Александра Авророва - Она была актрисою Страница 8

— Не твое дело! — покраснев, ответила Наташа.

— А почему не мое? У меня для тебя жених имеется. А то не знаешь? И, главное, любит тебя очень. Ведь для тебя же внешность наверняка не главное, так? — съехидничал Евгений Борисович. — Тебе важны чу-у-уйства!

Таша снова разозлилась.

— Если ты о своем Сергее Андреевиче, то я и слышать о нем не хочу! И не только потому, что он старый и толстый, а вообще! Отвратительный, скользкий, беспринципный тип!

— Да, — охотно подтвердил Преображенский. — Зато богатый. Куда богаче меня. Вот станет моим племянничком и подкинет мне деньжат на развитие бизнеса. Впрочем, и деньжат не надо. За ним такие силы стоят — ему стоит слово сказать, и сделают моему бизнесу зеленый коридор. И тебе не советовал бы выкаблучиваться. Таких денег, как он, тебе никто больше не предложит.

— Не нужны мне ваши деньги!

— Ну, конечно, тебе же чу-у-уйства нужны. Так ты учти, дорогуля. Это пока ты свеженькая да молоденькая, так кое-кому требуешься, и на заскоки твои не очень обращают внимание. Нас, мужиков в возрасте, часто на свежатинку тянет. А станешь старше, никто тебя замуж-то больше не позовет — останешься одна со своими заскоками. Я, между прочим, серьезно говорю! И о Сергее Андреевиче — тоже серьезно. Он мне все уши про тебя прожужжал. Никто не требует, чтобы ты сразу ложилась в постель, но в ресторан с ним пару раз сходить — трудно, что ли? От тебя не убудет.

— Убудет, — хмуро парировала Таша. — Я не стану подавать ему надежд, которые не собираюсь оправдывать.

— О боже, какой детский сад! Да все ваши женские завлекалки состоят из надежд, которые вы не собираетесь оправдывать! Ума-то когда-нибудь собираешься набираться или так до старости и будешь в котят играть?

— Не трогай его! — закричала Наташа, пытаясь отобрать котенка. — Ему больно!

— Вот и правильно. Пора тебе отвыкать от дурацких игрушек, а жить настоящей взрослой жизнью. Да какое тебе дело до этого живого куска мяса, а?

— Большое! Отдай! Он же живой!

Таше очень не хотелось снова оказаться в глупой роли человека, не понимающего шуток, и тем не менее она на глазах теряла голову, видя, как Евгений Борисович все крепче сжимает пальцы, а тот, довольный производимым эффектом, продолжал их сжимать вокруг маленького, серенького, пушистого тельца. Неожиданно раздалось короткое, хриплое мяуканье, тельце резко рванулось и обмякло. Несколько пораженный Преображенский раскрыл ладонь, и оно упало на пол.

Таша схватила еще теплый трупик, прижала к груди.

— Да куплю я тебе другого котенка, — растерянно пообещал дядя. — И не помоечного, а хорошего, породистого. Хочешь?

— Я хочу, чтобы ты умер, — спокойно и внятно произнесла Наташа. — Чтобы тебя вот так же кто-нибудь убил. И, я знаю, рано или поздно кто-нибудь тебя обязательно убьет. И я прошу бога, чтобы это сделала я. А теперь уходи!

Он ушел, а она рыдала, пока совсем не обессилела, а потом вырыла за домом могилку и похоронила там доверчивое существо, ожидавшее от жизни только хорошего. А после вспомнила про премьеру, но играть она сегодня не сможет, ей очень неудобно перед всеми, но она не сможет, вы же видите, Виктория Павловна, невозможно, невозможно!

Вика тихо всхлипнула. Было жалко котенка, жалко Ташу, но гораздо жальче себя и свою загубленную судьбу. Спектакль не состоится, студию закроют, и останется она, Вика, у разбитого корыта, одинокая, никому не нужная пожилая баба, которой прямая дорога в психушку. Пусть не совсем никому не нужная, ведь она нужна Лешке, но нужна деятельной и энергичной, а не опустившей руки истеричкой.

— Но студию не могут закрыть! Виктория Павловна, это же невозможно! Я все время смотрю на вас и восхищаюсь, честное слово! Вы — настоящая подвижница. Вот говорят, все сейчас за деньги, а ведь вы всю душу нам отдаете, я вижу! Да они на вас молиться должны!

— Ох, Наташенька, — Вика лишь махнула рукой. — Если бы так. Сделают вместо нашей студии бильярд, а надо мною будет смеяться весь город. А может, ты все-таки попробуешь, а? Ты ведь — артистка. Анна Павлова танцевала в день смерти своей матери, с температурой под сорок, но никто из зрителей ничего не заметил. Она считала, что зрители не виноваты и не должны пострадать. Подумай — они приедут к нам, соберутся со всего города, и окажется, что это зря! Как мы будем перед ними выглядеть?

— Но, Виктория Павловна! Я ведь не хочу — я не могу! Вы посмотрите на меня! И я, как вспомню про Ушастика, сразу слезы текут. Вдруг так будет на сцене?

