Наталья Никольская - Пятая жертва Страница 8

Эта бездыханная кукла будет покорно все сносить, эта аппетитная ледышка даже не пошелохнется, когда на ее мертвенно-бледной коже ты оставишь кровавый знак своего могущества.

Валандра взглянула на часы: половина третьего. Обычно она не обедала в кафе и ресторанах, хотя вполне могла себе это позволить, предпочитая или домашнюю пищу, или легкое перекусывание прямо на рабочем месте. Но сегодня был такой теплый солнечный день, практически первый теплый день в этом году, что ее невыносимо потянуло на улицу. Кроме того, довольно напряженная работа в первой половине дня утомила ее и она решила расслабиться.

Она закрыла тетрадь с записями, быстро привела себя в порядок и стремительно вышла из кабинета.

– Сергей, – окликнула она Болдырева, заглянув в дежурку, – поехали.

– Уже иду, – засуетился он, неуклюже поднимаясь с дивана.

– Куда едем, Валентина Андреевна? – поинтересовался Сергей, когда они уселись в «Волгу», и ее двигатель ровно заработал.

– Куда-нибудь в центр, – махнула рукой Валандра, закуривая.

Сергей удивленно уставился на нее: не часто она так неопределенно указывала адрес.

– Ну что смотришь? – она усмехнулась, – я еду обедать, куда-нибудь на проспект.

– Понял, – кивнул Сергей и нажал на газ, – тогда я вас прямо в начале проспекта высажу.

Проспектом в Тарасове называли Немецкую улицу, которой вернули ее первоначальное название. А в совдеповские времена она называлась проспектом Кирова, а в среде продвинутой молодежи просто проспектом. Именно в те времена одному из тарасовских градоначальников пришла в голову идея сделать из нее пешеходную улицу, как Арбат в Москве.

Сказано – сделано: через некоторое время с улицы убрали транспорт, замостили плиткой и она стала пешеходной. В прессе она сразу же получила неофициальное название Тарасовский Арбат, а уже в постперестроечные времена даже стала выходить газета с таким названием.

В летнее время многочисленные кафешки выносили пластиковые столики с зонтиками и стулья, давая возможность посетителям потягивать в тени пивко и наслаждаться прохладой в знойные дни.

Именно на этот проспект и направлялась Вершинина, надеясь перекусить и подышать относительно свежим воздухом. Через несколько минут Болдырев остановил «Волгу» перед перекрестком.

– Не жди меня, – сказала Вершинина, выбираясь из машины, – обратно я сама дойду.

– Как скажете, – Сергей флегматично пожал плечами и подождав, когда дверца закроется, тронулся с места.

На проспекте было многолюдно. Народ толкался у стендов с солнцезащитными очками, возле фотографа, на плечах которого сидела обезьянка в пестром наряде, возле киосков с видео– и аудиокассетами, на террасах кафе.

Вершинина остановила свой выбор на кафе под большим синим навесом. Народу здесь было меньше, чем в других подобных заведениях. На красных пластиковых столах стояли стаканчики с салфетками. Да и официантки этого кафе доброжелательно улыбались.

Валандра подошла к стойке и принялась изучать выставленные в витрине блюда. Взглянув на цены, она поняла, почему здесь было мало народа. Двухсотграммовая порция шашлыка стоила пятьдесят два рубля, пицца среднего размера тянула на двадцать пять, сэндвичи с салями и с сыром по девять, спиртное же стоило почти вдвое дороже, чем в магазине.

«Ладно, – махнула она рукой, – не бегать же по всему проспекту…»

Она устроилась за свободным столиком так, чтобы было видно фланирующих по проспекту граждан. Справа от Вершининой за соседним столиком также одиноко сидел за кружкой пива мужчина лет тридцати с небольшим. На нем были голубые джинсы и зеленая джинсовая рубашка с закатанными до локтя рукавами. Слева в небрежной позе со светло-коричневой сигаретой, распространявшей приторно-шоколадный запах, устроилась молодая кудрявая блондинка в темно-бордовой маечке в обтяжку и длинной черной юбке с высоким разрезом на боку. На столике перед ней стояла бутылка «Балтики»-девятки.

Чернявая стройная официантка с бэйджем на веселеньком желтеньком фартучке не заставила себя долго ждать и шустро подошла к столику.

– Что будем кушать? – задорно спросила она, не глядя на Вершинину.

Валентина заказала салат из крабов и две порции шашлыка с луком.

– Может быть, вина? – предложила Елена Равильевна, имя которой Вершинина прочла на бэйдже.

