Юлиан Семенов - Пресс-центр Страница 8

Именно Рамирес научил Санчеса, когда тот был еще лейтенантом, хитрости оттяжки шара на дальний борт, умению прятать от противника тяжелый костяной "свояк", словом, стратегии этой мудрой, рискованной игры, поэтому и сейчас, когда полковник приезжал в полутемный зал, где низкие старомодные абажуры высвечивали изумрудное поле столов, старик по-прежнему называл его Малышом и грубо бранил за плохие удары.

- Хочешь похитрить? - спросил он, подавая Санчесу кий с монограммой. - Устал?

- Немного, - ответил Санчес, - ты, как всегда, прав, дорогой Бейлис.

(Рамирес однажды рассказал ему про русского мастера Николу Березина, который обыгрывал всех подряд; его звали Бейлис, потому что в Киеве он играл так рискованно, что продулся до нитки, сделал последнюю ставку на свой костюм и его просадил; профессионалы собрали ему деньги на пиджак и брюки; в Киеве тогда шел процесс Бейлиса, обвинявшегося черносотенцами в ритуальном убийстве русского мальчика. Тому тоже собирали деньги по "подписньм листам"; с тех пор Березина звали Бейлисом, и Санчесу очень понравилась эта история. Рамирес вообще был напичкан всякого рода историями. Санчес слушал его завороженно. "Ты очень хороший человек, Малыш, - сказал ему как-то Рамирес, - ты умеешь слушать. А это большая редкость в наш век - хороший человек на посту премьера".)

- Сколько даешь форы, вьехо? - спросил Санчес.

- И не стыдно тебе брать у старика фору, Малыш?

- Совсем не стыдно, потому что ты играешь в десять раз лучше меня.

- В семь. В семь, а не в десять. Наша партия будет стоить десять песос, о'кэй?

- 0'кэй.

- Я дам тебе десять очков форы, сынок, и этого достаточно, ты стал классным игроком...

Рамирес легко подкатил шар к пирамиде, еще раз помазал кий синим мелком и сказал:

- Ну, давай...

Санчес, чуть тронув "своим" пирамиду, спросил:

- Сильно меня ругают твои аристократические гости?

- Достается, - ответил Рамирес. - Я попробую сыграть пятерку от двух бортов в угол, Малыш. - Он мастерски положил шар. - Но тебя ругают слишком зло, значит, наступаешь кому-то на пятки. Надо ли так резко? Может, как я учу тебя на пирамиде, не стоит особенно торопиться? Начнешь свои реформы попозже, когда люди поверят, что это не есть насилие во имя насилия, а принуждение для их же блага. Десятку к себе в угол.

Наблюдая за тем, как Рамирес собирался перед ударом, Санчес ответил:

- Ты прав, нужно уметь ждать, но еще страшнее опоздать. И потом те, которым мы наступаем на пятки, имеют возможность посещать этот прекрасный клуб, а девяносто пять процентов нашего народа и не знают, что даже днем, в жару здесь можно отдыхать при температуре двадцать градусов, когда жужжит кондиционер и ты вправе вызвать чико, который принесет виски со льдом, или раздеться и залезть в мраморный бассейн... Если бы хоть четверть нашего населения жила в мало-мальски сносных условиях, вьехо, можно было бы погодить, но, когда нищенствует большинство, приходится наступать на пятки тем, кого не волнует судьба сограждан...

- Смотри, - вздохнул Рамирес. - Ты слишком смело машешь красной тряпкой перед мордами очень крепких быков, килограммов по пятьсот каждый, и рога у них острые, как шило... Смотри, Малыш...

Рамирес промахнулся на этот раз, шар остановился возле лузы, и Санчес красиво положил его, а потом положил еще два шара и почувствовал, что началась кладка.

- Послушай, Малыш, мой внук Пепе, я рассказывал тебе о нем много раз, неплохо поет... Ты говорил в последней речи по телевидению, что намерен открыть театр для народа... Он мечтает спеть тебе несколько песен, может быть, его примут в труппу?

- Я плохой ценитель, вьехо, - ответил Санчес, но, заметив, как огорчился старик, заключил: - Пусть придет в следующий раз, пусть споет... Если мне понравится, я скажу ему честно, пусть тогда идет в театр и, не ссылаясь на меня, запишется на конкурс.

(Агент ЦРУ Орландо Негро вплотную работал с Пепе Рамиресом последние три месяца по плану, разработанному в Лэнгли. Он доказывал парню, что время художественного кино кончилось, сейчас настала пора хроники, документального кадра, триумф Якопетти и все такое прочее. Звездою экрана и сцены можно стать, совершив нечто такое, о чем заговорит мир. Пепе на это клюнул. "А что, по-твоему, может заинтересовать мир?" Орландо ответил: "Ну, не знаю... Человек входит в клетку к львам, выпрыгивает из самолета, терпящего катастрофу, и спасается, лезет в извергающийся вулкан или участвует в заключительном акте революции, когда герой устраняет тирана". Орландо увидел страх в глазах Пепе. Тот спросил, понизив голос: "Какого тирана ты имеешь в виду?" - "Сальвадорского, - ответил Орландо. - Или гватемальского. Не считаешь же ты нашего Санчеса тираном?" - "Он друг моего деда, а дед не стал бы дружить с тираном". - "Санчес - не тиран, смешно и говорить об этом, а вот ты дурак. Используй это знакомство, он подтолкнет тебя коленом под зад на сцену. Я дам тебе двух лучших гитаристов из Мексики, подготовь номер и попроси деда сделать так, чтобы тебя послушал премьер. Об этом через час узнают на телевидении, назавтра ты выступишь солистом в ночной программе".

