Амнон Жаконт - Последний из умных любовников Страница 8

Дома я оказался в начале десятого. Матери не было. Как она уехала без машины? И в такой поздний час? Загадки упорно громоздились одна на другую. Мир, еще недавно столь упорядоченный и прочный, начинал казаться зыбким и страшноватым.

Я включил телевизор. По тринадцатому каналу передавали новости. Парусные гонки на Потомаке. Президент выехал из Вашингтона на недельный отдых. Потом пошли новости из-за рубежа. Израиль. Солдаты в оливковой форме, размахивая дубинками, гнались за кучкой подростков, которые подожгли шину. С низких крыш каменных домов черными птицами голосили арабские женщины. Помню, что я подумал: готовься, через год ты будешь частью всего этого.

Потом солдат сменила знакомая реклама: ссохшееся от обезвоживания яблоко, символизирующее Нью-Йорк, и надпись: «Береги яблоко, экономь воду». Нет, подумалось мне, все-таки я скорее часть этого яблока, а не тех солдат, что гоняются за арабскими мальчишками.

С этими мыслями я уснул. Проснулся уже за полночь. Дом был по-прежнему пуст и тих. Вообще-то в этом не было ничего необычного. Когда отец находился в отлучке (а так чаще всего и случалось), мать, как правило, пару раз в неделю отправлялась в город одна — то на выставки, то в кино на Манхэттене, то на распродажи, а иногда — к приятельницам на Лонг-Айленде или в Квинсе; к одной из них, самой богатой, она ездила даже в Нью-Рошель. Я давно уже привык сам согревать себе еду, закрывать дом и вообще справляться со всеми делами в одиночку.

Но на сей раз мне почему-то было не по себе. Уже чересчур поздно, а она все не возвращается. Я шатался по дому, не находя себе места. Включил телевизор, снова выключил, полистал новый номер журнала по искусству, из тех, что отец выписывал и читал в те редкие дни, когда бывал дома, взял колу из холодильника, поел мороженого и вымыл всю посуду, которая обнаружилась в раковине. Делать стало абсолютно нечего, и я решил выйти прогуляться.

Улица была пустынна, дома стояли, погруженные в темноту. Мне уже не в первый раз подумалось, что вышло бы гораздо удачней, поселись мы в не настолько шикарном районе — хоть какая-то жизнь происходила бы вокруг. Но мать всегда мечтала жить в собственной вилле. Интересно, как отцу это удалось? Впрочем, так уж у нас повелось: если мать чего-то очень хотела, она, как правило, всегда добивалась своего.

Меня ослепил свет фар. Машина вывернула из-за угла улицы, не замедляя движения, пересекла перекресток и тут же остановилась. Водитель погасил фары. В темноте ее трудно было разглядеть, к тому же налетел порыв ветра с дождем; я видел только, как задвигались «дворники» на лобовом стекле. Потом дверь со стороны водителя открылась, и в тусклом свете изнутри я увидел очертания двух голов, которые сблизились, отдалились и сблизились снова. Из машины вышла женщина. Машина тут же тронулась, а женщина быстро пошла по бетонной дорожке в сторону нашего дома. Машина обогнала ее, женщина послала вдогонку водителю воздушный поцелуй и ускорила шаг, на ходу роясь в сумочке в поисках ключей.

Ты, конечно, понял, кто это был. Я рванулся к дому кратчайшей дорогой. Когда она вошла, я уже был в постели, делая вид, что сплю. Но она даже не зашла проверить, дома ли я, а прямиком прошла на кухню и оттуда уже не выходила. Чем она там занималась? Я осторожно прокрался к кухонной двери. Она сидела спиной ко входу и что-то энергично писала в желтом блокноте.

Наутро, когда я встал, она еще спала. Я наскоро проделал все утренние процедуры, потихоньку вышел и быстро зашагал к автобусу. В библиотеке в этот день все было, как обычно, если не считать того факта, что мистер Кэй вообще не появился на работе. В обед кто-то сказал, что он болен. Миз Ярдли что-то проворчала себе под нос. Я подумал, что надо бы забрать слайд и, воспользовавшись каким-то предлогом, пробрался в коридор начальства. Но дверь в кабинет мистера Кэя оказалась запертой.

Вернувшись к своей стойке, я обнаружил там миз Ярдли, которая рылась в бланках заказов. Напротив нее стояла вчерашняя женщина. Сегодня она пришла в платье цвета хаки с глубоким вырезом. Волосы цвета меда были собраны в лошадиный хвост. Выглядела она куда более молодой и настолько изменившейся, что я сначала даже растерялся. Но она немедленно растопила лед.

— Привет, — поздоровалась она со мной, как с давним приятелем. — Вижу, что задала вам большую работу…

— А где, позволительно спросить, вчерашний заказ? — ворчливо обратилась ко мне миз Ярдли.

— Внизу. — Я протянул руку к полке.

Та сама выхватила листок заказа и вручила его женщине.

— Вот ваш заказ. Книги вам выдадут во втором зале, в окне номер пять.

