Алекс Надир - Сны Черного Короля Страница 8

Что-то присутствовало в ее голосе. Какая-то сила внезапно подчинила меня, и я выдал себя почти с головой:

– А что если я скажу… что «Лукрецию» написала не Татьяна!

– …Ой!.. Ой! – собеседница притворно схватилась за сердце. – Вы так убьете меня, мой милый апологет справедливости. «Лукрецию» написала не Татьяна… Конечно же не Татьяна! Толстых не напасешься, чтобы в месяц выдавать по шедевру, способному удовлетворить сотни тысяч. Естественно, у нее есть помощники. Ни для кого не секрет. Это ведь мировая практика. Да-да, мировая практика – когда несколько подмастерьев помогают настоящему мастеру, выполняя за него черную работу. Спросите у остальных. Спросите… Чего же хочет читатель? Получать положенное наслаждение, читая по вечерам, или выискивать на каждой странице никому не нужную натужную индивидуальность? Вы же образованный человек, Алешенька, вы должны понимать…

Я не вытерпел и перебил:

– Нет, я не о литературных рабах. «Лукрецию» написала не Татьяна, потому что ее написала другая не в пример скромная девушка, которая была некоторым образом знакома с Татьяной и решилась показать той рукопись, так как стыдилась заявлять о своем труде публично. После посещения дачи известной писательницы девушка пропала, зато «Лукреция» очень скоро появилась на свет. Стоит ли говорить, что рукопись и оригинал повторяют друг друга почти слово в слово.

Так я рассказал об Алёне. Рассказал обо всем, о чем хотел и о чем должен был рассказать: еще несколько дней назад, в банкетном зале, на презентации «Лукреции» – нового романа Татьяны Компотниковой, и теперь чувствовал, как камень потихоньку сваливается с души. Независимо – хуже я себе сделал или нет.

Тетя Оля смотрела подозрительно долго. Словно оценивая: серьезен ли я, значит ли это, что война уже началась, и как в таком случае ей поступить. Наконец рассмеялась:

– Шутник! Ей-богу, шутник! Я-то, голова старая садовая, попервоначалу решила, что это вы меня так на предмет знания классической детективной литературы проверяете. Откуда же, думаю, такая пречудесная экспозиция? А потом вспомнила… Это ведь новый Татьянин роман. Она со мной на днях о нем говорила. Точно! И писательница там знаменитая была (Танюшкин прототип, кстати), и девчушка все время исчезала. И путешествия во времени, и рукопись древняя, и выходы в иные миры. Признайтесь, Алешенька: Танюша и с вами ведь уже поделилась?

На миг почва под моими ногами оказалась потерянной. Я ждал чего угодно: отрицания, возмущения, истерики, угроз. Но чтобы вот так – особо цинично, представив мою историю как завязку очередного дешевого романа… Да на что же еще сподобятся эти выползни?!

Впрочем, было, было одно допущение. Если тетя Оля не с ними, могла ничего и не знать.

Чтобы не выставлять себя совсем дураком, с маниакальным упорством доказывающим недоказуемое, я предпочел оставить пока этот укол без внимания. И даже напротив – почему бы и нет? – снизойти до подыгрывания.

– Ну разумеется, тетя Оль – откуда еще столь конфиденциальные сведения?

В ответ она длинно вздохнула, томно обмахнувшись платком.

– Вы меня когда-нибудь уморите!

За разговорами я пропустил, как мы очутились в поселке. Или не в поселке. Не знаю, как правильней окрестить данную архитектурную группу. Старые покосившиеся дома шли вперемешку с домами вполне добротной постройки, с резными наличниками, с красивыми крылечками и искусно отделанными заборами. Тут же попадались чуть старомодные бревенчатые избушки. Были и совсем откровенные времянки (или просто производили на проходящих и проезжающих впечатление таковых). Особняком стояли роскошные особняки. Я знал: дорога близко сделает поворот, и перед моим взором предстанет самый огромный.

Обитель Татьяны Александровны.

– Ой, а вот и Танюша! – включила соответствующие механизмы второй сигнальной системы моя спутница, и я подумал: если бывают моменты, когда мыслительный ряд одного накладывается на словесный выброс другого, – это он.

Впрочем, «ой, а вот и Танюша» не означало ее сиюминутного появления. Вначале был смех (тот, который я всеми фибрами ненавидел, а особенно в последние дни). Это потом, когда дорога свернула, возникла «Танюша» сама.

На ней были: футболка страшно в обтяжку, пляжные тапочки и какие-то немыслимые панталоны, – мадам писательница играла в бадминтон с Володенькой.

