Агата Кристи - Бремя любви Страница 9

Ширли вздохнула, потом засмеялась.

– Потому что я страшно ленива. Лучше я останусь дома и ничего не буду делать. Лаура дорогая, я столько лет училась в школе! Имею я право на передышку?

– Я хочу, чтобы ты сама захотела чему-нибудь научиться или хоть чем-то заинтересовалась. – На миг лоб Лауры прорезали морщины.

– Ну, а я – пережиток прошлого. Я хочу сидеть дома и мечтать, чтобы у меня был красивый высокий муж и куча возможностей обеспечить растущую семью.

Лаура не реагировала.

– Если ты будешь учиться в Святой Катерине, надо подумать, где ты будешь в Лондоне жить. Как ты отнесешься к тому, чтобы жить у родственников – у кузины Анджелы, например?

– Только не Анджела! Имей сердце, Лаура.

– Пусть не Анджела, но в какой-нибудь семье. Я думаю, есть еще пансионаты. А позже ты сможешь снимать квартиру вместе с какой-нибудь девушкой.

– Почему я не могу снимать квартиру вместе с тобой? – возмутилась Ширли.

Лаура покачала головой.

– Я останусь здесь.

– Как? Ты не поедешь со мной в Лондон? – недоверчиво спросила Ширли.

Лаура просто ответила:

– Я не желаю тебе зла, дорогая.

– Но как ты можешь причинить мне зло?

– Ну… я ведь собственница!

– Как матери, пожирающие своих детенышей? Лаура, никакая ты не собственница!

– Надеюсь, но никогда не знаешь, – с сомнением произнесла Лаура и, нахмурившись, добавила:

– Сам себя-то толком не знаешь…

– Лаура, тебе не за что терзаться угрызениями совести, ты никогда меня не подавляла. Ты не командовала, не третировала меня, не пыталась за меня построить мою жизнь.

– Но именно это я сейчас и делаю – устраиваю тебя на курсы секретарш, когда ты этого совсем не хочешь!

Сестры засмеялись.

Лаура выпрямилась и потянулась.

– Четыре дюжины, – сказала она.

Она подвязывала стебли гороха.

– Мы получим за него хорошую цену у Трендлов.

Длинные стебли, по четыре завязи на каждой веточке. Горошек в этом году хорошо уродился, Хордер.

Неуклюжий, грязный, мрачный старик кивнул.

– Неплохо в этом году, – нехотя прохрипел он.

Хордер был уверен в своем положении. Он был садовником на пенсии, знал свое ремесло, и после пяти лет войны[2] ему цены не было. Все стремились его заполучить.

Лаура захватила его силой своей натуры, хотя миссис Киндел предлагала гораздо больше денег, ее муж, по слухам, разбогател на военных поставках.

Но Хордер предпочел работать у мисс Франклин. Он знавал ее мать и отца; приличные люди, благородные. Он помнил мисс Лауру совсем малюткой. Но на службу его вдохновляли не только сантименты – ему нравилось работать у мисс Лауры. У нее не побалуешь; и когда ее нет дома, она знает, сколько ты должен успеть. Но за все, что сделаешь, она умеет быть благодарной. Она щедра на похвалы и восхищение. Ну и, конечно, в одиннадцать часов всегда подает чай – горячий, крепкий, с сахаром. Никто из тех, кто сам пьет чай с сахаром сколько хочет, не скажет, что она скупится. И к тому же она сама ловко работает, мисс Лаура подвязывает быстрее, чем он, а это кое о чем говорит. И всегда она смотрит вперед, планирует то да се, у нее идеи, и она вникает во всякие новшества.

Например, эти колпачки. Хордер был о них невысокого мнения. Лаура допускала, что, возможно, она не права…

Польщенный Хордер снизошел до того, чтобы испытать новинку, и томаты получились такими, что он сам удивился.

– Пять часов, – сказала Лаура, посмотрев на часы. – Мы хорошо потрудились.

Она огляделась: металлические вазы и бидоны были заполнены утренней порцией цветов для отправки в Милчестер – она снабжала торговца цветами и зеленью.

– За овощи дают знатную цену, – сказал Хордер. – Никогда бы не поверил.

– Все равно мы были правы, перейдя на цветы. За время войны люди истосковались по ним, а овощи выращивают все.

– А, все пошло не так, как раньше. Во времена вашего папеньки с маменькой никто бы и не подумал выращивать что-то на продажу. Уж какое это было место – просто картинка! Тут работал мистер Вебстер, он пришел перед самым пожаром. Ну и пожар был! Хорошо еще, весь дом не сгорел.

Лаура кивнула и сняла резиновый фартук. Слова Хордера отбросили ее на много лет назад. «Перед самым пожаром…»

Пожар стал поворотным моментом в ее жизни. До этого она смутно помнила себя: несчастная ревнивая девочка, жаждущая любви и внимания.

