Маяк в Борсхане - Корецкий Данил Аркадьевич Страница 8

За 20 дней до дня «Ч».

Российская военная база в Анголе. Утро

В семь часов мы уже, как ни в чем не бывало, пили необыкновенно вкусный и ароматный кофе.

– Ну, как? – довольно прищурился Колосков. Вчерашний вечер почти не оставил следов на его лице. Может, только прожилки на носу выделялись сильнее.

– Это Хаим сам, по своему разумению. Из обыкновенной дешёвой молотой робусты! Я когда попробовал, то весь свой запас этих грёбаных растворимых помоев отдал обезьянам. В смысле, поощрил личный состав в честь двадцать третьего февраля.

– Так он у вас самородок! Прирожденный бариста!

– Кто?! – насторожился полковник.

– Бариста – это кофейный бармен.

– Ну и шо? И зачем такие слова? – Колосков осуждающе нахмурился. – Лишь бы тень на плетень навести? Или показать, что ты такой умный?

– Да нет, – смутился я. – Извини. Случайно вырвалось.

– Ну, ладно, – успокоился Колосков. – Только знаешь, как я этого твоего самородка воспитывал? Он перед тем как в сортир зайти, руки мыл с мылом. А когда выходил – прямым ходом на кухню. Объясняли ему – и завпищеблоком, и советники, и наши командиры, и ихние. «Мол, до туалета можешь мыть, можешь не мыть, это твое личное дело. Ну, а после – мой обязательно, это закон гигиены, он всех касается. Ты же за продукты берешься, за посуду, микробы переносишь…» Он слушает, кивает, соглашается. Потом руки вымоет, пойдет, оправится, и опять к продуктам!

Полковник сделал паузу, чтобы до меня лучше дошла безвыходность ситуации.

– И орали на него, и палкой по заднице поддавали, и пистолетом грозили – все бесполезно! Но российская-то армия поражений не терпит! Я взялся и сразу перевоспитал! Скажи как, если ты такой умный? Ну, скажи! Тут твоя сображалка, небось, не сработает!

Я пожал плечами.

– Подумаешь, загадка… Воспитательное упражнение номер два – и все дела!

Колосков осекся и посмотрел на меня с изумлением.

– Точно! Как узнал-то? Простоял пять минут со стаканом, так у него мозги враз просветлились! Он теперь не только руки моет – в душ после туалета несётся!

– Это хорошо, вы прирожденный воспитатель, – льстиво сказал я. – Ну, мне пора!

– Давай, быстрей вертайся, – буднично сказал полковник. – Отпускники возвращаются – значит, и повод есть!

И на старом, раздолбанном вертолете я полетел в каменный век.

Глава 2

Съесть в полнолуние

За 20 дней до дня «Ч».

Джунгли Борсханы. Вечер

– Зачем белый чужак пришел в наш мир? Зачем хотел убить народ нгвама?

Я с трудом понимал смесь искаженного португальского и плохого английского, но, судя по тону вопросов, они не сулили мне ничего хорошего. Из-под шапки спутанных курчавых волос меня снизу вверх зло буравили черные колючие глаза, выпучивающиеся при каждом выкрике; плоский нос широким равносторонним треугольником выдавался над большим, красным внутри, ртом, обрамленным выпуклой верхней губой и тонкой нижней. Все лицо было густо намазано черным, только вокруг глаз оставались незакрашенные круги. Он был похож на бойца группы дальней разведки в маскировочной окраске. Или на спецназовца в черной маске. Но продетое сквозь носовую перегородку перо, загнутое с двух сторон вокруг рта, портило впечатление, а такие же перья, продетые сквозь кожу на висках и головной убор – вроде шляпной тульи из дерева, с торчащими в стороны разноцветными перьями и меховой макушкой, окончательно уничтожало это сходство.

– Я друг твоего народа… Я никому не причиню зла…

Короля, конечно же, делает окружение, но даже без взгляда на почтительную свиту в насупленном человеке, который стоял сейчас напротив меня, можно было узнать вождя. Правда, какие-то особо пышные и дорогие наряды не способствовали такому узнаванию – кроме краски на нём почти ничего не было. «Почти», потому что его мужское достоинство было упаковано в длинную конусообразную деревянную трубку, широкий конец которой привязан к мошонке, а узкий, посредством веревочной петли, подвешен на шею. И всё! Вот такой аскетичный и гламурный стиль…

– Зачем принес бомбу, если друг? – жезлом, украшенным пучком ярких разноцветных перьев, вождь указал на трубу в брезентовом чехле.

