Виталий Гладкий - Серебряная пуля Страница 8

– А в чем, собственно говоря, дело? Никак хотите проверить мое алиби?

– Да, – не стал хитрить майор. – Проверка касается не только вас, но и всех жильцов подъезда.

– Так что все-таки случилось?!

Тут я почувствовал, что где-то у меня внутри словно натянулась толстая струна и даже зазвучала – предостерегающе. Мент из убойного отдела… Выходит, наш подъезд попал в милицейские сводки? Но кого завалили? У нас тут живут в основном старики. Правда, многие из них когда-то занимали видные посты в областном масштабе (как и мой дед), но теперь они стали песком времени, которое неумолимо и безжалостно разжевало своими стальными челюстями эти когда-то крупные каменные глыбы. (По крайней мере, они казались такими самим себе.)

– Убит ваш сосед сверху, Брюсов, – ответил майор.

– Африкана… убили?! – Я вытаращил глаза, но не на майора, а на участкового Васечкина.

Тот закивал.

– Точно так, – сказал Васечкин скорбно. – Убили деда и ограбили.

– Мать твою… – Я как стоял, так и сел. – Что творят, гады!

Моя реплика была гласом вопиющего в пустыне. Майор смотрел на меня холодными, ничего не выражающими глазами – явно ждал, когда я наконец сумею подтвердить свое алиби.

– Спросите у бармена. И еще у нескольких человек… – Я назвал имена завсегдатаев заведения, которые сидели рядом с моим столиком.

– Спросим, – сказал Завенягин. – В котором часу вы легли спать?

– Поздно, – ответил я, но тут же спохватился: – Пардон – рано.

– То есть?..

– Рано утром. Примерно около четырех утра.

– Что так?

– Не спалось, – буркнул я.

Мне совсем не хотелось рассказывать менту, что мы с Пехой не только лакали виски (в основном пили за упокой наших боевых товарищей), но и пели жалобные песни, что называется, «со слезами на глазах». Нам казалось, что негромко… И вообще, мне хотелось побыстрее выпроводить незваных гостей, чтобы они не узрели похмельного Пеху. В таком состоянии он неуправляемый и может нагородить черт-те что.

Ну да, фиг я угадал…

– А что это за мордуленции, Алекс? – раздался хриплый голос, и Пеха нарисовался в дверном проеме как ясный месяц.

Конечно же он был в одних трусах и при своем амулете, который в сочетании с православным крестиком смотрелся несколько дико. Судя по отсутствующим глазам, ему или сильно хотелось в туалет, или – что более вероятно – похмелиться.

– Милиция, – ответил я коротко.

– О! У тебя что, ментура в корешах ходит?

– Люди пришли по делу, – сказал я с осуждением.

А мысленно взмолился: «Пеха, вали в сортир!

Или куда еще. Только подальше от кухни».

– Угу… – Пеха глубокомысленно кивнул. – У тебя сто грамм найдется?

– Откуда?

– Понял. Слышь, брателла! – обратился он к Васечкину, сразу определив, что мент в штатском выше участкового по званию. – Сгоняй в магазин. Это рядом. Душа горит. Возьмешь две бутылки вискаря: одну мне, одну вам. Сейчас принесу деньги.

– Минуту! – остановил его майор. – Как ваша фамилия, гражданин? Предъявите документы!

– Во дает… – Пеха засмеялся. – Откуда я их достану? Из широких штанин? Так это запросто… – Он засунул руку в трусы.

– Петр! – рявкнул я. – Отставить!

– Слушаюсь, товарищ старший сержант! – Пеха дурашливо козырнул, прикрыв голову ладонью левой руки – изобразил головной убор.

– Это мой армейский друг, – объяснил я майору. – Петр Николаевич Симаков.

– Документы! – Похоже, майор завелся; видимо, ему очень не понравилась выходка Пехи, который был еще не вполне трезв.

– У тебя есть что-нибудь? – спросил я Пеху.

– Найдем. Читательский билет в областную библиотеку сойдет?

– Кончай дуру гнать! – Я разозлился. – Хочешь попасть в обезьянник?

– Ни в коем случае! Уже бегу.

Пеха принес изрядно помятый паспорт. Интересно, где он его держал? Наверное, так думал и майор, потому что исследовал документ с необычайной тщательностью. Во время проверки Пеха был спокоен, как слон после водопоя, – паспортные данные у него были в полном порядке.

– Что вы делали в квартире гражданина Богданова? – спросил майор, остро глядя в похмельные глаза Пехи.

– Виски пил, – ответил тот, безмятежно улыбаясь. – Чинно и благородно. Даже без девочек. Мы отмечали встречу. Не виделись с самой армии.

А потом спали. Между прочим, в разных спальнях.

– Понятно… – Майор окинул взглядом крепко сбитую фигуру Пехи, сплошь покрытую шрамами (ему на ранения везло куда меньше, чем мне), и смягчил тон. – Где-то в районе полуночи вы ничего подозрительного не заметили?

