Фридрих Незнанский - Игры для взрослых Страница 8

Глупая баба. Разве она не видит, сколько семей разрушено из-за разлуки? Те мужья, кто на Украине остался, завели себе подмену, а те бабы, кто в Италии, с итальянцами сожительствуют. А приезжают и врут, что замуж повыходили. Да кому они там нужны? Итальянцы — мужики осторожные, не спешат наших в жены брать. Потому что вперед заглядывают — а ну придется разводиться? И что тогда, половину своего добра чужестранке отдавать?

Роман хоть и лежит лежмя в своей кровати, но смотрит все полезные телепередачи — и про миграцию украинского населения, и про затяжную борьбу за власть, над которой уже весь мир смеется. Как говорят в народе: паны дерутся, а у холопов чубы трещат. И сколько можно эту власть делить? Скоро уже половина населения переселятся на чужие земли. Кум Петро в Португалии ишачит, сосед Иван в Испанию подался, братья Гайворонки под Москвой виллы строят олигархам. Ой как народ бежит из житницы державы, прямо сердце кровью обливается…

Роман тяжело вздохнул и подумал, что Орыся хоть и пообещала ему, что в Грецию не поедет, но сейчас наслушается рассказов своей подружки и опять что-нибудь придумает. Та только и хвастается — то новой одеждой, то гостинцами, которые на автобусе прямо из Италии привозят да по хатам развозят бравые шоферюги, ловко вписавшиеся в новый бизнес. Это ж надо такое придумать, правду люди говорят — голь на выдумку хитра. Каждую неделю на привокзальной площади стоят с десяток микроавтобусов, куда сносят местные жители посылки для своих кормилиц — жен и матерей. И едут эти посылки и в Милан, и во Флоренцию, и в Пьяченцу, и еще в много-много городов, где их встречают украинские бабы. А взамен передают диковинные продукты и тряпки, даже деньги не боятся через водителей передавать, чтобы не тратиться за пересылку.

Славчик подбежал к отцу, и тот ласково погладил его по белокурой головке.

— Открой окошко, сынок, нехай свежий воздух зайдет, а то дышать трудно.

Под окном остановились Орыся и Наталка.

— Мать попросила ей веник передать, а то не нравятся итальянские метлы. Не может привыкнуть к ним. И щенка попросила от нашей Жульки, хочет подарить какому-то итальянцу.

— Жулька у вас красивая, и щенки у нее хорошие, — услышал он голос Орыси. — Я бы тоже взяла, но у отца аллергия, нельзя шерстью дышать.

— А мы щенков только продаем, — услышал отец голос Наталки. — Так что не журись, и так у вас денег нету.

Вот чертова девка, что ж она все напоминает, что живут они, не в пример семье Гринько лучше? Орыся и так себя чувствует постоянно ущемленной, бедная девочка.

— Семечки ей передала?

— Да, и тот чертов веник. Пока донесла, чуть со стыда не сгорела, тащиться с веником через весь город. Хотели колбасу передать, так мадьяры теперь на границе проверяют — мясные продукты выкидывают. Еще и штрафуют водителей, те теперь аж ругаются, когда увидят колбасу. Говорят: зараз запишем у свои тетрадки вашу фамилию и больше брать у вас не будем.

— А щенка взяли?

— Так то ж не мясо! — Громко рассмеялась Наталка, прямо как кобыла. Ну и голос у нее! Хоть на базаре зазывалой ставь.

Орыся пришла какая-то задумчивая, и отец подозрительно спросил:

— Ну что, опять что-то придумала?

— А почему ты так решил? — смущенно проговорила она. — Ничего не придумала, просто пообщалась с подружкой.

— Ты ее не очень слушай, — на всякий случай предостерег дочь Роман. — Она девка хитрая, сама всегда сухой из воды выйдет, а тебя подведет под монастырь.

Орыся только повела плечами. Роман невольно залюбовался на нее. До чего же хороша выросла, и кто мог подумать? В детстве страшненькая была, они уже с Анной горевать стали, что никак не выравнивается — и брови толстые, как у тестя, так ведь тот мужик, ему все равно, что его за спиной Брежневым дразнили. И нос длинноват, и волосы реденькие, два мышиных хвостика носила, потом пришлось в один собирать, чтобы не так в глаза бросалось. Тощая, сутулая, ногами загребала, как старая бабка. А лет в десять новый учитель физкультуры рассмотрел в ней что-то, записал в секцию гимнастики. И тут начала дочка на глазах меняться — вытянулась, спинку стала держать, будто у нее между лопатками штырь вставили, походка, как у (балерины, все заглядывались. И личико преобразилось — щечки румянцем налились, носик вроде стал ровнее. И волосы загустели, прямо чудо какое-то. Может, бабкины советы мыть волосы отваром из корней лопухов подействовали? А может, обмен веществ наладился. Говорят, и такое бывает — даже самые невзрачные девочки неожиданно расцветают. Брови, правда, Орыся выщипывала. Не тонюсенько, как некоторые девчонки, а придала им красивую форму. Но тут уж родители не протестовали. Что природе не под силу исправить, пускай сама постарается. Эх, найти бы ей хорошего мужа с достатком! Чтобы не считала каждую копейку, как они с Анной.