Разбирательство происходило на небольшой, поросшей короткой травой поляне, очевидно, предназначенной для всяких ритуальных мероприятий, в данном случае – судилища. Под кроной баобаба возвышалось большое кресло из черного вулканического камня, даже не кресло, а трон – с высокой спинкой, увенчанной человеческим черепом и павлиньими перьями. По обе стороны кресла-трона были сложены кучки сухого хвороста, к счастью, слишком маленькие, чтобы на них кого-то сжигать.

Посередине поляны, на вытоптанном пятачке стояла жертва долга – Дмитрий Полянский, окруженный тремя конвоирами, почти упиравшимися двумя копьями и стволом «АК» ему в спину и бока, чуть в стороне лежал зачехленный маяк, на котором сидели два бесхвостых то ли павлина, то ли индюка. Передо мной стоял вождь со свитой, а по периметру толпились зрители – как я только что узнал, это был народ нгвама, который я, якобы, хотел уничтожить.

Нгвама имели далеко не процветающий вид: изможденные морщинистые лица, торчащие ребра, непропорциональные фигуры… К тому же, все они были низкого роста – самые рослые не превышали метра семидесяти, но таких можно было пересчитать по пальцам. Возможно, это следствие браков с пигмеями, а скорей всего, причины еще более банальны: ранняя сексуальная жизнь, инцест, скудная однообразная пища и отсутствие витаминов. Я расправил плечи и распрямил позвоночник, демонстрируя все сто семьдесят шесть сантиметров своего богатырского роста.

Взрослые разрисованы ритуальными узорами. Большинство составляют женщины – в набедренных повязках с раздутыми животами и висящими до талии плоскими грудями, на шее – подобия ожерелий. У многих лысые головы испещрены шрамами и татуировками. У некоторых аборигенок лица, груди и животы покрыты белой краской или глиной. Мужчин заметно меньше – худые, жилистые, с палочками на главных частях своего тела, иногда, для пущей сохранности, поверх палочек тоже накручены повязки. В руках – луки и копья. Детей много, в основном девочки, все голые, некоторые явно страдали рахитом. Наиболее прилично выглядели молодые девушки, почти все они были в разноцветных венках.

– Это не бомба, великий вождь, – льстиво улыбаясь, сказал я.

Честно говоря, мне было не до улыбок, мучила мысль: зачем мужчины нгвама пришли с оружием? Почему кресло вождя украшено человеческим черепом? Какое отношение имеет этот зловещий символ к добрым скотоводам, охотникам или землепашцам? Уверен, что никакого – так, случайное совпадение…

– Это ядовитый газ! – вмешался уродливый абориген, с длинными, как у орангутанга, руками и короткими кривыми ногами.

Он стоял по правую руку от вождя и гораздо ближе, чем телохранители, советники и слуги. Лысый череп выкрашен белой краской, лицо обезображено многочисленными шрамами, один пересекал полузакрытый левый глаз. Всё тело покрыто чёрной краской, а поверху нарисован белый скелет. На шее – подходящее по тону белое ожерелье из мелких зубов. Обезьяньи, что ли?

По близости к вождю, раскраске и страху, с которым все поглядывали на него, это мог быть только шаман, жрец или другой специалист по контактам с духами. И несколько стоящих за ним воинов были раскрашены, как скелеты.

– Пришелец отравит народ нгвама! – Длинная рука жреца театрально взлетела вверх, в начавшее темнеть небо. В руке он держал посох, или трость, очень странного вида: с искусно вырезанной змеиной головой, змеиной раскраской и тонко вырисованной чешуей. Очень тонкая работа. Словно самая настоящая одеревеневшая змея.

В Африке после захода солнца сразу же наступает ночь. Сумерки стремительно сгущались.

– Это не газ, великий жрец! – с той же отвратительной улыбкой и успокаивающей интонацией сказал я. – Это мой амулет. Он охраняет меня от злых духов и болезней.