Наталья Александрова - Амулет Великого Слона Страница 8

– Да, очень смешно, – проговорил тот, но даже не улыбнулся. – А имя? Имя у нее было тоже самое обыкновенное?

– Имя Витя… сержант Бондаренко не спросил, – с сожалением проговорил сержант, – он у нее документы попросил, но документов у нее при себе не было.

– Жаль. И ничего больше про нее не спросили?

– Нет, еще она сказала, где работает – в ресторане… как же это… Зим-бези…

– «Замбези»? – уточнил загорелый.

– Вот-вот, точно, «Замбези». Так она и сказала.

– Понятно… Так почему вы ей не поверили? Почему не поверили, что она видела самоубийство?

– Так я же говорю – тот старик, рыболов, никого не видел, а он шел ей навстречу, так что как раз должен был видеть самоубийцу, если она была… и вообще…

– Вообще – не хотелось на себя вешать лишнее дело? – уточнил загорелый тип.

Сержант ничего на это не ответил – что тут отвечать-то, все и так предельно ясно.

Вообще этот загорелый незнакомец вроде разговаривал с ним вежливо, но сам его механический холодный голос пугал сержанта. Кроме того, Соловьев видел, как смотрит на этого типа человек со шрамом – с уважением и едва ли не с испугом. А напугать этого человека было непросто, сержант знал это по себе.

– А скажи-ка, сержант, – продолжал расспросы незнакомец, – вы то место осмотрели?

– Витя осмотрел… сержант Бондаренко.

– Внимательно?

– Ясное дело… как положено. Мы же не первый год служим, порядки знаем.

– И он ничего не нашел?

– Ничего! Вот ведь, это тоже значит, что не было там никого, никто не прыгал! Потому как кто в воду прыгает – что-нибудь обязательно оставляет, хоть обувь снимет, записку, опять же…

– Совсем ничего? – повторил загорелый. – А может, Витя… сержант Бондаренко что-нибудь нашел, а тебе не сказал?

– Нет! – возмутился Соловьев. – Да вы что! Мы же с Витей напарники! У нас все всегда пополам. Он найдет – со мной делится, я найду – с ним делюсь…

– Святая мужская дружба, – усмехнулся загорелый.

– Ну да! – подтвердил сержант с вызовом. Что этот тип понимает в мужской дружбе.

– Ясно. – Загорелый тип снова прикрыл глаза, и сержант облегченно вздохнул – кажется, на сей раз все обошлось, и его сейчас отпустят домой… но не тут-то было.

– Вот что, – снова заговорил незнакомец, – как ты относишься к африканской кухне?

– Чего?

– Я спрашиваю: как ты к африканской еде относишься?

– Да никак… никогда не пробовал.

– Придется тебе расширить свой кругозор!

– Да что его спрашивать, – вмешался в их разговор человек со шрамом, – как надо, так и отнесется!

– Ты сейчас иди домой, поспи, потом переоденься и иди в этот самый ресторан – «Замбези». Знаешь, где он находится?

– Ага, знаю.

– Значит, пойдешь в ресторан «Замбези», и вот что ты там сделаешь…

В подсобке Ася попыталась привести себя в порядок, с трудом расчесала волосы, поглядела на себя в темное, мутноватое зеркало. В зеркале она казалась темнее, чем на самом деле. Что ж, ее и взяли в этот ресторан исключительно за экзотическую внешность. Мулатка, причем очень смуглая.

Папа был черный как гуталин. Это бабушка так говорила: то – как вакса, то – как гуталин, а Ася и не знала, что за гуталин такой, это бабушка потом объяснила ей, что такой штукой обувь чистили уже потом, после ваксы.

Ася нахмурилась и сказала себе в зеркале, что все прошлое забыто, что новая ее жизнь началась в девять лет, с тех пор как бабушка взяла ее к себе. Бабушка ее не жалела, не охала и не говорила, что судьба Асе выпала тяжелая, она просто призывала все забыть. И начать новую жизнь. Как будто раньше ничего не было.

И вроде бы удалось, однако вот сейчас, когда Ася отбивалась от тех двоих, тело само вспомнило, как нужно вести себя в драке. Сколько же ей пришлось перевидать этих драк с малолетними уличными зверенышами. Говорят же, что дети еще страшнее взрослых бывают. Ася помнит…

Да, по сравнению со вторым ее детством первое – просто курорт! Рай земной, хоть мама и проклинала ту страну, откуда они улетели тогда в Россию.

Тогда все завертелось стремительно. Они прилетели в Ленинград, который, как сказала мама, переименовали в Петербург. Асе было все равно. Мама же с изумлением поняла, что страна за шесть лет ее отсутствия изменилась неузнаваемо. Перестройка шла полным ходом, кто-то богател, обычные люди катастрофически обнищали, и до Аси с мамой никому не было никакого дела.

Их никто не встретил, и тогда мама буквально на последние деньги взяла такси и привезла Асю, как она говорила, домой.