Взяв листок, женщина кивнула на прощанье и маленькими мягкими шагами пошла в зал. Я следил за ней, пока та не исчезла в дверях, и тотчас поплатился за это. Миз Ярдли недовольно произнесла:

— Мистер Левин, если вы готовы уделить несколько минут своим прямым обязанностям, у меня есть для вас важное поручение…

«Важное поручение» свелось к изгнанию в подвальный склад, где пришлось провести несколько часов, пакуя и отправляя заказы по списку «Музыка по почте». Потом в зале каталогов началась обычная толчея, и миз Ярдли велела вызвать меня обратно. Проходя через читальный зал, я снова увидел вчерашнюю женщину, которая сидела в окружении кучи книг, задумчиво крутя рукой «лошадиный хвост».

На сей раз я постарался удрать ровно в шесть, пока на меня не успели навалить какое-нибудь новое задание. Мать я застал за возней в саду — та сажала какие-то цветы. Она подняла голову и улыбнулась.

— Все в порядке? — спросил я, подставляя щеку для поцелуя.

— Почему бы нет? — ответила она вопросом на вопрос.

И действительно, почему бы нет? На дорожке, ведущей в гараж, стояла ее машина, уже отремонтированная, с вставленным новым стеклом, а на столе в кухне я нашел записку: «Звонила Деби, говорит, что звонила еще вчера, но никто не ответил».

Я протянул было руку к телефону, но тут взгляд упал на веер «памяток», прикрепленных над холодильником, и в глаза бросилась еще одна записка: «„Сирена Атлантики“, второй причал, 4 сентября».

Я склонился к окну, чтобы позвать мать, но она и так уже возвращалась в дом.

— Это все тот тест, — заявила она, заметив мое недоумение. — Представь себе, я выиграла круиз. После обеда звонили из фирмы.

Я пожал плечами. У меня не было сомнений, что ее решение неправильно, и скорость, с которой откликнулась фирма, только усилила мои подозрения. Что-то тут было нечисто. Но поразмыслить над этим не пришлось — снизу раздался знакомый автомобильный гудок. Выглянув в окно, я увидел, что отец машет рукой из своей машины. Рядом с ним сидела пожилая женщина.

— Тетя Ида, — сказала мать. — Только этого нам сейчас не хватало.

И побежала вниз по лестнице.

Тетрадь третья

Интересно, знал ли ты, что появление тетки было связано с тобой, вернее — с праздничным событием, которое ты собирался организовать у себя в синагоге и которое я умудрился испортить всего несколько часов назад? Всю дорогу от машины до гостиной тетя Ида бурно благодарила отца за то, что он привез ее из Чикаго и теперь ей не придется все осенние праздники скучать в полном одиночестве. Усевшись в гостиной, она, по своему обыкновению, тотчас пустилась в бесконечные воспоминания о своем покойном муже Марвине и всей их совместной жизни, начиная с того дня, как они открыли свое первое фотоателье. Но тут всех нас — мать, отца и меня — сразу же, как ветром, унесли подальше от тети Иды «неотложные дела».

Отец, устремившись в кухню, выудил откуда-то жареную куриную ногу и впился в нее зубами.

— Умираю с голоду, — пояснил он, — всю дорогу от Чикаго не останавливался ни разу, если не считать нескольких минут на бензоколонке, когда Иде понадобилось в туалет…

— Привез на мою голову, — ворчала мать. — Что я теперь буду с ней делать? Ты просто подлизываешься к своим родственникам.

— Всего лишь пытаюсь вести себя по-человечески, — оправдывался отец, которому удалось наконец проглотить вожделенный кусок курицы. Но мать уже не могла остановиться.

— … а все ради того, чтобы как-нибудь ввинтиться в их бизнес или урвать долю наследства.

Тут я вошел в кухню — как всегда не вовремя, потому что между родителями явно назревала ссора. Мать следила за мной напряженным взглядом, явно опасаясь, как бы я не сболтнул чего лишнего. Не успел я придумать, каким способом намекнуть ей, что нет никаких причин для беспокойства, как она поспешила отослать меня обратно к тете Иде.

Тетка уже суетилась в гостиной, «наводя порядок» в ящиках стола и шкафа. «Здесь обязательно должны храниться работы Марвина, — бормотала она себе под нос, — не может быть, чтобы их здесь не было. Следовало бы разложить их по альбомам, а еще лучше — организовать выставку…» Завидев меня, она тут же принялась рассказывать длиннющую душещипательную историю о том, как в 1938 году Марвин сфотографировал какого-то симпатичного пса и получил за работу полтора доллара, а сорок лет спустя эту же фотографию ей собирались продать уже за тысячу, пока не вмешался один ее хороший знакомый, директор банка, и благодаря ему… Я шел вслед за ней, по очереди закрывая выдвинутые ящики. Один никак не желал закрываться до конца. Выдвинув его до отказа, я запустил руку поглубже и нащупал проволочную спираль, на которой крепились тетрадные страницы. Это был желтый блокнот матери.