Андрей Константинов - Дело о марсианской тигрице Страница 8

В салоне танненбаумовской машины было тепло и уютно. Под колесами шуршало сухое чистое шоссе — мы ехали в Екатеринбург.

— Может быть, расскажете, Андрей Викторович, как все-таки вы ее вычислили? — спросил Женя Танненбаум. — Никому и в голову не могло прийти, что дочь милицейского начальника — воровка.

Соболин с ненавистью посмотрел в бритый затылок Танненбаума, затем отвернулся и стал глядеть в окно.

— Клептомания, — сказала Лукошкина, — это болезнь. А болезнь не разбирает, кто дочь министра, а кто — дворника.

— Согласен, — кивнул Женя. — Но как все-таки вы ее вычислили?

А как, действительно, мы ее вычислили?

…Я вспомнил, что еще утром положил диктофон в левый карман пиджака, собираясь вернуть его Володе. Сейчас диктофона в кармане не было. Машинально я похлопал себя по правому… Я отлично ПО знал, что положил диктофон в левый, но все же похлопал себя и по правому. Чуда, разумеется, не произошло — правый тоже был пуст. Парик — бинокль — сумочка — диктофон…

Мы стояли возле джипа Виктории, и я, как дурак, хлопал себя по карманам. "В какой же момент, — думал я, — это произошло? Весь день я был в пиджаке и… Стоп!

Стоп, я его снимал, когда мы читали дообеденные лекции. Я снял его, повесил на спинку стула. Видимо, именно тогда у диктофончика и выросли ноги".

— Володя, — сказал я. — Ты извини, но… я, кажется, потерял твой диктофон.

— Как потерял?

— Как потерял? Как все теряют — по не внимательности.

— Ну, шеф, ты даешь! — сказал Володя, резко повернулся и пошел прочь.

А я остался возле джипа. На «торпеде» «лэндкрузера» тревожно вспыхивала красная точка сигнализации… И я вдруг все понял!

Я быстро вернулся в шале. Повзло посмотрел на меня и спросил:

— Ну, провел воспитательную беседу? Спас семью Соболиных?

Не отвечая ему, я обратился к Ане:

— Аня, ты где носишь ключи от машины? В сумочке или в карманах?

— А при чем здесь ключи? — удивилась Анна.

— Ответь: в сумочке или в карманах?

— Ну, в сумочке… А что?

— Нет, ничего. Это я так, — ответил я и вышел.

Я пошел в шале к Виктории. Проходя мимо джипа, снова увидел яркую точку на «торпеде»… Доказательство или нет?…

Нет, не доказательство. Лукошкина носит ключи в сумочке, а Виктория, допустим, в кармане… Нет, не доказательство. Фигня, а не доказательство… Я думал, что Соболин окажется у тигрицы, но его там не было. Может, и к лучшему.

— Открыто, — сказала Виктория, когда я постучал в дверь. — Открыто, войдите.

Я вошел, и она, кажется, нисколько не удивилась.

— Если вы ищете Вовчика, — сказала она, — то его нет.

— А я, собственно говоря, к вам, Виктория. Можете уделить мне минут пятьдесять?

— Да, конечно. Проходите, Андрей… Кофейку или чего покрепче?

— Кофейку, если не затруднит, — ответил я, усаживаясь в кресло.

— Какие же тут могут быть затруднения? Напротив, мне весьма приятно попить кофе в обществе знаменитости.

Виктория прошла в крохотный кухонный «отсек», примыкающий к гостиной.

Она была в футболке и плотно обтягивающих кремовых джинсах… А обтягивать было что! Тигрица звякала посудой и что-то мурлыкала. Через пару минут на столике дымились две чашки с кофе. Насыпая мне песок в чашку, Виктория нагнулась, и я смог заглянуть в лабиринты декольте. Лабиринты впечатляли. И она отлично знала, куда я заглядываю.

Песок она насыпала долго. А когда выпрямилась, посмотрела на меня с довольно откровенной улыбкой… Но это ты, тигрица, зря. Этот номер не катит.

— Вы, наверное, о Володе хотели поговорить, Андрей?

«Не столько о Володе, сколько о тебе, тигрица», — подумал я, но говорить стал о Володе. Я стал говорить о том, что Соболин — человек неплохой, но несколько импульсивный, увлекающийся. Что он женат, что немножко устал за последнее время… Виктория слушала с улыбкой, иногда кивала…

«Зачем тебе этот парик? — подумал я. — У тебя прекрасные волосы…» Я говорил, она улыбалась и кивала. Я пытался вспомнить, что я знаю о клептомании. Главным образом меня интересовало: что клептоман делает с украденным? Выбрасывает или оставляет «на память»?… Выбрасывает или оставляет? Но так ничего и не вспомнил.

— Еще кофе? — спросила Виктория.

— Нет, спасибо…

— А я, пожалуй, сделаю себе еще, — сказала она и снова прошла в кухонный «отсек», демонстрируя «вид сзади». Снова поколдовала с посудой, что-то напевая… Я прислушался, и мне очень понравилось.

