Галина Романова - Счастье с третьей попытки Страница 9

– Допустим, – кивнула она, не переставая шагать.

Ее взгляд резво прошелся по Харламову. Оценил его высокий рост, крепкую фигуру, особо тщательно ощупывал его лицо с высокими скулами, восточным разрезом глаз, тонкогубым ртом.

– Кочубей! – вдруг выдала Вера, жадно облизнув полные губы. – И чего тебе, Кочубей?

– Почему Кочубей? – улыбнулся Харламов.

– На монгола похож, – уточнила она и протянула ему два огромных пакета, которые несла.

Харламов послушно взял ношу и пошел за ней. У самого подъезда Вера обернулась на него и внесла уточнение:

– На красивого монгола похож, гражданин начальник. Ты ведь мент, так?

– Мент, – кивнул Харламов ей в спину.

– Из-за женщины тут, которую утром нашли? – Она широко шагала к лифту.

– Из-за женщины.

Он вошел следом за ней в кабину, и ему тут же стало тесно от ее пышного тела, которым она сразу же принялась его теснить в угол кабины лифта.

И правда бесстыжая! Он даже покраснел под ее пристальным алчным взглядом.

– Не бойся, Кочубей, приставать не стану, – хохотнула Вера утробно, выпуская его из лифта впереди себя. – А вот чаем напою. Губы-то от холода посинели совсем. Двор обыскивал, что вымок так?

– Пытался. Только…

– Только бесполезное это занятие, – кивнула она, опережая его с ответом, открыла дверь своей квартиры. – Входи, Кочубей!

Хорошо, не слышал никто, иначе бы прилипло, решил он, снимая по ее требованию ботинки в прихожей, выстеленной серым ковром. Монголом его в последний раз называли в третьем классе. И тому, кто посмел, это стоило разбитого носа.

– Иди в кухню, я щас переоденусь. Пакеты поставь на стол, – командовала Вера из своей спальни, громыхая дверцами шкафов и шурша одеждой. – Чайник поставь, закипает, зараза, долго. Я щас…

Харламов послушно поставил пакеты на круглый стол, накрытый скатертью, налил полный чайник, поставил на огонь. Сел к столу, не снимая куртки. Кухня была просторной, модной, обжитой. Не то что у Устинова. Здесь жили, готовили, питались, принимали гостей. Подвешенных за ножки фужеров под навесным шкафом Харламов насчитал восемнадцать штук.

– Вот и я.

Вера вплыла в кухню в теплом мохнатом домашнем костюме, делающем ее похожей на огромную овцу. Мелкие кудряшки ее прически и глуповатая улыбка довершали впечатление.

– Так, значит, не нашел ничего, начальник, во дворе-то?

Она села напротив Харламова за стол, не сделав попытки накрыть его к чаю. Может, что-то такое уловила в его взгляде?

– Не нашел.

– А что можно найти, если ваши там стадом прошлись. Тоже мне, сыщики! Все перетоптали, с людьми не поговорили и свалили. Ищи следы теперь. Да дождь третий час моросит! – возмутилась Вера. – Собака опять же баб-Нюрина эти кусты облюбовала, тварь такая. Гадит там и гадит. – И вдруг без перехода: – Кто была тебе эта женщина, Кочубей? Любовница, подруга?

– С чего вы решили?

Он растерялся. Неужели заметила, как его передернуло при рассказе о собаке? Неужели так обнажилась его боль, стоило представить бедную Ларису, пролежавшую мертвой в загаженных собакой кустах?

– Она была моей начальницей, – обронил он глухо следом. – И просто очень хорошим человеком.

– Ты с ней не спал? – со странной ревностью в голосе перебила его Вера.

– Нет. А почему вы спрашиваете?!

– Ну… Просто она… Красивая была, эффектная. – Губы Веры сложились недовольно. – И к мужикам клеилась.

– Что-о? – Харламов начал медленно вставать, еще мгновение – и он точно не сдержался бы и тряхнул как следует эту бабу в странном овечьем наряде. – Вы чего несете, Вера?!

– А что! – Она сердито поджала губы, глянула на него из-под овечьих кудряшек, густо рассыпавшихся по лбу. – Она же к Сереге вчера на свиданку пришла? Пришла. Ждала, стояла у подъезда, пока он подойдет. Все звонила и звонила ему. А он не отвечал чего-то. Ко мне еще с вопросом сунулась. Где он, говорит, может быть? А я ей в лоб – не слежу за вашими мужиками, милочка!

– А она что? – скрипнул зубами Харламов, дотянулся до газовой вертушки, выключил нервно свистнувший чайник. Угощаться он тут точно не станет.

– Она странно так посмотрела на меня. – Вера попыталась изобразить удивление Ларисы. – И снова столбом встала у дверей подъезда. А мне даже интересно стало. Думаю, чем это ее этот старый плешивый пень так заинтересовать мог? Честно? Даже подумала, что она по вызову!

– С чего так решили?

