На краю пропасти - Вентворт Патриция Страница 8

В тот момент, когда Лайл медленно поднималась по лестнице из холла, вышла Алисия. Она переоделась в нежное белое шифоновое платье с широкой юбкой, чуть ли не до пояса украшенной оборочками. Если бы не черный бархатный шарфик, ее можно было бы принять за восемнадцатилетнюю. Свои темные легкие кудри она убрала в скромный пучок на затылке. Улыбнувшись Лайл и не сказав ни слова, Алисия спустилась в холл.

Лайл миновала гончих, ощеривших покрытые пеной пасти, окруживших Актеона с мученическим лицом, и прошла в свою спальню. Она ощутила внезапную потребность сменить одежду, сотворить что-то новое с волосами, надеть самое красивое платье. Что-то в улыбке Алисии вызвало у нее это чувство. Лайл скинула радужный жакет, небрежно уронив его на стул. Без него она себе нравилась больше. Ей шел мягкий зеленый тон ее льняного платья, но зелено-красно-желтый цвет жакета – все это, конечно, слишком ярко для ее светлых волос и кожи. От этого лицо ее казалось поблекшим, а волосы – блеклыми, а не светлыми. Лайл подумала: «Я сделала глупость, когда купила этот жакет, я от него избавлюсь». И в этот же момент она услышала, что ее зовет Дейл.

Это означало, что он больше не сердится на нее! Позабыв обо всем, она побежала к нему. Но Дейла не было в его комнате за соседней дверью, которая открывалась наружу, в галерею. Лайл подбежала, перегнулась через мраморную балюстраду и посмотрела в холл. Дейла она не увидела, зато Рейф и Алисия стояли прямо под ней. Высокий, нежный, как флейта, голос Алисии долетал до нее, так что можно было разобрать каждое слово:

– Жаль, что Дейл не учит ее одеваться. Какой ужасный жакет!

Лайл отпрянула, потрясенная и обиженная, и заметила Дейла, идущего по галерее. Должно быть, он стоял на лестнице, за одной из этих глупых мраморных групп.

Он приблизился, слегка хмурясь.

– Где ты была?

– У стены над морем. Рейф принес мне мой жакет.

Лайл тут же пожалела, что заговорила о жакете. Теперь она его ненавидела. Она отдаст его сразу же, как только придумает кому. Надо придумать кому, чтобы Лайл могла легко и небрежно, так, чтобы услышала Алисия, сказать:

– О, этот мой жакет? Я его отдала. Ужасная вещь! Даже не верится, что я могла его купить.

Да, это был бы верный тон. Именно так обычно изъяснялись Алисия и ее подружки.

Дейл все еще хмурился.

– Тебе лучше побыстрее пойти наверх и переодеться. Алисия уже спустилась.

Он до сих пор сердится! Сердце ее печально замерло. Лайл прошла в свою комнату и закрыла дверь.

Глава 8

Лайл пыталась осмыслить события последних дней. Несколько месяцев назад она бы не поверила, что когда-нибудь настанет такое время, как сейчас. День, когда Дейл был ею доволен, считался хорошим. Когда она лишь немного его раздражала – неплохим. По-настоящему плохими были дни, когда он говорил о Тэнфилде и о том, что Джернингхэмы всегда в нем жили. И ужасными – когда Дейл мучил ее, заставляя пойти к мистеру Робсону, ее опекуну, и убедить его, что часть ее капитала нужно использовать для сохранения Тэнфилда во владении Джернингхэмов. Вначале все дни были хорошими. Потом, когда она глупо и бестактно позволила ему заметить, что Тэнфилд приводит ее в состояние оцепенения, хороших дней почти не стало, зато участились плохие дни. Лайл делала все, что могла, скрывала свои чувства по отношению к Тэнфилду, и иногда все успокаивалось и вновь наступали хорошие времена, совсем как вначале. Так было и в ту неделю, перед поездкой к Крэйнам. Лежа в постели, Лайл вспоминала, как она была счастлива, и старалась отогнать мысль о том, что счастливые дни начались, как только она подписала свое новое завещание в офисе мистера Робсона. И все же почему ей нельзя думать об этом? Она это сделала, чтобы угодить Дейлу. Тогда почему же и ей не может быть приятно? У нее нет более близких родственников, так какое же еще завещание могла она составить? – Ваш отец оставил за вами право выбора, миссис Джернингхэм. За неимением детей, вы можете оставить все ваше состояние вашему мужу. Если дети у вас появятся, вы можете оставить ему пожизненный доход с половины состояния. Конечно, вы можете сделать и любые другие распоряжения, если пожелаете. Я высказался достаточно ясно?

