Данил Корецкий - Рок-н-ролл под Кремлем. Книга 4. Еще один шпион Страница 9

– Дежурный наряд ведет пожизненно осужденных на прогулку! – грубо докладывает второй вертухай, я его не узнаю – ни по обувке, ни по голосу. – Прошу открыть выход из корпуса!

– Выход из корпуса открываю, – отзывается второй голос – точно такой же. Подбирают они их по голосам, или от работы такие голоса вырабатываются?

Снова лязгают замки – один, второй... Повеяло свежим воздухом. Выползаем на свет божий – в пятиметровый решетчатый коридор, ведущий к прогулочному дворику. Как в цирке. От притока кислорода сразу закружилась голова.

– Гля, гля, вот они, суки! – раздается справа противный, сявистый, голос. – Первый – гадюка, баб и детей пришил без счета, а второй еще хуже – генерал из главного штаба! Секреты наши пиндосам сдавал за доллары! Из-за него мы Америке гонку вооружений просрали...

Голос принадлежит Дуле – «пернатому», «гребню», «петуху», короче, проткнутому пидору. В обслуге таких большинство: кто из правильных арестантов согласится ехать из путевой зоны в особую, парашу за пожизненниками выносить, полы драить, печи топить? Нам ведь никакой работы не доверяют – не положено по режиму. Это Дуля и ему подобные отдраили пол в коридоре, а сейчас понесут нашу парашу. Зато от грехов собственных из своих зон оторвались, да и отношение к ним тут другое, потому что все их кражи, разбои да драки меркнут в сравнении с криминальным прошлым пожизненников... Они тут как проштрафившиеся пионеры в колонии для малолетних преступников: по головке гладят, только что шоколадок не дают...

– Смотри, смотри, Паркет, когда еще увидишь, как генерала раком ведут! – регочет Дуля.

Интересное дело: всю военную службу я стремился к генеральскому званию, к лампасам, к почтительному обращению «товарищ генерал»... Не дождался, даже по ошибке никто генералом не назвал – в армии так не ошибаются, это не майора с полковником перепутать... А тут какой-то «петух" из хозобслуги мне это звание в один момент присвоил, и должность в Генеральном штабе выделил, и еще своими омлетообразными мозгами с гонкой вооружений увязал, о которой только по радио слышал. А ведь он более порядочный гражданин, чем я! Точнее, „менее общественно-опасный“, но это в принципе одно и то же... Ему и позволяется больше: ходит ровно, без наручников, по всей территории свободно; разговаривать можно, шутки шутить с друзьями...

– Как тигра на арену, еще кнутом наподдать под жопу! – от души веселился «петух».

Кого это он, интересно, надрачивает?

Я чуть заметно поворачиваю голову, до боли скашиваю глаза... Их трое, присели на корточки, чтобы лучше нас рассмотреть, поэтому и их видно. По одну сторону от Дули – Костыль, тоже «петух»... По другую – какой-то незнакомый шкет, на вид не больше двадцати – двадцати двух, видимо, прибыл совсем недавно. В хорошую компанию ты попал, приятель! Теперь все понятно: Дуля выделывается перед новеньким, изображает из себя крутого патриота, который и на воле генералов строил, как хотел...

В путевой зоне такого быть не может: там новичку сразу объясняют, кто есть кто, а петухи из-под шконок не вылазят... Только здесь все шиворот-навыворот – каждый сам за себя да против пожизненников. Когда шкет узнает, что Дулю зовут «Мисс Вселенная» и он первый среди «пернатых» особой зоны, будет поздно. С «петухами» общаться впадлу: «зашкваришься» и сам в «гребня» превратишься. Поел с ними вместе, окурок докурил, даже просто поручкался – и готово, стал таким же пидором, только непроткнутым... Да какая разница, «опущенный», он «опущенный» и есть, к тому же проткнуть – дело недолгое...

Но пока Дуля банкует, и корефаны его слушают: мою согнутую спину сверлят ненавидящие взгляды.

Видно, поворот головы вышел за пределы сектора «незаметности»: холодная дубинка деликатно упирается мне в скулу. Хороший мужик Блаватский – другой бы ударил или ткнул концом так, что синяк обеспечен...

– Пожизненно осужденные на прогулку доставлены! – докладывает вертухай с грубым голосом.

– Принимаю по-одному! – отвечает ему дежурный прогулочного дворика, тоже грубо, но вдобавок и сипло.

Клацают замки – основная дверь, решетчатая. Заходим внутрь, докладываем:

– Пожизненно осужденный Блинов на прогулку прибыл!

– Пожизненно осужденный Мигунов на прогулку прибыл!

Вторая дверь захлопывается. Через решетку с нас поочередно снимают наручники.

– Прогулка два часа, – говорит Блаватский. Захлопывается основная дверь.