Гитаристами из Мексики были ребята из группы "завершающих операций ЦРУ".

Дворец охраняют силы безопасности, верные Санчесу; штурм поэтому невозможен.

Компрометировать майора Лопеса не входило в план Майкла Вэлша, ибо Лопес должен провозгласить себя преемником дела Санчеса, он обязан поклясться в верности погибшему герою.

Оставался один выход - ликвидация премьера фанатиками из специальной группы, которым будет сказано, что "красные береты" из охраны дадут им возможность беспрепятственно уйти из "Клаб де Пескадорес", на пирсе их ждет сверхмощный катер.

В свою очередь, Лопес проинструктирует "красные береты" об особой бдительности - после того, как дело будет сделано, Пепе и гитаристов изрешетят пулями, никаких следов.

Это был один из проектов ликвидации Санчеса. Помимо этого проекта существовало еще девять, проработанных и отрепетированных до мелочей.)

- Когда ты приедешь ко мне в следующий раз? - спросил Рамирес. - Я бы предупредил Пепе...

- Не могу сказать, вьехо... Я бью четырнадцатого налево в угол... Старик достал из кармана рубашки алюминиевый цилиндр, открыл его, достал толстую сигару "упман", заметив:

- Плохо целишь, бери левее.

- Спасибо, вьехо, - Санчес ловко положил шар. - Сейчас предстоит много дел, понимаешь... Но, видимо, в пятницу я вырвусь к тебе. Или в субботу. Предупреди Пепе, чтоб ждал твоего звонка... Восемь к себе в середину.

- Не стоит. Слишком рискованный шар.

- Кто не рискует, тот не выигрывает.

- Это в политике. В биллиарде все по-другому.

Санчес промазал, рассмеялся.

- Вот я и отдохнул у тебя, вьехо.

- Это правда, Малыш, что ты собираешься жениться на балерине Кармен?

- И об этом говорят?

- Еще как... Девять налево в угол.

- Мы просто-напросто друзья с нею, жениться я не собираюсь ни на ком, даже на той, которую люблю, вьехо, потому что нельзя себя делить: я принадлежу этой стране, а если рядом будет любимая, я стану отдавать ей слишком много сердца...

Рамирес положил десятку и вздохнул.

- Малыш, мне очень тебя жаль... Когда ты был лейтенантом, жилось тебе легче и беззаботнее... А за этот год ты стал седым, и хотя в газетах пишут, что у тебя молодые глаза, но я-то помню, какими они были, когда ты был действительно молодым...

8

11.10.83 (23 часа 06 минут)

Последний раз Леопольдо Грацио позвонил из отеля "Континенталь", где, как обычно, остановился в президентском пятикомнатном люксе.

Он попросил фрау Дорн, свою секретаршу из франкфуртского филиала корпорации, прилететь первым же рейсом в Берн; никто, кроме нее, не умел оформлять стенограммы особо важных совещаний; завтра предстояло именно такое совещание с представителями американской "Юнайтед фру т" и голландской "Ройял Шелл".

Затем Леопольдо Грацио заказал себе ромашкового чая ничто так не помогает пищеварению; попросил Метрдотеля приготовить на завтрак кусок полусырого мяса и авокадо с икрой, пошутив при этом:

- Бюнюэль назвал свой фильм, обращенный против нас, замученных бизнесменов, "Большая жратва", но вы-то знаете, что я позволяю себе шиковать лишь в исключительных случаях...

- О да, - почтительно согласился метрдотель, не посчитавший возможным заметить, что автором фильма "Большая жратва" был вовсе не Бюнюэль, - они все обозлены на мир, эти режиссеры, полная безответственность.

Положив трубку телефона, метрдотель в сердцах сплюнул: как и всякий человек, вынужденный лакействовать, он в глубине души ненавидел тех, кого обслуживали чьею милостью жил в довольстве, если не сказать - роскошестве.

9

11.10.83 (23 часа 07 минут)

- Месье Лыско, через три хода я объявлю вам мат, - сказал Серж, хозяин маленького кафе, куда советский журналист приходил почти каждый вечер - выпить чашку крепкого чая и сыграть пару партий в шахматы. Он жил в этом же доме на Рю Курнёф; квартиру занимал маленькую: редакция срезала бюджет на жилье; одинокий, вполне хватит двух комнат, кабинет можно оборудовать и под гостиную, холостяку не обязательна столовая, тем более многие иностранцы знают, что москвичи принимают порой гостей по-домашнему, на кухне - самый обжитой уголок в доме, даже тахту умудряются поставить, чтобы телевизор было удобнее смотреть.