– О да, мистер Робсон. Дейл улыбнулся ей поверх головы старого джентльмена. Его теплый взгляд согрел ее сердце, как солнечный луч. Внезапно она услышала собственный счастливый голос:

– Тогда я сделаю вот что: я оставлю большую часть денег Дейлу. Счастье длилось всю неделю. Вспоминая это время, она словно оглядывалась назад на залитый солнцем сад, полный цветов. Ее радость не могло испортить даже то, что она едва не утонула. Когда она думала об этом, ей вспоминалось только, как, открыв глаза, она ощутила объятия Дейла и как он, задыхаясь, вновь и вновь произносил ее имя:

– Лайл, Лайл, Лайл! Страхам и сомнениям, заставившим ее заговорить с мисс Силвер в поезде, больше не было места в ее сердце. Они исчезли, растаяли, как туман. Если бы только она не сбежала от Крэйнов! Дейл разыскал ее и поцеловал. А потом, когда узнал, что она сбежала, ее счастье закончилось. За весь вечер он ни разу не взглянул на нее. С ней он едва словом перемолвился, хотя с Рейфом и Алисией вел себя очень весело и дружелюбно. А когда они расходились по своим спальням, Дейл сухо пожелал ей спокойной ночи и, войдя в гардеробную, захлопнул дверь.

Лайл лежала, глядя в темноту комнаты. Кровать ее была тяжелой, с пологом. На первый взгляд она напоминала ей катафалк. Лайл ненавидела эту кровать, но когда там вместе с ней был Дейл, когда он был нежен, забывала об этом. Только в те ночи, когда она лежала здесь одна, чувствуя себя совершенно несчастной, ей казалось, что вся эта тяжелая, темная мебель принадлежит не ей, а тем поколениям Джернингхэмов, что рождались, женились и умирали здесь, когда Лайл еще не было и в помине. Слева от кровати располагались три высоких окна, два закрыты портьерами, на третьем занавески раздвинуты. Напротив виднеется дверь в комнату Дейла. Луна бросает бледный квадрат света сквозь незанавешенное окно. Свет доходит до самого порога. Если дверь откроется, он скользнет в соседнюю комнату. Но дверь не откроется. Дейл сегодня не придет. Он бросил ей «спокойной ночи» и ушел. Лайл лежала тихо и неподвижно, и сознание ее постепенно погружалось в темноту. Луна медленно уходила от окна, и комнату тоже заполнял мрак. Между полуночью и часом ночи Лайл незаметно уснула.

В соседней комнате Дейл Джернингхэм проснулся. Вынырнув из глубокого сна, он мгновенно перешел к состоянию чуткого, напряженного бодрствования. Обычно он засыпал, едва опустив голову на подушку, и открывал глаза только в семь часов. Если он просыпался до этого, значит, что-то его разбудило. Дейл приподнялся на локте, снова услышал потревоживший его звук и, откинув одеяло, босиком подошел к двери, разделявшей их с Лайл спальни. Щуря во мраке глаза, он распахнул дверь и встал на пороге, вглядываясь в глубь комнаты. Там было совершенно темно, только сквозь незанавешенное окно проникал слабый полусвет от Луны, скрывшейся в облаках. Кровать, погруженная в тень, казалась черным островком в море тумана. И оттуда доносился дрожащий голос Лайл, жалобно вскрикивающей:

– Дейл… Дейл… Дейл не мог…

Он прикрыл за собой дверь, подошел к кровати и встал в изножье между черными столбами. Теперь он смутно видел ее, лежащую на высокой груде подушек. Она бормотала торопливо:

– Не надо давать мне вашу карточку, мне она не нужна. Не знаю, как я могла бы… Из-за Дейла… Ему бы не понравилось… Дейл не мог. Вы же это понимаете, да? Не может быть, чтобы Дейл… Так что я просто положу вашу карточку в сумку, но не надо думать, что она мне понадобится, потому что я не могу.

Лайл протянула руки, словно пытаясь что-то нащупать.

– Она сказала, повезло, что Лидия умерла. Вот что она сказала: «Удачный несчастный случай для Дейла».

Задрожав на его имени, ее голос растворился в тишине. Она вновь упала на подушки. Он услышал, как она судорожно вдохнула. Потом, словно корчась от боли, резко дернулась вверх.