– Пожалуй, красного, киндзмараули, – согласилась Вершинина, – у вас есть?

– Конечно, – улыбнулась Елена.

– Тогда – киндзмараули.

– Я бы вам посоветовал взять лучше ахалшени.

Вершинина повернула голову направо и увидела, что мужчина за соседним столом кивает.

– Это еще почему? – спросила Вершинина, не успев даже удивиться, с чего это незнакомый мужчина лезет со своими советами.

– Возьмите, возьмите, я вам сейчас объясню, – настаивал сосед.

– Ну хорошо, давайте ахалшени, – кивнула Вершинина официантке, искоса поглядывая на непрошеного советчика.

Он подождал, пока отойдет официантка и, спросив у Вершининой разрешения, пересел за ее столик. Теперь она могла его хорошенько рассмотреть. Длинное худощавое лицо, прямой взгляд чуть раскосых темно-карих глаз, немного заостренный нос, упрямо сжатые губы. Длинная темная челка, распадаясь надвое, открывала высокий гладкий лоб. Когда он пересаживался за ее столик, она прикинула, что он, пожалуй, одного роста с ней. «Симпатичный малый, – подумала Вершинина, – если он еще и не дурак к тому же, то можно будет совместить приятное с приятным – поболтать за обедом просто так, ни о чем».

– Карпов Виталий Михайлович, психолог, – он слегка улыбнулся, – можно просто Виталий.

– Валентина, – представилась Вершинина.

– Прошу меня простить, за бестактность, – Виталий развел руками, – но киндзмараули здесь озерского разлива, а ахалшени – настоящее грузинское.

– Так уж и грузинское? – усомнилась Валентина, доставая из кармана пиджака сигареты.

– Ну, может, и не совсем грузинское… – он снова улыбнулся, – но гораздо лучше, чем киндзмараули.

– А вы что же, разбираетесь в винах?

– Не то чтобы очень, – Виталий сделал несколько глотков пива и поставил кружку на стол, – просто заходил сюда несколько раз, вот и продегустировал.

Вершинина достала сигарету и зажала ее меж губ, шаря по карманам в поисках зажигалки, но Карпов опередил ее, достал свою и перегнулся через стол, прикрывая пламя от ветра свободной рукой. Поблагодарив его, она замолчала.

– Хотите, я угадаю, где вы работаете? – улыбка снова заиграла на губах Карпова.

– Лучше не пытайтесь, – усмехнулась Вершинина, – могу поспорить, что у вас это не получится.

– Что, пари? – Виталий хитро улыбнулся.

– Вы проиграете.

– Это будет ударом по моему профессионализму, – похоже, он загорелся не на шутку, – даете мне три попытки, и если я не угадаю – за мной сегодня ужин. Идет?

«Неплохой способ завязывать знакомство, – усмехнулась про себя Вершинина, – пригласить на ужин просто так – вроде не очень-то удобно, а тут, если проиграет, хороший повод, как бы даже обязан чем-то тебе. Если же случайно угадает – сразу поднимется в глазах новой знакомой. Правда, теперь не те времена, чтобы отказываться от ужина.

– Судя по вашему независимому виду, манере разговаривать и довольно строгому оценивающему взгляду, вы – какая-нибудь крутая начальница.

Вершинина рассмеялась.

– Вижу, я не далек от истины, – широко заулыбался Виталий, поднося кружку ко рту.

– А я вижу, что ложной скромностью вы не страдаете… – усмехнулась Валандра.

В этот момент к ним подошла официантка и принялась деловито выставлять на стол содержимое подноса.

– Я не только не страдаю разного рода комплексами, но и сам стараюсь лечить людей от них.

– О! Вино действительно прекрасное! – она пригубила из фужера, наполненного заботливой рукой психолога, – не хотите?

– Спасибо, нет. Я сегодня решил по пиву…

– Так комплексы – это что-то вроде заболевания? – Вершинина с интересом посмотрела на своего нечаянного собеседника.

– Вот именно, – подхватил он, ставя пустую кружку на стол, – только заболевания не вирусного характера… Речь скорее идет о врожденных увечьях, поддающихся тем не менее лечению и корректировке.

– Уж больно это смахивает на волшебную практику Христа… – задумчиво проговорила Валандра.

– Вы имеете в виду исцеление калек, слепых и прочих? – Виталий буравил ее своими темными глазами.

– Да. Однако я теряюсь в догадках… Что является первоисточником: или это ваше призвание и ваша повседневная работа избавила вас от ложной скромности, или, наоборот, отсутствие последней позволило вам со спокойной совестью практиковаться на людях?