Галина Романова - Девушка с секретом Страница 8

Спустя несколько минут ключ в замке ржаво заскрипел, и на пороге выросла безобразная физиономия Сереги-Мопса.

— Чего орешь, Дошлая? — процедил он, почти не раскрывая рта. — В карцер захотела?

— Баба Маша умирает! — выпалила Женька, оставив без внимания Серегины угрозы. — Врача надо!

— Зачем ей врач, если она умирает? — почти искренне удивился Серега-Мопс, но все же прошел в глубь камеры и постоял несколько мгновений над затихшей к тому времени старушкой. — Она вроде уже издохла. Ладно, сейчас…

Он почесал волосатый загривок и, потоптавшись у порога, скрылся за дверью.

Женька обхватила себя руками и принялась маршировать по камере. На языке уголовников это называлось «тусоваться». Почему именно так, она не понимала, как не понимала и многого другого из тюремной лексики.

Время тянулось бесконечно медленно. Стрелки часов, казалось, замедлили свой бег, изнуряя ее ожиданием.

За телом соседки пришли лишь через два часа. Два мрачного вида санитара в халатах деловито поворочали труп с бока на бок и, сбросив его на пол на заблаговременно подставленные носилки, вынесли вон.

После их ухода, устало опустившись на нары, девушка смогла наконец перевести дыхание. Она обхватила руками поджатые к подбородку колени и надолго задумалась. То, что сообщил ей адвокат, не могло не радовать, хотя, с другой стороны, это могло повлечь за собой и новые проблемы. Выйди она сейчас на волю, что ждет ее там? Ни дома, ни друзей. Женька тяжело вздохнула и рухнула лицом в подушку. Слезы сами собой прихлынули к глазам, и она разревелась. Причиной ее слез не была жалость к самой себе, это были слезы отчаяния и растерянности перед суровыми реалиями ее нелегкой жизни.

За этим неблагодарным занятием и застал ее Иван Сергеевич. С грохотом отшвырнув тяжелую дверь, ворча себе под нос что-то неразборчивое, он прошел на середину камеры.

— Кого оплакиваем? — нелюбезно поинтересовался он, останавливаясь в изголовье у девушки.

Вытерев глаза, Женька пару раз хлюпнула носом и нехотя поднялась. Опер крутнулся на каблуках, несколько раз щелкнул себя резиновой дубинкой по голенищу сапога и обрушил на нее целый град вопросов:

— Что тебе сказал адвокат? О чем вы там шептались целых полчаса? Что было в той записке, которую он сунул перед уходом себе в карман? Молчишь, сучка?!

Ошалело хлопая глазами, Евгения переводила взгляд с опера на охранников, застывших изваяниями у него за спиной, и не находила, что ответить.

— Я, я… — попыталась что-то пролепетать в ответ девушка.

— Знаю, что ты! — рявкнул он, подходя к ней поближе. — Говори, или — ты меня знаешь!..

— Он написал, что я ему очень нравлюсь! — выпалила Женька молниеносно родившийся ответ. — Да, да! Не улыбайтесь!

Увесистая затрещина отбросила девушку к стене.

— Я бы тебя, сука, — заскрежетал зубами опер, — по стене размазал за брехню твою, да нельзя… Давай, вставай и идем за мной. Пора отработать денежки, которые я в тебя вложил.

Ее провели по гулкому, пустому к тому времени коридору и вывели на улицу. Солнце уже клонилось к закату, поэтому внутренний двор был погружен во мрак. И все-таки Женьке удалось разглядеть у северных ворот дорогую машину, глазевшую иностранными фарами на убогую тюремную серость.

Понимая, что хозяин этого автомобиля скорее всего и есть тот «заказчик», с которым ей придется вот-вот столкнуться, Женька закрутила головой по сторонам в надежде его увидеть.

— Не суетись, — понимающе хмыкнул Иван Сергеевич. — Он уже на месте…

Местом оказался административный корпус, стоящий чуть в отдалении от основной громадины серого кирпича. Молодой солдатик, подметающий ступеньки, смерил Женьку оценивающим взглядом и нехотя козырнул майору.

— Распустились, мать вашу… — буркнул себе под нос опер, рванув обитую рейкой дверь. — Заходи — и побыстрее!

Обустройству холла могли позавидовать многие солидные учреждения. Огромные пальмы в кадках по углам. Дорогое покрытие на полу.

— Неплохо вы тут устроились, — недоуменно качнула головой девушка, следуя за Иваном Сергеевичем.

— Спонсоры… — лаконично ответил он, трогая ее за локоть и подводя к лестнице, винтом уходящей вниз. — Ты не выкобенивайся там! Человек солидный, может озолотить и все такое… В общем, хороший человек…

Хороший человек сидел, развалившись на широком диване. Опустив жирные складки подбородка на сцепленные в замок короткие пальцы, он исподлобья глядел на вошедших и не произносил ни слова.