– Ну… Красивая, в джинсах, свитер такой модный. – Вера изобразила высокое горло свитера, в котором была вчера Лариса. – Часы дорогие, она на них без конца смотрела. Я ведь с ней постояла немного у подъезда, – вдруг призналась она. – Да и серьги у нее были очень дорогие. Не могу утверждать, плохо разбираюсь, но, наверное, с бриллиантами. Такие, как запятые, серьги, с камушком.

Серьги эти Харламов знал. Подарок Усова на годовщину их свадьбы. Лариса хвасталась. И они, в самом деле, были с бриллиантами. На ней их не было обнаружено.

– Она дождалась Устинова? – Харламов уставился в мгновенно заметавшиеся глазки хозяйки. – Врать не советую. Мы все равно его поймаем.

– Поймаете?! – ахнула она и прижала пухлые ладони к мохнатой домашней курточке. – Вы что же, думаете, это он?! Он убил вашу начальницу?!

– Пока я ничего не думаю. Я пока занимаюсь сбором информации. И очень важно, чтобы она была правдивой, Вера. – Он положил на стол крепко сжатые кулаки, желание начать молотить ими по столу стало просто невыносимым. – Она дождалась Устинова, Вера?! Ну! Говорите же!

– Да. – Голова в мелких кудряшках опустилась так низко, что Харламову стал виден мощный Верин загривок. – Она дождалась его у квартиры. На улице стало холодно. Она поднялась и ждала его уже в подъезде. Он явился ближе к пяти. И… И кажется, не очень обрадовался, когда она его окликнула. Слышно было плохо… Да! Чего смотришь, Кочубей?! Я подслушивала!.. А что, нельзя?! Арестуешь меня за это?! Короче, она ему что-то предъявляла, он от чего-то отказывался. Потом они вошли в его квартиру.

– А вы?

– А что я? – Вера дернула полными плечами. – Я спустилась на этаж, ухо приложила к двери. Они разговаривали прямо у дверей.

– О чем?

– Ой, да разве же я поняла? – Вера вскинула голову, глянула на него с досадой. – Она что-то с него требовала, говорила, что это важно. Он лопотал что-то. Почти не слышно. Потом вдруг воскликнул, что он точно знает и его видел.

– Еще раз! Дословно! – перебил ее Харламов, его колотило.

Почему после того, как увезли Ларису, не был произведен поквартирный обход? Что за ведение дела? Когда они этим собираются заниматься? Завтра, через неделю?!

– Ну, в общем, Серега возмутился чего-то. Говорит, вам-то, мол, что? Это моя задница страдает. Может, чуть не так. Она говорит, мы сможем это устранить. А он – пока вы соберетесь, то да се… Короче, говорит, я его видел. И точно знаю, что это он!

– Кого?! Кого видел?!

– Я не знаю. Замок начал щелкать, я пулей домой, чтобы не застукали, – призналась Вера, обернулась на газовую плиту. – Может, чаю, Кочубей?

– Нет, спасибо… – Он снова потер щеки, они казались замороженными. – Что потом? Что было потом, Вера?

– А я знаю?! – фыркнула она неуверенно, но тут же осеклась под его жестким взглядом. – Ну… Дверь Серегина хлопнула. Шаги вниз по лестнице. Я на балкон пулей. Стою, смотрю…

– Что вы видели?!

– Что увидишь, Кочубей, в такую погоду? Фонари хоть и горят, но… Кусты, деревья, разрослось все. Сколько раз писали в ЖЭК, чтобы опилили. Ни хрена никому дела нет!

– Она вышла из подъезда одна?

– Да, – с явным облегчением выпалила Вера.

И не понятно было, что ее радовало. То ли что смогла это увидеть вчерашним роковым вечером и смогла быть полезной ему – Харламову. То ли что Устинов не пошел следом за Ларисой, исключив Ларису тем самым из разряда соперниц.

– Дверь открылась. Свет упал на ступеньки, это мне видно было. Она вышла, так вот поежилась. – Вера зябко шевельнула огромными плечами в овечьей шкуре. – Дверь захлопнулась и…

– И что дальше?

– Ничего. – Ее взгляд снова плутовато вильнул в сторону.

– Вера! Вы же сказали, что она к мужикам клеилась. Сказали в самом начале? – напомнил ей Вадик.

– Ну, сказала, – нехотя призналась она.

– Почему вы так сказали? Устинов понятно. Она его ждала. Заставила вас нервничать. Но это один мужик, Вера. Кто был еще? Кто?!

– А я знаю?! – огрызнулась она, вскочила со стула и начала хлопотать с чаем.

Гремела чашками, заварочным чайником, без конца просыпала сахар мимо сахарницы, чертыхалась, лила кипяток. Вадик терпеливо ждал. Не уходил. Не торопил. Вера что-то знала. Это могло быть важно, а могло оказаться и пустышкой. Но она точно что-то знала. И решила промолчать. Почему? Боялась? За себя или за Устинова, к которому явно питала симпатию? Вон и соседка с первого этажа подтвердила, что она к Устинову клеилась.

– Пей чай, Кочубей, – буркнула она, ставя перед ним красивую пузатую чашку.