Павел Амнуэль - Мир «Искателя», 2004 № 04 Страница 8

Она так и сделала.

Не совсем. Полина подошла к двери в холл, но войти не осмелилась, в коридоре было холодно, она только сейчас обнаружила, что стоит босиком, а сверху опять стали слышны размеренные шаги, и Полина, будто под гипнозом, направилась к лестнице. Нет! — кричали все ее чувства. Остановись! — шептал разум. Но какая-то сила в ней, о присутствии которой Полина даже не подозревала, оказалась сильнее и чувств, и тем более разума, и шаг за шагом она приближалась к лестнице, а потом поднималась по ступенькам, а потом шла по коридору к спальне, окно в торце почему-то было открыто, а ведь она точно помнила, как закрывала все окна в доме. Из окна почему-то тянуло не холодом, а влажным южным ночным теплом.

Дверь в спальню была заперта — Полина сама заперла ее вечером, взяв плед, — нужно было повернуть торчавший в замочной скважине ключ, и это последнее движение она сделать была не в состоянии.

— Пожалуйста, — сказал замученный голос за ее спиной, — возьмите себя в руки, так невозможно разговаривать.

Полина обернулась — Крис Кадарос стоял у лестницы, такой же полупрозрачный, как вчера, разве что одежда на нем была другая, широкая хламида, развевавшаяся, как флаг на ветру.

— Пожалуйста, — повторил призрак, — успокойтесь.

— Зачем? — воскликнула Полина. Или ей только показалось, что она что-то воскликнула, а на самом деле губы ее были плотно сжаты? — Зачем это?

— Что? — спросил Кадарос, приблизившись на шаг, но все же оставаясь в некотором отдалении.

— Кровь!

— Кровь? — переспросил призрак, покачал головой и сказал медленно и внушительно: — Дорогая миссис Батурин. Я не пользуюсь этим варварским методом. К тому же обстановка не та. В доме не происходило убийств. Здесь вообще никто не умер за полвека. Это естественная реакция организма на… гм… как бы объяснить попроще? Я нервничал, не застав вас, это так естественно, верно? Вы почувствовали мое состояние…

— Вы думали о крови? — была это мысль или Полина все-таки говорила вслух? — Хотели отомстить?

— Глупости, — решительно сказал призрак. — Вы ощутили мои эмоции, и в вашем подсознании они трансформировались в привычное представление о том, что способно сделать привидение. Есть природный закон, не помню, как он формулируется, в физике не силен, простите. На теле и одежде пятна не остаются, а на полу и потолке — это действительно навсегда… Что с вами?

Полина оседала на пол, она чувствовала, что ноги у нее подгибаются — медленно-медленно, время будто притормозило бег, и тяжесть исчезла тоже, Полине казалось, что она стала воздушным шариком, но воздуха в ней было слишком мало, и шарик опускался, коснулся пола и зашипел…

— Невозможно работать, — сказал, склонившись над ней, призрак. — Почему люди так боятся привидений?

— А вы… — сказала Полина, удивившись тому, что еще не потеряла способности говорить и даже немного соображать. — Вы при жизни привидений не боялись?

— Хороший вопрос, — одобрил Кадарос. — Извините, что не могу помочь вам подняться. Вы можете сами?.. Прекрасно. Теперь поверните ключ… Входите. Да входите же, это ваша спальня, в конце концов, а не моя! И дверь заприте, если вам от этого легче. Не беспокойтесь, я войду через стену. Присядьте на постель, а лучше ложитесь, так вам будет удобнее.

Полина присела на краешек кровати, протянула руку, чтобы включить ночник, но желание расплылось, рука опустилась на колено, и в темноте остался видимым только белесый контур человеческой фигуры.

— Вы обещали узнать о человеке, прибывшем два дня назад, — напомнил Кадарос.

— Да… Его зовут Джон Смит. Он поселился у Джорджа Прескотта.

— Джон Смит, — повторил призрак. — Имя не хуже прочих. Спасибо, миссис Батурин.

— Оставьте меня, — пробормотала Полина. — Уйдите. Я сделала то, что вы просили. Не могу больше.

— Миссис Батурин, — сказал Кадарос, — если полиции понадобится ваша помощь в свершении правосудия, разве вы ей в этой помощи откажете?

Полина молчала. То, что говорил призрак, не имело смысла.

— Не откажете, — продолжал Кадарос. — Это ваш гражданский долг.

— Я не гражданка Великобритании, — сказала Полина.

Призрак пожал плечами, сочтя это высказывание в высшей степени неуместным.

— Убита душа, — внушительно произнес он. — Человеческая душа! И это требует… нет, не отмщения, хотя можно говорить и об этом. Справедливости! Разве нет? С вашей помощью мне удалось обнаружить, что убитая душа вернулась в мир под именем Джона Смита. Этот человек страдает, уверяю вас, он хочет, чтобы ему помогли вернуться, но вернуться он не в состоянии, и только мы с вами, а точнее — только вы можете помочь ему обрести покой, который у него уже был и которого его лишил безжалостный убийца.