Ася помнит, что ее поразило отсутствие солнца. Серое небо, сочащееся мелким нудным дождем, унылые прохожие под зонтиками. Зонтиков Асе хватило уже надолго. Было сыро и холодно, Ася тотчас простудилась в легкой курточке.

Им открыла страшная седая женщина в замызганном халате, в которой мама едва узнала свою мачеху. Женщина прикрыла глаза, как будто ей резал свет, хотя лампочка на лестнице горела едва-едва, махнула рукой и побрела в квартиру, не сказав ни слова. Мама поскорее втащила в темный захламленный коридор чемоданы и впихнула Асю.

В квартире пахло ужасно – бедностью, болезнью и еще чем-то кислым и противным. На кухне в раковине громоздилась гора грязной посуды, и целый угол занимали пустые бутылки.

В квартире было две комнаты. Мама с Асей расположились в той, что побольше, потому что в другой умирала мачеха. Об этом рассказала маме соседка, что явилась, ведомая любопытством. Соседка ахала, обнималась с мамой, разглядывала вещи в чемодане, гладила Асю по голове. Ее прикосновения были Асе неприятны, как будто в волосы заползло вредное насекомое и ползает там, щекотно шевеля лапками. И голос у соседки был приторный и фальшивый, Ася хоть и мала была тогда, а сразу это почувствовала.

В первую ночь Ася долго не могла заснуть – мешали духота, шум дождя за окном, запах пыли и бедности. Пыль тут была совсем не такая, как там, где жили они раньше, та была мягкая, белая, теплая. В этой же квартире по углам прятались огромные серые комья, с волосами и паутиной. Пауков Ася не боялась, было просто противно.

Они спали вдвоем с мамой на старой продавленной кровати, которая ужасно скрипела, и мама сонно ворчала, чтобы Ася не вертелась. Под утро Асе приснился кошмар: как будто серые комки пыли ожили и ползут на нее, увеличиваясь в размерах. И вот уже один комок схватил ее неизвестно откуда появившимися щупальцами и тянет к себе. И Ася уже не может дышать…

Она проснулась оттого, что мама трясла ее и приговаривала: «Аська, проснись! Это же просто сон!»

Потом мама обняла ее и долго гладила по голове, даже песенку тихонько спела. И голос у нее был совсем не хриплый и не визгливый.

Но такое было в последний раз.

Утром мама сбегала в магазин, потому что в доме не было ни крошки еды. Денег она заняла у той же соседки, сказала, что у нее только валюта. Валюты тоже было негусто, точнее, совсем не было, но у мамы хватило ума об этом не говорить. И что муж ее фактически бросил, она тоже не сказала соседке. Впрочем, как теперь думает Ася, соседка сразу все поняла, это было нетрудно.

Ася в отсутствии мамы боялась выходить из комнаты, потому что та, вторая комната, где лежала мачеха, казалась ей темной зловонной пещерой, где обитает злой дракон. Мачеха не выносила света, поэтому в комнате всегда было темно, и еще она ужасно хрипела, когда дышала. Ася пугалась этой комнаты до колик в животе, даже плакать не могла, так что просто лежала в кровати, накрывшись стареньким несвежим одеялом с головой, и ждала маму.

А мама все время куда-то уходила – то в магазин, то в жилконтору, то по разным инстанциям. Асю с собой не брала – дети на нее показывали пальцем и смеялись, взрослые хмурились, тетки в жилконторе поджимали губы. Однажды два страшных парня – бритых наголо и в татуировках по всему телу и даже на лицах – пристали к маме и начали обзывать нехорошими словами ее и Асю. Мама оглядывалась в поисках милиции, потом стала звать на помощь, но прохожие пробегали мимо, опустив головы. Их оттеснила толпа школьников, высыпавших из автобуса. Мама подхватила Асю и бросилась бежать. А вечером купила бутылку вина и пригласила соседку на ужин. Свой рассказ о сегодняшнем инциденте она завершила словами: «Мало того что бросил, так еще и черного ребенка мне оставил. Вот что теперь с ней делать?»

Соседка поддакивала и гладила Асю по голове так сильно, как будто хотела выдрать ее черные, густые, вьющиеся волосы. Ну, это никак не получится…

Через месяц после приезда Ася заболела. Собственно, простудилась она почти сразу же, потому что не было у нее подходящей одежды для промозглой петербургской осени. Она кашляла, температурила, мама по совету соседки поила ее чаем с медом, но ничего не помогало. Потом стало совсем плохо, и мама вызвала неотложку, потому что ребенок задыхался в кашле и бреду, а участковый врач не мог прийти, поскольку у Аси не было ни прописки, ни полиса.

Толстая врачиха тут же заорала на маму, что у ребенка запущенная пневмония, и они ни за что теперь не отвечают. Нужно в больницу, потому что без уколов и капельниц ребенок не жилец. А как тут в больницу, если нет никаких документов? Мама в ужасе отдала врачихе единственную драгоценность, что у нее была: кольцо с небольшим бриллиантом, что подарил ей муж на свадьбу. От кольца врачиха отмахнулась, но взяла кожаную мягкую курточку, как она сказала, для дочки, ей самой только на нос влезет.