следовал общей моде, устраивая вечер. Типа Иванов устраивал, Петров тоже, а я чем хуже, в конце концов?

Она заметила, что становится прохладно, и вернулась в зал, но у входа столкнулась с человеком, о котором только что думала.

– Я тебя искал, – сказал Сергей. – Куда ты пропала?

Она посмотрела на него. Расстегнутый воротник, красное лицо, глазки-щелочки… И ее охватила грусть.

Чужой человек, совершенно чужой, тут можно даже слов не подбирать. Как будто тот Сергей, которого она когда-то любила, давно умер, а его место занял не слишком похожий на него двойник.

Дело, впрочем, было не во внешности вовсе, и не в поредевших волосах, и даже не в глазах. У него появились ухватки, которые ей не нравились, – ухватки хозяина жизни, человека денежного, занимающего в обществе прочное положение. Она могла не спрашивать себя, сколько книг он прочел за то время, что они не виделись, в скольких музеях побывал. Он стоял в метре от нее, но между ними были сотни световых лет.

И впервые она подумала: а может быть, правильно, что он выбрал Веру; правильно, что все случилось так, как случилось? С ней, Викторией, он бы, наверное, только мучился – любил бы, но мучился, потому что она была другой породы, ее интересовали вовсе не счета в банке, не власть и не техника завоевания места под солнцем. Вся беда заключалась в том, что у нее было недостаточно честолюбия, и, когда рушились миры, она предпочитала стоять в стороне, и когда они создавались, тоже. Спросите Викторию, что она делала в недоброй памяти 90-е, когда все кувырком полетело. Торговала в палатке? Дружила с бандитами? Закупала валюту на черный день? Ничуть не бывало. Она училась в университете, подрабатывала переводами где могла, училась писать книги и покупала издания, которые в советское время были диковинкой, а в 90-е хлынули на рынок широким потоком. И ведь это были не только детективы, но и издания Борхеса, Гофмана и Рильке. В 90-е ей не пришлось хоронить ни одного из своих друзей, хотя в то время расстреливали на улицах, убивали в подъездах, взрывали в машинах. Но Виктория, быть может, скорее интуитивно, понимала, что есть виды грязи, которая не выводится ничем, и держалась подальше от всего, что хотя бы намекало на криминал.

Кроме того, ей с лихвой хватало убийств, которые происходили в ее книгах.

– Что-то у тебя грустный вид, – встревожился Сергей. – В чем дело?

– Да так, – ответила она. И, вспомнив, о чем собиралась с ним поговорить, рассказала ему о больной дочери Славы Хабарова.

Сергей слушал ее, потирая пальцем висок.

– Я в этом совершенно не разбираюсь, – вздохнул он, когда она закончила. – Сколько стоит лечение?

– Не знаю, – призналась Виктория. – Но думаю, что дорого. Врожденные болезни всегда очень тяжело лечатся.

Он усмехнулся и как-то ошалело покачал головой.

– Узнаю тебя, – неожиданно выпалил он. – Нет чтобы за себя попросить, обязательно надо за кого-нибудь другого!

Хотя Виктория считала себя терпеливым человеком, она все же разозлилась. Она хотела сказать: «Не хочешь ничего делать, и не надо», но тут он увидел выражение ее лица и схватил за руку.

…И вот он стоит, держит ее руку в своей, а она думает только о том, как бы эту руку отнять.

Чужой человек. Совершенно чужой. Никаких эмоций.

– Да ладно тебе, – обиженно протянул он, отпуская Викторию. – Сделаем, господи, сложно, что ли?

– О чем это вы тут секретничаете, а?

Подошла Вера с сигаретой в руке, а за ней – Вероника с Никитой. Сергей объяснил им, в чем дело. Гонщик уважительно покосился на Викторию, но ничего не сказал. Вероника пожелала знать, почему Слава сам не обратился к ее брату.

– Да какая разница, в конце концов, – перебила ее Виктория, которую раздражала эта неуместная журналистская дотошность. – Ему стыдно просить – это тебе годится? Он боится, что ему откажут – годится?

– Если бы у меня болел ребенок, я бы все сделала для его спасения, – объявила Вероника.

И опять этот неуместный журналистский пафос, словно она сочиняет статью для образцового дамского журнала. Черт возьми, неужели она не может понять, что есть люди, забитые жизнью и настолько измученные, что руки у них просто опускаются, даже когда речь идет о самых важных вещах? Или это обычная черствость сытого, довольного собой человека, в мире которого не происходит никаких несчастий?

Или, наконец, Вероника просто глупа?

– Речь вовсе не об этом, – сказал Никита. – Если ребенок болен, ему надо помочь. Вот и все.

Однако Вероника упорствовала:

– Я все-таки не понимаю, почему Слава сам не может подойти и попросить. Все-таки учились вместе, не чужие же люди!

Теперь даже Вера смотрела на нее с осуждением, но Вероника этого не замечала. «Нет, она по-своему не глупа, – с сожалением подумала Виктория. – Но это узкий ум, очень узкий. Вероятно, потому мужчины от нее и уходят. Узость ума, мелочность, ограниченность – это качества, которые очень тяжело вынести в повседневной жизни».

– Ладно, – сказала Вера, бросая сигарету. – Идем танцевать. – Она покосилась на Никиту и обернулась к Веронике: – Ты не против?

И снова пела французская певица, и ночь катилась к утру, и кто-то уже дремал за столом, свесив голову, – Виктории показалось, что это был Павел. И еще она заметила, как Слава Хабаров, очень бледный, слушает Сергея, словно не веря своим ушам, а за руку Славы цепляется его жена, и лицо у нее такое же – недоверчивое и почти испуганное. Потом к Виктории подошел Гена, он хотел во что бы то ни стало зачем-то вручить ей свою визитку.

– Там мой телефон, может быть, ты захочешь мне позвонить…

Но она уже знала, что не позвонит ему никогда, и вообще все это лишнее, совершенно лишнее в ее жизни, и просто отстранила визитку рукой. Гену это почему-то обидело, он стал настаивать, но Виктория повернулась и просто ушла.

Ей хотелось домой, и к тому же она не любила долго носить туфли на высоких каблуках, они ее стесняли. Она спускалась по лестнице, когда вслед ей понеслось звонкое:

– Виктория! Подожди!

С блестящими глазами, запыхавшись, ее нагнала Вера.

– Виктория… я… ну… – Она говорила и то и дело сжимала и разжимала руки. Ногти у нее были длинные, с ярким лаком. – Я так рада, что ты пришла! – наконец выпалила Вера. – Я устраивала вечер и не знала, будешь ты, и вообще…