«Сколько слов, — думала Полина, — чего он еще от меня хочет?»

— Чего вы хотите? — спросила она. — Что я должна сделать, чтобы вы ушли… навсегда?

— Восстановить справедливость! — воскликнул призрак. — Вы должны отправиться в заведение Прескотта, найти Джона Смита и убить его.

— Как?!

— Лучше всего ножом, — объяснил Кадарос. — У вас ведь нет огнестрельного оружия, верно? А яд в данном случае непрактичен, вряд ли Смит станет пить приготовленный вами напиток, он сейчас чрезвычайно подозрителен, поскольку подчиняется только подсознательным импульсам, а они…

Полина сидела, закрыв глаза, слышала приглушенное бормотание, но смысл не то чтобы ускользал, смысла в словах Кадароса не было изначально, а если не открывать глаза, то не было и самого Кадароса. В спальне темно. Если дождаться утра, то и голос исчезнет. А пятно она замоет. Если нужно, снимет доски и заменит другими.

— Вы слышите меня? — спросил голос Кадароса так отчетливо, будто возник в голове Полины. — Конечно, слышите. Миссис Полина, у нас очень мало времени до рассвета. Вы должны…

— Нет!

— Послушайте меня, — голос звучал громко, наверно, Кадарос подошел совсем близко, сейчас он коснется ее своей бестелесной рукой…

Полина открыла глаза и не увидела призрака. В спальне было темно, и только какое-то едва заметное сияние… Полина повернула голову — Кадарос перешел к противоположной стене и стоял под пейзажем неизвестного художника, доставшимся Полине вместе с прочей утварью.

— Послушайте меня, — продолжал Кадарос, — и я уверен, что вы согласитесь.

— Вы следователь или убийца? — вырвалось у Полины.

— Конечно, следователь, — оскорбленно сказал призрак. — Вы не понимаете, что такое следственные действия в мире, к которому еще не принадлежите.

— Не дай Бог…

— Ну, — философски заметил Кадарос, — все вы здесь будете, это неизбежно… Я вам кое-что объясню, чтобы вы избавились от естественных сомнений.

Призрак подошел ближе, но, почувствовав мысленное сопротивление Полины, остановился посреди комнаты, будто соляной светящийся столб.

— Смотрите, — сказал он. — В мире, который вы — и я, когда был жив, — называете потусторонним, не существует плоти, здесь живут души, которые, конечно, так же смертны, как и люди в материальном мире.

— Душа не может умереть, — сказала Полина.

— Еще как может! — воскликнул призрак. — Эти ваши предрассудки, эта ваша религиозная зависимость!

Если бы Полина могла смеяться, она рассмеялась бы Кадаросу в его вязкое, расплывающееся серо-зеленое лицо. Если бы она могла связно изложить свои мысли, то объяснила бы ему, что никогда не испытывала почтения ни к одной религии — ни к христианству, потому что в его истории была инквизиция, ни к исламу, потому что мусульманами были нелюди, взрывавшие себя в автобусах, метро и на вокзалах, а после этого попадавшие в мир Кадароса, где, возможно, находили если не семьдесят, то десяток-другой гурий, ублажавших их мужское нематериальное естество. Глупости какие — обвинять ее в религиозной зависимости!

— Конечно, душа умирает, — продолжал между тем Кадарос, то приближаясь к Полине на шаг-другой, то отступая будто под давлением ее отчуждающего взгляда. — Умирает, потому что есть смертельные душевные болезни. Я мог бы многое вам рассказать об этом, поскольку изучал проблему, прежде чем приступил к работе сыщика. Но это завело бы нас… Время, миссис Батурин, неумолимо… Вы слушаете, или то, что происходит в вашей смертной душе, вам сейчас важнее моих слов?

Полина молча кивнула. Пусть говорит. Пусть говорит скорее и уходит. Пусть уходит, она все ему пообещает, лишь бы он исчез. Пусть исчезнет, а утром она уедет отсюда навсегда. Поселится в отеле, а Максу все объяснит потом, когда он приедет. Муж увидит пятно на потолке в холле и на полу в спальне и все поймет сам.

— Умирая, душа переходит в мир, следующий за нашим, — говорил Кадарос. — Мир, в котором нет ни духа, ни, естественно, материи, а одни лишь разумные эмоции, очередная стадия бесконечного развития во множестве измерений Вселенной. Это естественный путь, как в вашем мире — путь плоти от рождения до смерти. Умирают в конце концов и эмоции, переходя в мир чистых идей. Я не знаю, что происходит с идеями, это меня не интересовало, я ведь практик. Действительно, что случается, когда умирает идея?.. Важно вот что: поскольку душа смертна, то ее можно убить. И тогда делом занимаюсь я, это вам понятно?