— На сцене — не будет, — твердо заверила Вика. — Поверь моему опыту. Выйдешь на сцену — все забудешь. Там — другая жизнь, другой мир. Там тебе станет легче. Ты ведь попробуешь, родная, хорошо? Ради нас всех!

— Я попробую, Виктория Павловна.

— Ты придешь? Обещаешь мне?

— Обещаю.

Еле волоча ноги после тяжелого разговора, Вика, не желая возвращаться домой, отправилась в Дом культуры, хотя было еще рановато. В пустом зале сидела Марина, какая-то зеленая и не слишком похожая на себя.

— Волнуешься? — догадалась Виктория Павловна. — Ну и видок — краше в гроб кладут. Подгримировать тебя, что ли?

— Никогда не стану больше писать пьес! — экспрессивно поведала та. — Что угодно, только не пьесы! И какой черт меня дернул, сама не понимаю? Может, отменить, пока не поздно? Сказать, что все мы заболели и умерли.

— В гроб меня вогнать хочешь? Сама знаешь, для меня эта премьера — вопрос жизни и смерти.

— Это тебе только кажется, — мрачно возразила Марина, — ты просто создала себе идею-фикс, вот и все. А на самом деле здесь вопрос вовсе не жизни и смерти, а престижа и карьеры. Зато, — оживилась она, — радует одно — что мы с тобою не актеры и нам не надо выходить сейчас на сцену. Я бы не сумела даже под угрозой казни — меня шатает. — И, помолчав, безжалостно продолжила: — Кстати, тут бродит Тамара Петровна, совершенно несчастная. Она считает, ты завтра же выгонишь ее из студии. Я попыталась убедить ее, что нет, но она не верит, что ради нее ты пожертвуешь Преображенским. Поскольку я тоже в это не верю, я, наверное, убеждала ее недостаточно убедительно, да тут еще он сам вмешался, и она ушла вся в слезах. Поговори с нею ты!

— Не нервируй меня! — резко выкрикнула Вика. — Еще мне ее слез не хватало! Вот отыграем премьеру, тогда поговорю с кем угодно, а пока меня не трогайте! И ты не трогай, а то хуже будет!

Она встала и побежала за кулисы. Из мужской гримерки слышались резкие голоса, кто-то явно ссорился. Виктория Павловна меньше всего на свете хотела сейчас ввязаться в очередной скандал, поэтому собиралась быстренько прошмыгнуть мимо, однако не успела. Как ошпаренный, в коридор выскочил Кирилл, бормоча ругательства, и рванул в направлении подсобки. Кирилл славился спокойствием, почти флегматичностью, так что Вика легко догадалась — его собеседником был никто иной, как Преображенский. «Сволочь! — подумала она. — Живого котенка! Да еще зная, что Таша такая чувствительная, да еще прямо в день премьеры! Честное слово, Маринка права и этот тип — энергетический вампир, который питается нашими эмоциями. Он еще и улыбается, гад!»

Евгений Борисович действительно улыбался.

— Милая моя Виктория Павловна! Как это похоже на вас — прийти заранее, чтобы проверить, все ли в порядке! Такой трогательный, такой прекрасный, такой редкий энтузиазм!

«Так бы и двинула по роже», — мелькнуло у Вики в голове, а губы уже любезно произносили:

— Главное, что вы здесь! Зрители, критики — они ведь все в первую очередь придут ради вас!

— Да, — не стал спорить с привычной лестью собеседник. — Хотя свежая пьеса — это тоже интересно. Мы тут с Мариночкой обсудили ситуацию. Вы, конечно, не знаете, но у нее есть другие вещи, которые она тоже без проблем может переделать в пьесы или, например, в киносценарии. Представляете, как выигрышно, как эффектно — цикл детективных спектаклей одного автора. И в каждом я играю новую роль, совершенно не похожую на предыдущие. В первом убийцу, во втором героя-любовника, в третьем следователя. Мой талант преображения раскроется в полной мере!

— А, — изумленно выдавила Вика.

— Разумеется, — безмятежно добавил Преображенский, — для такого масштабного проекта требуется добротная, профессиональная режиссура, а не примитивная самодеятельность. Мариночка полностью со мною согласна. Впрочем, вы ведь и не воспринимаете свое увлечение театром всерьез, правда? Так, женское хобби. Вы даже договора с нею не подписали, даже не поинтересовались, готова ли она продолжать сотрудничество. Я думаю, закрытие студии не очень вас огорчит, правда, Виктория Павловна? Я бы не хотел вас огорчать, вы мне так симпатичны! Этот милый, дилетантский энтузиазм — он просто чудесен. Но вы ведь сможете проявить его в какой-нибудь другой области, да? Одно дело, если б у вас был хотя бы небольшой режиссерский талант, но его же нет, вы согласны? Вы организуете что-то иное, не менее милое! Например, фитнесс-клуб. Или клуб «Кому за тридцать». Помогать одиноким сердцам — это ли не благородная задача! Уверяю вас, я сам похлопочу, чтобы директор предоставил вам помещение. И попрошу похлопотать об этом Мариночку. Директор к ней неравнодушен, он не откажет. Надеюсь, вы на нас не в обиде? Вы же видите, что мы хотим вам только хорошего! Но своя рубашка как-то ближе к телу, такова жизнь.