У-уф... Теперь можно выпрямиться, размяться... Бетонный квадрат три на четыре с колючей «шубой» на стенах, наверху крупная проволочная решетка – не улетишь, если бы и умел.

– Вертолета ждешь, полкан? – перехватывает мой взгляд Блинов и лыбится, показывая плохие зубы. – Улететь хочешь? Отсюда только с биркой на ноге улетишь – в болото... Ты сильно стареешь, видно, уже скоро...

«Откуда он знает про мои сны, мразь?»

– Я тебя первым в болото отправлю!

Быстро иду вдоль периметра: движение – это жизнь... Мышцы стали дряблыми, силы уходят – годы свое берут, да проклятый бетонный каземат высасывает жизненную энергию, а пища... Можно ли двадцать пять лет продержаться на такой пище? Нет, нормальному человеку никак... А Блинов, животное, жрет и радуется...

Неужели трудно этим моим бывшим друзьям, цирульникам[6], прислать вертолет? Один-единственный – пилот и три человека... Я ведь для них много сделал! Зависли над двориком, в два пулемета подавили вышки, перекусили сетку, вытащили меня и пошли над лесом, чтобы пули вдогон не достали... А потом все выше, выше, выше... Сколько тут до границы? Там надо наоборот, снизиться, а над самой землей – раз! И в дамках!

Забыли меня цирульники, зачем я им нужен? Все забыли... Тот же Семаго – старый друг, что, трудно ему передачу прислать? Да и мог бы найти в Москве выходы на тюремное начальство, чтоб послабление какое сделали... Можно поселить в домике для охраны – куда я убегу? Растил бы огородик, может, курочек, уток, гусей. Совсем другое дело было бы! Да хоть бы убрали от меня это животное... Вот ничтожество, вот кого я бы своими руками удушил!

– Как дела, полковник? На здоровье жалобы есть? – с вышки прогулочного дворика свесилось лошадиное лицо фельдшера Ивашкина.

Чего его сюда принесло? Наверное, информацию собирает для оперчасти. Видно, Марченко не только оперативно-надзорный состав напрягает, – всех: и повара, и фельдшера, и пожарного.

– На здоровье нет. На жизнь есть, на Блинова...

Фельдшер улыбается. Пожалуй, кроме начальника колонии Савичева и опера Марченко, он единственный, с кем я разговаривал раньше и кого могу узнать.

– Чего к тебе сегодня Дуля привязался? – спрашивает он.

– «Петух» потому что.

– Да, они у нас совсем обнаглели. Нового парнишку офоршмачили, под себя подгребли. Его на третий участок поставить хотели: смешивать цемент с мраморной крошкой, опалубку готовить, заливать...

Изготовление памятников – это бизнес полковника Савичева. Раз в месяц надгробия вывозят на двух вездеходах. Куда их сдают, кому они вообще нужны в этой глуши – остается загадкой.

– Работа, конечно, тяжелая, но чистая, – продолжает фельдшер. – Потом бы шлифовать выучился, надписи делать, освободился, а денежная профессия в руках. Только теперь ему путь один – парашу выносить. А в руках вместо перспективной специальности что останется?

Блинов сказал – что. И попал в точку».

13 октября 2010 г.

«Блинов отказывается убирать камеру. Сделал плаксивое лицо, показывает правую руку. На вид клешня абсолютно нормальная: ни красноты, ни припухлости, ничего! Жалуется:

– Да я еле шевелю ей! Все болит – от пальцев до локтя! Наверное, костный туберкулез! Иди, спроси у фельдшера, если не веришь!

– Так почему он тебя тогда в изолятор не определит? Почему освобождение не дал?

– Почему, почему! Савичев запретил! Проверка едет из Заозерска, никаких больных!

Врет, скорее всего. Знает прекрасно, что к фельдшеру я не пойду, да и Ивашкин передо мной отчитываться не станет.

– Ну, честное слово! Ну, мамой клянусь! – Блинов чуть не плачет. – Пару раз приберись, жалко тебе, что ли! А потом я отработаю!

Не хватало мне только его истерик. Но тут важен принцип. Если дашь слабину один раз, мигом превратишься в «шестерку».

– Сегодня твоя очередь, вон, график на стене висит! Или получай освобождение, или убирай!

– Ах, шпионская морда! Не хочешь по-хорошему?! – он бросается на меня, бьет в лицо. Я хватаю его за горло.

Мы уже не раз дрались. Силы примерно равны, он немного потяжелее, но у меня еще с училищной общевойсковой подготовки остались навыки рукопашного боя.

– Американский сучонок! – хрипит Блинов и пытается попасть коленом в пах, но я закрылся бедром, сильнее сдавил глотку и шваркнул его затылком о стену. Жилистое тело сразу обмякло и сползло на пол, сквозь волосы проступила кровь.

– Мигунов, лицом к стене! – рявкнул динамик внутренней связи. – Руки над головой, не двигаться!»