Черный хлеб (СИ) - Жигалова Ульяна Страница 8

Осень была теплой, мы гуляли в соседнем дворе — у нашего дома двора не было — где было много детей, качели, песочница, дорожки для велосипедов. Я садилась на скамью под деревом, дети бегали, как могли, за голубями. Часто падали, но уже сами вставали. Было так хорошо, желтые листья, солнце, детские голоса — наверное те самые минуты счастья. Возвращались мы чумазые от песка, уставшие, но довольные. Мылись, кушали и до сна дети играли на ковре, а я вязала и приглядывала за ними.

Однажды вечером я наблюдала картину, от которой сердце сжалось. Муж редко проводил время с детьми, но в это вечер он играл с Тошкой, сидя на полу. Кир, которому тоже хотелось внимания, подобрался к нему, и протянув мужу обглоданную печеньку, сказал:

— Папа! — протянул ручки, вложив обмусоленную печеньку в руку мужу и требуя, чтобы его тоже взяли на руки. Гошка, подскочив на ноги, брезгливо побежал мыть руки, испачканные обмусоленной печенькой.

Я попыталась отвлечь детей мультиками, но эпизод не забылся. Я знала, что Гоша не собирался быть отцом приемышу, но наивно думала, что время сотрет неприятие, ведь невозможно жить рядом с ребенком и не полюбить его. К сожалению, это видимо касается только женщин.

Другие проблемы тоже, конечно, были, но мне они не казались слишком большими. Время было тяжелое для всех, продукты дорожали, детские вещи тоже. Мне, как всем моим подругам, приходилось для детей многое вязать, шить. От бабушки Гошки вместе с квартирой нам досталась уникальная швейная машина — Зингер начала двадцатого века. Простая в использовании, она могла шить хоть кожу, хоть капрон. Вот на ней то я работала — иногда до часу ночи- шила постельное, ночные рубашки, халаты.

И как-то незаметно все получалось, везде успевала. От момента, когда приходила идея сшить ребяткам куртки, до первого выхода в обновке, редко проходило больше недели. Помогали сестры — детскими вещами, подарками. Родители из деревни присылали овощи, мясо, сметану.

На фоне хронической занятости не сразу заметила, что мой Милый начал отдалятся. Задержки и выпивки сперва стали еженедельными, потом чуть не ежедневными. Когда я попыталась поговорить, услышала неожиданное.

— Я никогда не смогу полюбить чужого ребенка. Я поддержу тебя до 3-х лет, когда ты выйдешь на работу, и мы разведемся. Квартиру оставлю тебе, но подпишем соглашение — ты никогда не претендуешь на алименты.

С тех пор мы жили как соседи, в разных комнатах. Он приносил продукты, я готовила на всех, он ужинал и уходил в свою комнату. Дети его не интересовали. Что странно, ярая нелюбовь к чужому ребенку — полностью убила любовь к собственному. Дети привыкли, что заходить в его комнату нельзя.

Нужна была подработка, средств на еду хватало, и дети были одеты, но мне-то одежда все ж была нужна. Что-то износилось, что-то стало мало, так как при кормлении вес у меня, увы, неуклонно поплыл.

С работой было сложно. Проектный институт погибал, люди разбегались, многие уходили в бизнес, тетки подались в челноки и ездили в Турцию за товаром, у некоторых получалось.

Торговой жилки я в себе никогда не ощущала. Обошла всю округу, рассматривала все варианты, включая нянечек в детских садах, лишь бы получить место детям, но безуспешно. Из возможных было только мытье подъездов по ночам, когда детки спят.

Я уже была морально готова к такой работе, но тут мне повезло встретить хорошую приятельницу Владиславу. Она работала проектировщиком в маленькой частной конторе, и они выполняли небольшие проекты. Эта работа стала для меня спасением на многие годы — чертить и считать я могла вечерами и ночами, день полностью посвятив дому и детям. Мы делали проекты свалок, хранилищ отходов, и многое другое, как официально, так и неофициально, в виде «калыма». Иногда калым был больше моей мизерной годовой зарплаты. Но на сон мне оставалось около 5 часов, чего мне всегда было мало.

Понемногу я обустраивала наш дом — поменяла обои, своими руками — это люди в отпуск едут отдыхать, а я делаю ремонты, — даже купила недорогой кухонный гарнитур.