Вопрос адресовался нам обоим. Пеха пожал плечами, а я озвучил его ответ – весьма аккуратно:

– Мы были чересчур заняты воспоминаниями о воинской службе…

Васечкин и майор переглянулись, и Завенягин впервые за все время изобразил улыбку (которая не очень ему удалась). Мужики есть мужики. Как проходят такие «воспоминания», им не нужно объяснять.

– Извините, что мы вас побеспокоили, – сказал майор и встал. – Вот моя визитка. – Он положил ее на стол. – Если что-то вспомните – позвоните.

– Всенепременно, – ответил я елейным голосом подхалима, энергично закивал, и милиционеры потопали к выходу.

Первым вышел на лестничную площадку майор, а Васечкина я придержал за рукав. С лейтенантом мы были в дружеских отношениях, потому что учились в одном классе. Помыкавшись после армии в поисках хорошо оплачиваемой работы, он плюнул на свои мечты быстро разбогатеть и поступил учиться в школу милиции.

– Никита, что там? – спросил я, указывая пальцем на потолок.

– Ужас! – почему-то шепотом ответил Васечкин. – Старика не просто убили, его буквально порезали на куски. Похоже, пытали. Кровищи… – Мой одноклассник вдруг сильно побледнел и судорожно сглотнул. – В квартире настоящий разор. Все перевернуто вверх дном. Видимо, убийца что-то искал. Наверное, деньги и ценности.

– Но как убийца мог проникнуть в его квартиру? Ведь Африкан и соседей не пускал к себе.

Васечкин развел руками и ответил:

– Непонятно… Замки в порядке. В них никто не ковырялся, как утверждает эксперт. Значит, дверь Африкан открыл самолично. Поэтому весь подъезд на подозрении. Ведь чужих дед точно не впустил бы в квартиру, тем более вечером.

– Что-нибудь украдено?

– Вопросы ты задаешь… Фиг его знает. Вроде все на месте. А там – поди знай.

– Кто вызвал милицию?

– Соседка по площадке, Чулкова. Увидела, что дверь в квартиру приоткрыта, зашла, увидела все – и упала в обморок. По крайней мере, так она утверждает. Потом очнулась – и к телефону.

Старуха Чулкова была еще тем кадром. Обычно ее кликали по отчеству – Потаповна, но за глаза звали Чучундрой. Так называлась мускусная крыса из рассказа «Рикки-Тикки-Тави» английского писателя Редьярда Киплинга. Кто прилепил старухе это прозвище, история умалчивает. Но я подозреваю, что мой дед, большой шутник и книгочей.

Поговаривали, что в свое время Потаповна стучала на соседей в те самые органы, о которых западные журналисты до сих пор в своих пасквилях на Россию с внутренней дрожью пишут «ФСБ – наследница КГБ». Но, как говорится, не пойман – не вор, доказать, что она была сексотом, общественность так и не смогла.

Однако Потаповна-Чучундра слыла настоящей пронырой. Она собрала обширное досье на всех жильцов дома и знала всю их подноготную. Для нее было огромным удовольствием сообщать соседкам – таким же древним старушкам, как и она сама, – разные пикантные подробности из жизни респектабельных новых русских, купивших квартиры в нашем доме.

Так что ее интерес к приоткрытой двери соседа по площадке был вполне объясним. Она уже много лет набивалась в гости к Африкану, но неизменно получала отлуп. Это только подогревало ее интерес к затворнику, и будь у Чучундры побольше силенок, она взяла бы жилище старика штурмом, въехав в квартиру на его плечах.

Так она поступила и со мной, когда я принял наследство, – ворвалась в квартиру внаглую, когда я открывал входную дверь. Не гнать же ее пинками… Но с Африканом (и это она хорошо знала) такой номер точно не прокатил бы.

– Так ты и вправду ничего не слышал? – с недоверием спросил участковый. – По-моему, ночью наверху у тебя был настоящий тарарам.

– Никита! Я что, идиот?! Домой я пришел около двенадцати. А судя по вопросу майора, Африкана завалили до полуночи. Услышь я над головой что-нибудь подобное, немедленно поспешил бы к старику на помощь. Ты же меня знаешь.

– Да знаю, знаю… Потому и верю тебе. А вот майор из убойного… трудно сказать, что у него на уме. Ну все, я побежал! Дела… – И Васечкин выскочил за дверь.

Да уж, дела… Я был потрясен. Не нужно иметь особый дедуктивный талант, чтобы связать снайперский выстрел по вороне и страшную смерть старика. Похоже, ворона была предупреждением, и Африкан это знал. Знал! Утром, когда он пришел ко мне с просьбой похоронить Аиду, в его облике чувствовалась обреченность. А убиенная ворона послужила своего рода черной меткой, которую в Средние века посылали пираты своим товарищам, чем-то провинившимся перед обществом. Бывшим товарищам.