Вечером, когда Роман уже спал, на кухне шептались его жена с дочерью.

— Ой, боюсь я тебя отпускать, дочечка моя. В чужом городе, да еще таком большом будешь одна-одинешенька. А сколько злых людей вокруг!

— Да что вы, мамо, прямо как на похороны меня собираете. Это ж вам не чужая земля, Москва, столица нашей Родины, помните, вы учили в школе?

— Мы-то учили, это правда. Так ведь с тех пор все изменилось, между Украиной и Россией уже граница пролегла, как будто мы чужие между собой. И пограничники проверяют поезда, ходят злые, особенно наши до своих, со всех деньги тянут. И за товар, кто везет, и с рабочих, кто горбатился на чужих да заработки в семьи везет. Я уж наслушалась на базаре, люди такое рассказывают, что лучше дома сидеть, чем такие унижения переживать.

— А с меня и взять нечего, — улыбнулась Оры-ся. — Товаров не везу. Деньги не заработала. А заработаю, лучше на перевод потрачусь, чем этим гадам дань отдавать.

— Ото правильно, доченька, лучше перешли переводом. Да смотри, если кто обижать будет, сразу возвращайся. Мы здесь не пропадем, как-то прокормимся.

— Прокормимся, — согласилась Орыся. — Да только тут на лекарство папе не заработать. А там платят хорошо. Сегодня меня Наталка водила к своей тетке, Стефании Владимировне, и та показала кучу паспортов. Это тех девушек, кого она на работу устраивает. Знаешь, сколько туда наших едет? Москва — город большой, рабочих мест навалом. Не то что у нас. И деньги там совсем другие.

— Откуда у нее тетка? Вроде, родни у Галины, ее матери, у нас в городе нет, а у Мыколы брат, да и тот в Луганске.

— Да какая-то очень дальняя, — солгала Орыся и мучительно покраснела. На самом деле никакой родственницы у Наталки действительно в Стрыю не было, объявление о найме на работу в Москву Орыся прочитала на столбе рядом с базаром еще вчера. Всю ночь не спала, раздумывала. И ехать в большой город страшно, и в нищете прозябать надоело. В конце концов решилась, с утра позвонила по указанному телефону и пошла. И Стефания Владимировна ее встретила ласково, все объяснила, все страхи развеяла.

— Ну ты ж смотри, доченька, — сдалась мать, — хозяев слушайся, будь терпеливой.

— А то я не знаю! — передернула плечами Орыся. — Буду слушаться, не волнуйся. Я им как приготовлю борщ да вареники, как ты меня учила. Да пироги напеку, да котлеты по-киевски нажарю, — они такого, небось, в своей Москве и не ели.

— А еще что ты там должна делать?

— Говорила Стефания Владимировна, что это уж как повезет. В некоторых семьях и убирать еще нужно. А у богатых каждый своим делом занимается — кто готовит, кто убирает. Кто за садом смотрит, кто за детьми.

— Прямо как во времена панщины, — вздохнула мать. — Твоя бабушка рассказывала, что у панов Стодольских вот так точно и было. На каждую работу отдельный человек: ее мать готовила, а отец на конюшне работал. Все вернулось, аж страшно. Может, лучше с дочкой Лидии Степановны в Польшу поедешь? Там работа надежнее, на фабрике, будешь себе сидеть за машинкой и строчить. Общежитие дают. Выходной один день.

— Там платят в три раза меньше, мама. И шить я не люблю, ты же знаешь. Я лучше готовить буду.

— Да, это у тебя лучше получается, — согласилась мать и понурилась.

— Ну не горюй так, не в Италию еду. Почти что к своим, — попыталась подбодрить ее Орыся.

— Да ладно уж — к своим. Какие они свои, если в Евросоюз нас не пускают?

— О, и ты теперь мне про эту политику. Даже говорить не хочу.

— А куда без нее? Жизнь такая…

— Попытались мы сделать жизнь получше. На Майдане уже посидели, хватит. Выбрали на свою голову…

— Тихо, тихо, дочечка, а то еще кто услышит.

— И что? Теперь за это в лагеря не сажают.

— И то слава богу… А если отец не пустит?

— Уговорю как-нибудь. У него в Москве — помнишь? — друг живет, вместе в армии служили. Я его адрес возьму, они же переписывались.

— Вспомнила… Да когда это было? Они уже лет десять как не переписываются.

— А я его попробую найти. В справочное бюро обращусь, там про всех москвичей известно, — кто где живет.