Сол Стейн - Фокусник Страница 8

Четверо полицейских, стоявших у дверей, двинулись к Уреку: трое по центральному проходу, один вдоль ряда окон. Школьники, сидевшие рядом с Уреком, бросились в проходы, оставив его одного. Директор указал им на свободные места в других рядах.

— Я ничего не сделал, — сказал Урек. Один из полицейских, шедших по центральному проходу, приблизился к нему.

— Я хочу поговорить с адвокатом моего отца.

— Тебе предоставят такую возможность в полицейском участке.

— Я не поеду в участок!

— Кто с тобой был? — спросил капитан Роджерс.

— Ищите себе другого доносчика, — огрызнулся Урек и неожиданно метнулся к окну, туда, где находился лишь один полицейский. Тот схватил Урека за руку. — Отпусти мою руку! — заорал Урек, вырвался и мгновенно вскарабкался на высокий подоконник.

Полицейский ухватился за ногу Урека, мальчишка дернул ногой и ударил каблуком в нос служителю закона. Брызнула кровь, аудитория ахнула, все вскочили на ноги.

— Всем сесть! — прогремел капитан. — Сядьте!

— Оставьте меня! — крикнул Урек, прижавшись спиной к стеклу.

Кто-то из полицейских вытащил пистолет.

— Убери немедленно! — приказал капитан.

Пистолет вернулся в кобуру.

— Может, очистить зал? — шепотом спросил мистер Чадвик, наклонившись к уху капитана.

— Нет, иначе мы потеряем трех остальных. Мы с ним справимся. — Он оглядел аудиторию. — Принесите, пожалуйста, пару стульев или лестницу.

Через минуту кто-то из преподавателей принес два стула из соседнего класса.

— Спускайся вниз, — обратился капитан к Уреку.

— И не подумаю! Убирайтесь отсюда!

Стулья поставили справа и слева от Урека, на них встали два полисмена и одновременно попытались схватить Урека. Тот отпрянул назад, послышался звон разбитого стекла, девочки завизжали. Казалось, он вылетит на улицу, но полицейские успели схватить его и швырнули на пол. К упавшему Уреку бросились и преподаватели, и школьники.

— Разойдитесь! — крикнул капитан, спрыгивая со сцены. Он опасался, что Урек потерял сознание, сломал ногу, а то и позвоночник.

Но, как только капитан наклонился над ним, Урек схватил его за воротник. Тут же десятки рук прижали хулигана к полу, а минуту спустя на него надели наручники и вывели из зала. В понедельник вечером Эда перевели из отделения реанимации в обычную палату. Теперь около кровати стоял телефон, и, хотя он не мог пользоваться им из-за оранжевой трубки, проходившей через горло в желудок, его радовала сама возможность связи с внешним миром. Болело горло, он не мог глубоко вздохнуть, но с каждой минутой Эд чувствовал, что возвращается к жизни.

Хотя время для посещений давно прошло, сестра, к удивлению Эда, ввела в палату очень высокого застенчивого юношу в солдатской форме. Дежурный врач разрешил ему повидать Эда, потому что тот, прочитав в «Таймс» о случившемся, приехал из форта Дикс, откуда его со дня на день могли перебросить на военную базу в Техасе. Эд оживился, увидев Гила, и знаком предложил ему сесть.

Девятнадцатилетнего Гилберта Аткинса этой осенью призвали в армию. Раньше они часто встречались на заседаниях Нью-йоркского отделения Международного общества иллюзионистов. Остальные члены общества были намного старше, что способствовало их сближению, насколько позволяла трехлетняя разница в возрасте. К тому же они оба не просто покупали или копировали старые фокусы, но старались привнести в них что-то свое, выполнив их по-новому. В отличие от других, более старших членов общества юношей очень интересовала психология зрителей, создание условий, при которых у большинства из них возникало желание полностью поверить фокуснику.

— Не пытайся говорить, — сказал Гилберт. — Мне рассказали о том, что произошло. Я тебе кое-что принес.

Он протянул Эду маленькую потрепанную книжечку Джина Хугарда с описанием сложных карточных фокусов, жемчужину своей коллекции из трех десятков книг знаменитых иллюзионистов.

— Но она твоя, — попытался ответить потрясенный Эд.

— Я не успел ничего купить. К тому же ближайшие два года она мне не понадобится.

— Спасибо, — пробормотал Эд. Оранжевая трубка не позволяла произносить членораздельные звуки.

— На тебя напала та самая банда, о которой ты мне говорил?

Эд кивнул.