— Вот, Лаврентий Степанович, наша Женечка, — суетливо затараторил опер, сгибаясь в приветственном поклоне едва ли не в три погибели. — Чиста, как младенец.

— Посмотрим, — просипел Лаврентий, колыхнув тучным телом. — Заходи, красавица. А ты — свободен.

Как только замок за спиной девушки щелкнул два раза, зыбкое спокойствие, которое она доселе усилием воли пыталась сохранить, начало покидать ее. Широко раскрыв глаза, она силилась рассмотреть в сидящем напротив мужчине черты «хорошего человека», но не могла. Все в нем было до отвращения омерзительным. Мясистые губы, на которых повисли крошки еды, беззвучно шевелились.

Чувствуя, что силы вот-вот покинут ее, Женька прокашлялась и тихо попросила:

— Можно присесть?

— Присядь, — волосатая ручища похлопала по дивану. — Только не очень далеко.

— А выпить можно? — спросила девушка, судорожно сглотнув, чтобы не закричать от страха, который все сильнее овладевал ею.

— Пей сколько хочешь. — Лаврентий Степанович наполнил до краев высокий фужер коричневатой жидкостью из пузатой бутылки. — На… И давай с тобой договоримся — ты расслабляешься.

— Вы считаете, что это возможно? — пробормотала Женька, принимая бокал с коньяком. — Я имею в виду — в подобных условиях?

— Я тебя сюда не сажал, — осклабился ее собеседник, нанизав на вилку кусок колбасы, и замер в ожидании. — Ну, давай, пей…

Глубоко вздохнув, девушка поднесла фужер к губам и принялась пить его содержимое большими глотками. Напиток обжег горло, в глазах защипало, но она не останавливалась.

— Все, — наконец выдохнула Женька и закашлялась.

— Ты смотри какая молодчина, — заржал Лаврентий, почти насильно затолкав ей в рот кусок колбасы. — Закусывай…

Обведя начинающими мутнеть глазами убранство комнаты, Женька еще раз тяжело вздохнула и произнесла:

— В конце концов — каждому свое! Так, кажется, было написано на воротах Бухенвальда?

— Не был, не знаю, — вполне серьезно ответил толстяк, стараясь незаметно пододвинуться к девушке. Учитывая его комплекцию, это было весьма проблематично. — Ты бы разделась, что ли. Ненавижу я эти ваши тюремные робы. Вы в них все одинаковые. То ли дело без нее…

— Ага, сейчас. — Женька попыталась расстегнуть верхнюю пуговицу куртки, но руки, до этого беспрекословно подчинявшиеся ей, отчего-то перестали слушаться. Пальцы скользили по петлям, путаясь и цепляясь друг за друга. — Ой, кажется, я пьяна!..

Это было последнее, что она запомнила. Тяжелый, душный кошмар опустился на нее, то и дело подступая к горлу тошнотворной болью, и Женька отключилась.

Звонкий перестук капель холодной воды о раковину умывальника заставил девушку спрятать голову под подушку. Боль, пульсирующая в висках, мешала сосредоточиться. Обведя непонимающим взглядом помещение, Женька облегченно вздохнула — она была в своей камере. Попытавшись вспомнить события вчерашнего вечера, она недовольно поморщилась — сплошной калейдоскоп из форменных фуражек и озлобленных мужских физиономий.

— А имеет ли смысл вспоминать? — тихо прошептала она самой себе. — Лучше побыстрее все забыть.

После завтрака, включающего в себя вязкую перловую кашу, которая к тому же подозрительно чем-то припахивала, Женька сунула голову под кран. Почистив зубы, она, пошатываясь, прошлась по камере. Вопреки ожиданиям тело ее не подавало никаких признаков свершенного над ней насилия. Недоуменно пожав плечами, она расстегнула брюки и спустила их до колен. Кожа сияла девственной чистотой. Ни синяков, ни царапин, ничего того, что, по ее разумению, должно было включать в себя грубое мужское вмешательство.

«А может быть, ничего и не было? — мелькнуло у нее в мозгу. — Я была пьяна и…»

Додумать она не успела. Дверь распахнулась, и раздалось казенное «Каменихина, на выход!». Причем через мгновение было добавлено: «С вещами…»

Быстро побросав в пакет нехитрые пожитки, боясь поверить во что-то хорошее, Женька едва не бегом устремилась по коридору впереди конвоира.

— Да не лети ты так, — попытался немного сбавить ее прыть охранник. — Немного уже осталось, потерпи.

К удивлению Женьки, ее повели не в обычную комнату для свиданий, а куда-то наверх.

— А куда мы? — растерянно обернулась она к конвоиру. — Выход же внизу!