Чем больше я зарабатывала, тем меньше было участие Милого в делах семьи. От вечной нагрузки я давно забыла об отношениях, мне было некогда было сходить на маникюр, на стрижку. На голове я носила косичку «ручеек», маникюр и педикюр делала сама. В зеркале я видела замученную тетку, и ждала момента, когда дети пойдут в сад.

Милый приходил с запахом алкоголя и хороших духов, в пьяном угаре начал совершать глупости — то на пари нырнул в бассейн в одежде, и приехал домой в мокрых брюках — и это в марте! Хорошо была оттепель. В другой раз Гошик, придя домой в невменяемом состоянии, потерял ключи от машины. И я ночью с фонариком искала ключи на стоянке возле дома. Нашла, к счастью.

Я уже догадывалась, что у мужа есть женщина. Потом случайно узнала — и далеко не одна. Находясь в раздрае, он вспомнил молодость — женщины, выпивка, друзья. Мои разговоры натыкались на вопросительный взгляд — это твой выбор. Но мне казалось, чужой ребенок тут не при чем — это просто повод вести свободную жизнь.

Его терпение лопнуло раньше намеченного срока — через свои связи он выбил места в детском саду, и растаял как парус в тумане. Квартиру пока оставил нам, но документы не оформлялись.

Так, Антоха в свои два с половиной остался без отца, а я встретила свое тридцатилетие одинокой многодетной мамашей. Сказать, что мне было больно и горько, это мало. Я не впала в депрессию только потому, что рядом были мои крошки. Вечернее купание, потом чтение сказок и стихов Чуковского было удовольствием не только для пацанов, но и для меня. Вечерние стихи и сказки превращались у нас в театральные и цирковые представления, особенно после мультфильма про муху-цокотуху. Дети заучили стихи очень быстро, и больше декламировали, чем слушали.

Я была разведенкой, но не была одинокой. С детским садом нам повезло, воспитатели были профи, питание сносным, дети болели редко. Жизнь прочно вошла в колею. Мы были счастливы с мальчишками, и время летело как скорый поезд.

Меня поддерживали мои подруги — у нас образовался клуб матерей-одиночек. Так вышло, что одна родила без мужа чуть раньше меня, вторая развелась как я же. Им было чуть легче вырваться в гости — обе жили вместе с мамами. Поэтому собирались мы обычно у меня, иногда приходила Лизка со своим сыном — дети закрывались в комнате и играли в солдатиков и Лего, мы отрывались на кухне.

Ленка Полицмейстер бывала редко — ее мама как цербер, не давала ей выйти из дома, да и у нее всегда было по три работы — она так же работала проектировщиком, вечером мыла полы в своей же конторе, по ночам делала набор текстов на компе, Господи — за шесть рублей лист!

Санина, у нас была самая крутая, она как-то умудрилась купить задешево гостинку, и продать очень задорого — с тех пор она помимо работы занималась недвижимостью. Покупала убитые квартиры, сама их ремонтировала, потом продавала. Квартиры все дорожали, и теперь она строила себе дом за городом. Мы ждали новоселья. Пока у нее была готова баня, в черновом виде, она звала нас — ну куда с детьми в недостроенный дом?

Дети были разных возрастов — мы постоянно менялись вещами и игрушками. Точнее, нам как самым маленьким, перепадало чаще других.

Из всех нас одна Санина постоянно крутила романы — вечно у нее в любовниках были то какие-то полковники, то врачи. Ну и выглядела она, соответственно лучше нас — всегда при параде, стройная до худобы, рот до ушей, да и энергии в ней было на троих. Посмотрев на нее при параде, никто бы не поверил, что она сама кладет плитку и штукатурит. Но — время было такое, все так жили.

В этот раз у меня на столе были цыплята — Гошик привез нам с птицефабрики, видимо вынужденный забой — целый пакет мелких, грамм по 400 розовых тушек. В пакете они выглядели как большие креветки. Я приспособилась жарить их как цыплят-табака, получалось красиво, правда костей было больше, чем мяса.

Я с гордостью выставила блюдо с цыплятами, Санина привезла бутылку текилы — мы ее никогда не пробовали, Лизка принесла всяких нарезок в упаковке. Получился пир горой.