Мне сложно описать этого человека. Субъективизм в данных вопросах был и будет всегда, тем более когда берешься описывать людей, к которым относишься, мягко говоря, отрицательно. Что тут делать? Если, например, вспомнить тетю Олю, которая вспомнила Пушкина, и самому вспомнить Пушкина: «Скажи, которая Татьяна? – Да та, которая грустна», то таковое к этой Татьяне будет не применительно. Эта Татьяна – полная противоположность. Шуточки, прибауточки, поведение пятнадцатилетней девочки в компании отвязных парней. С точки зрения внешностных данных? Когда я увидел ее впервые, впечатления были следующими… Тоща (ни дать ни взять – огарок). Довольно высокий рост. Мой – метр восемьдесят, она, по крайней мере, казалась не ниже. Глаза черные и смотрят на собеседника так, будто тот собирается сморозить откровенную глупость (или к щеке бедолаги прилипли остатки съестного). Когда общается со знакомыми, глаза веселеют и на лицо даже является тень некой придурковатости. Но и это – только обман. Мадам хорошо знает, кто она, и данная придурковатость при общении со знакомыми не более чем обычный каприз. Маленькая причуда уверенного в себе, защищенного со всех сторон человека. Черты лица скорей резковатые (больше запоминаются впалые щеки, тонкие губы, маленький узкий нос). Волосы черные и прямые. Длинные и чаще подвязываются сзади. Во всех движениях пытается казаться моложе своих сорока, но приближение к оным все-таки сказывается. Вот вроде и все…

Татьяна Александровна нас не заметила. Она увлеченно каскадировала разнотональными взвизгиваниями, происходящими по мере единения воланчика и ракетки, и повернула голову только тогда, когда тетя Оля захлопала в ладоши.

– Тетя Олечка!

– Танечка!

Они заключили друг друга в объятия и чувственно расцеловались. Затем тетя Оля сказала: «смотрите, кого я вам привела!», и Татьяна обратилась ко мне.

– А вас… я не хочу даже видеть, гадкий мальчишка! Я так ждала, что вы подойдете… куда вы тогда подевались?

Она сложила губы в этакое обиженное сердечко, но тем не менее протянула руку для поцелуя. Я поцеловал. Тетя Оля радостно пискнула. Володя кивнул головой.

Володя – высокий блондин. (Приблизительно сорокалетнего возраста и малоприметной внешности). Взгляд на него почему-то всегда вызывал в моем уме образ ресторана. Там, в ресторане, неминуемо отыщется данный общественный тип. «Чего, дескать, изволите?»… Однако, боюсь, такие ассоциации неуместны. Поговаривают, за его несамостоятельной внешностью скрывается вполне автономная душа и эта душа умеет и способна на многое. Головокружительная карьера Татьяны Александровны – малая часть работы этой души.

Володя начал собирать ракетки, и мы, не дожидаясь его, направились к дому.

Зажужжавшие от включения электропривода ворота обнажили сад, и мы пошли по отсыпанной красным мелким песком дорожке. Татьяна со спутницей о чем-то тихо шептались, я больше думал о разговоре, который еще предстоит. Услышанные слова показались знакомыми:

– …стыдно сказать, калом. Да, да – калом! Вы представляете, прелесть моя?! Сейчас, говорит, размазывать начнут. А голос такой неприятный, хриплый. Опустившаяся личность, не иначе. Я – к Володеньке: сгоняй, милый друг, посмотри. Может, вмешательство какое необходимо. Сказала, а у самой, чувствую, кошки на душе уж поскребывают. Зачем, думаю, так?

– Ну, ну, успокойся. Популярность твоя покоя кому-нибудь не дает – обычное дело.

– Ах, оставьте! При чем тут моя популярность?

– Как это «при чем»? Успех одного быстро вскрывает гнойники неудач другого. При таком положении они кажутся еще более ужасными и мучительными – помните, как у Пушкина: «Будущее являлось ему не в розах, но в строгой наготе своей»? – и человек больше не в силах противиться тому, что терзает, душит его. А ко всему прочему, может, это какой-нибудь несчастный, задурманенный страстью мальчишка, страдающий от неразделенной любви. Такой вариант вы разве исключаете?

– Неразделенной любви… Пускай выпьет йаду (она так и сказала: «йаду»), ну так-то зачем?

Вместо ответа тетя Оля захихикала.

– Хотите, я лучше расскажу, как Алешенька давеча пытался меня разыграть?

Я «навострил уши».

Но в этот момент нас нагнал Володя. Он выглядел достаточно запыхавшимся, лицо же его отображало определенно неприятную весть.

– Танюша, милиция у ворот! Требуют, чтоб впустили…

Затем подошел вплотную к Татьяне и буквально впился губами в ее ухо.