Виктория вернулась с чашечкой кофе, села:

— На чем мы остановились?

— На том, что Володя — человек увлекающийся. Он даже собрался посвятить вам стихи. Или, вернее, шлягер… Не слышали?

— Нет, не слышала… Если вы, Андрей, пришли спасать семью вашего увлекающегося Вовчика, то я могу вас успокоить: он мне на хер не нужен. Он же нищий?

— Весьма не богат, — подтвердил я.

— Так что зря вы беспокоитесь… Я сама скажу ему вечером, чтобы летел к своей кастрюле. О'кей?

— О'кей, — ответил я и поднялся. — Спасибо за кофе. Надеюсь, еще встретимся на ужине.

— Конечно. Я рассчитываю, Андрей, что вы пригласите меня танцевать.

— Разумеется… Буду счастлив.

Виктория вышла вместе со мной в прихожую… Невзначай прижалась грудью.

— Так что зря вы, Андрей, беспокоились. Ну, пошалили немножко, приятно провели время… А завтра разъедемся. И — никаких слез!

— Да, — подтвердил я. — Завтра разъедемся… Кстати, как вы, Вика, поедете?

— У меня джип, — сказала она.

— Я знаю. «Лендкрузер», шикарный аппарат… Я имел в виду, что у вас украли сумочку. Видимо, и ключи тоже украли?

Виктория осмотрела меня внимательно… «Жаркий взгляд… Как опасен твой тигриный взгляд!»

— Нет, — сказала она, — ключи, слава Богу, не украли. Я их в кармане куртки ношу.

— Вот и замечательно, — ответил я и вышел. Воздух на улице был бодрящим и свежим. Замечательно, но… не доказательство.

— Вот теперь понял, — сказал Танненбаум. — Вы решили, что Виктория имитировала кражу сумочки с целью отвести подозрения от себя, но не учла одного момента: ключи должны были пропасть вместе с сумкой. Так?

— В общем — да. Однако доказательством это быть не может. Аня носит ключи от своей машины в сумочке, а Виктория — в кармане. Реально? Вполне… Доказательством ее… э-э… болезни стал другой факт.

— Какой же? — спросил Женя крайне заинтересовано.

— Песня, которую она мурлыкала, когда делала кофе.

— Песня? Что же такое она пела?

— Она пела песню, которую не могла слышать. Текст существовав только на кассете диктофона, украденного у меня.

Воздух на улице был бодрящим и свежим. Я прошел мимо джипа, подмигнул ему, и он подмигнул мне в ответ огоньком сигнализации… «Жаркий взгляд… Как опасен твой тигриный взгляд!»

Я вернулся в коттедж Лукошкиной, отобрал у Коли Повзло коньяк и наказал больше не пить. Потом изложил ситуацию. Потом мы отправились на прощальный ужин.

Первым делом я поймал Соболина, еще раз извинился за «потерянный» диктофон и поинтересовался между делом: не давал ли Володя послушать свой бессмертный шлягер марсианской тигрице? Володя ответил: нет, не давал. Текст сыроват, да и вообще… хочу сделать сюрприз. Ну-ну, сказал я, сюрприз — святое дело. Сам люблю делать сюрпризы. Сомнений у меня больше не было — тигрица! Осталось только поймать ее в ловушку. И я построил эту ловушку.

После того как отзвучали дежурные тосты за гостей и за хозяев, и обстановка сделалась непринужденной, а зал заполнился голосами, я попросил слово. Слово мне дачи и начали наполнять рюмки и фужеры напитками.

— Коллеги, — сказал я, — я отвлек ваше внимание не ради тоста, а для того, чтобы сделать небольшое объявление. Мы с вами не худо поработали и не худо повеселились… Все это здорово, но наш семинар был омрачен некоторыми известными вам происшествиями крайне неприятного свойства. (После этих слов слушать меня стали гораздо внимательнее.) Я знаю, что кое-кто из вас, коллеги, склонен был подозревать нас… Для нас это было крайне неприятно, но… Мы, дорогие друзья, провели свое собственное расследование и вычислили вора.

По залу прокатился гул. Быстрый, неразделимо-слитный, как накат волны на галечный пляж. А потом несколько голосов почти одновременно выкрикнули:

— Кто?

— Имя! Назовите имя.

— Не назову, — ответил я.

— Почему? — выдохнул зал.

— Потому, — ответил я, — что я хочу дать ему шанс… (Гул.) Да, я хочу дать ему шанс. Сейчас двадцать один ноль три. Ровно в полночь я назову имя… Если до этого времени похищенные вещи не будут возвращены, я назову имя. Ровно в полночь.

Некоторое время за столом царила тишина. Затем зазвучали голоса:

— Назовите сейчас!

— Серегин, вы даете преступнику шанс избавиться от украденного.

"Правильно, — подумал я, — даю… или, во всяком случае, предлагаю это сделать.