Но в ночь пожара появилась новая Лаура – Лаура, жизнь которой внезапно оказалась полной и насыщенной. С того момента, как она с Ширли на руках пробивалась сквозь огонь и дым, жизнь ее обрела смысл и цель: забота о Ширли.

Она спасла Ширли от смерти. Ширли принадлежит ей.

Мгновенно (так ей теперь казалось) две важнейшие фигуры, отец и мать, отошли на задний план. Ослабело и угасло ее отчаянное желание, чтобы они ее замечали и нуждались в ней. Видимо, она не столько любила их, как хотела, чтобы любили ее. Любовь – это то, что она вдруг почувствовала к этому маленькому комочку плоти по имени Ширли. Удовлетворение всех неистовых желаний, осуществление неосознанной потребности. Теперь не она, Лаура, имеет значение, а Ширли…

Она будет заботиться о Ширли, смотреть, чтобы ей ничто не угрожало, никакие хищные кошки, она будет просыпаться по ночам, чтобы убедиться, нет ли снова пожара; она будет носить Ширли на руках, давать ей игрушки, играть с ней во всякие игры – когда та подрастет, ухаживать за ней – когда заболеет…

Одиннадцатилетняя девочка не могла, конечно, предвидеть, что Франклины полетят на самолете в Ле Туке на краткий отдых, и на обратном пути их самолет разобьется…

Тогда Лауре было четырнадцать лет, Ширли – три года. Близких родственников у них не было, ближайшей была кузина Анджела. Лаура сама все спланировала, тщательно обдумала каждую деталь, взвесила и представила на рассмотрение со всей силой неукротимого упрямства.

Пожилой нотариус и мистер Болдок были соответственно исполнителем и опекуном. Лаура предложила следующее: она должна бросить школу и жить дома, у Ширли останется ее превосходная няня, мисс Уикс бросит свой коттедж и переселится в дом, будет обучать Лауру и работать по найму в качестве экономки. Предложение было замечательное, практичное и легко выполнимое, только мистер Болдок слабо возразил, что он не любит гэртонских выпускниц и что мисс Уикс с ее идеями превратит Лауру в синий чулок.

Но у Лауры не было сомнений насчет мисс Уикс – ведь не она будет всем заправлять. Мисс Уикс – интеллектуалка, весь ее энтузиазм направлен на математику, а домашние дела ее не увлекут.

План сработал отлично. Лаура получила прекрасное образование, мисс Уикс – привольное житье, о котором прежде и не мечтала, и между ней и Болдоком никаких трений не возникало. Когда надо было принять решение о новой служанке или куда отдать Ширли – в какой детский сад, потом школу в ближайшем городе, – все решала Лаура, а не мисс Уикс. В доме царила полная гармония. Позже Ширли отослали в известную школу-интернат. Лауре тогда было двадцать два года.

Через год разразилась война, и образ жизни переменился. Школу Ширли перевели в новое помещение. Мисс Уикс уехала в Лондон и стала работать в министерстве.

Военное министерство реквизировало их дом под жилье для офицеров. Лаура перебралась в коттедж садовника, работала на соседней ферме и одновременно ухитрялась выращивать собственные овощи в своем большом, огороженном стеной саду.

А год назад война с Германией закончилась. Дом ей вернули мгновенно и неожиданно. Лаура постаралась насколько возможно снова превратить его в дом. Ширли возвратилась, закончив школу, решительно отказалась продолжать учебу в университете.

Она сказала, что недостаточно умна для этого! Классная дама в письме к Лауре выразила это другими словами:

«Я не думаю, что Ширли из тех, кому полезна учеба в университете. Она милая девочка, очень интеллигентная, но отнюдь не научного склада».

Так Ширли вернулась домой, и их опора – Этель, работавшая на заводе, который теперь перестал быть военным, бросила работу и появилась у них, но уже не как горничная, а как мастерица на все руки и старый друг. Лаура вынашивала планы по выращиванию овощей и цветов. Если они с Ширли собираются сохранить дом, нужно, чтобы сад окупал себя, есть надежда, что он будет даже давать прибыль.

Такая картина прошлого пронеслась перед Лаурой, когда она, сняв фартук, пошла в дом умываться. Все эти годы центральной фигурой ее жизни была Ширли.

Малютка Ширли, стоя на шатких ножках, запинаясь рассказывает Лауре, чем заняты ее куклы. Ширли постарше приходит из детского сада и выливает на нее поток путаных описаний мисс Дакворт, и Томми, и Мери, и что натворил этот гадкий Робин, и что нарисовал в альбоме Питер, и что по этому поводу сказала мисс Дак.