— Ты знаешь, в армии полно точно таких же идиотов. Деревенские дурни, собранные со всей страны. Их интересует только пиво, боулинг да машины. Если б ты только слышал, что они говорят о женщинах, даже о своих женах. Они не ходят в кино, только в кинотеатры для автомашин, да и то не для того, чтобы смотреть фильм. Единственное, чего им не хватает в армии, так это телевизора. Им бы только выпить да сыграть в покер. Я стараюсь держаться особняком. Не будь я таким высоким, у меня каждый день возникали бы с ними стычки.

В палату заглянула сестра и сказала Гилу, чтобы тот не задерживался.

— До армии я не осознавал всего того, что мы читаем о насилии, — продолжал Гил. — То есть я знал о Гитлере и тому подобном, об убийствах и грабежах, но не принимал этого всерьез. Теперь, пожив пару месяцев среди этих людей, я удивляюсь, почему у нас так мало насилия. Ты понимаешь, о чем я говорю? — Он взглянул на Эда. — Узнав, что с тобой случилось, я начал жалеть, что не удрал в Канаду. — Он засмеялся. — Впрочем, это не привело бы ни к чему хорошему. Я угодил бы в тюрьму и оказался среди таких же личностей. Ну, я пошел. Поправляйся. — Гил написал на листке бумаги несколько слов. — Это мой почтовый адрес. Я обещаю отвечать на каждое твое письмо.

10

В зале суда, разделенные широким проходом, стояли четырнадцать рядов стульев, с которых горожане могли наблюдать за свершением правосудия. Однако редко кто из них пользовался этим правом и заходил в мрачный, отделанный темным деревом зал, единственным цветовым пятном которого был американский флаг, свисающий с флагштока за спиной судьи, одетого в черную мантию.

Урека ввели без наручников, так как адвокат убедил капитана, что его подзащитный не выкинет никакого фортеля. Джорджу Томасси не хотелось просить судью о минимальной сумме залога для клиента, свободные руки которого представляли, по мнению полиции, опасность для общества.

У судьи Клиффорда вошло в привычку рассматривать каждого обвиняемого, как поступающего на работу. Первые тридцать секунд уходили у него на внешний осмотр. Урек с коротко стриженными, аккуратно причесанными волосами и невинным выражением лица ему понравился. Несколько портил впечатление глубокий вертикальный шрам на правой щеке юноши, доходящий до самого уха. Видя такие шрамы у негров, судья полагал, что они получены в ножевых драках, у белого он мог появиться в результате падения с велосипеда. Спрашивать, разумеется, он не стал. Урек был в белой рубашке, полосатом галстуке и выглаженном костюме, и судья с удовлетворением отметил, что юноша следит за тем, как он выглядит в глазах окружающих его людей, в отличие от большинства его сверстников.

Томасси заявил, что знает клиента много лет (правда), что тот живет дома с отцом и матерью (правда), никогда раньше не имел дела с полицией (ложь), и, учитывая вышесказанное и молодость ответчика, потребовал назначить минимальный залог.

Полицейский сержант рассказал о серьезной травме, нанесенной Эду Джафету, разбитом ветровом стекле, переполохе в школьной аудитории, сопротивлении аресту и риске, которому подвергались полицейские, пытавшиеся стащить Урека с подоконника.

Никто не упомянул о банде Урека, терроризирующей всю школу.

Судья Клиффорд решил, что Томасси выполняет свой долг, представляя Урека с самой лучшей стороны, а сержант, как всегда, преувеличивает опасность службы в полиции. Как часто случается в маленьких городках, Томасси постоянно появлялся перед судьей, защищая многочисленных клиентов. А на недавней вечеринке у их общего знакомого они надолго уединились, чтобы обсудить одно не слишком ясное решение Верховного суда. Томасси по праву считался лучшим адвокатом Оссининга, обаятельным вне зала суда, прекрасно разбирающимся в хитросплетениях юриспруденции, твердым и решительным перед жюри присяжных. Судья Клиффорд радовался, что у них есть такой адвокат. Допрос свидетелей никогда не бывал сложным, если обвиняемого защищал Джордж Томасси.

Что касается полицейского сержанта, то судья хорошо знал его мнение о подрастающем поколении. Их громкая музыка по ночам вызывала частые звонки в полицейский участок. Они били уличные фонари. Они сняли дорожный указатель на шоссе и заменили его другим, украденным где-то еще. Они доставляли полиции массу хлопот, обычно оканчивающихся появлением в участке кого-то из родителей и словами: «Послушайте, дети просто решили поразвлечься. Больше этого не повторится». Разумеется, все повторялось. Подростки проказничали, а некоторые даже курили марихуану. Но сержанту не следовало сердиться. В конце концов, его работа заключалась в поддержании порядка.