Анатолий Безуглов - Записки прокурора Страница 9

Допрошенный на месте Хромов сказал, что его товарища убил какой-то незнакомый человек. Но его путаные, сбивчивые объяснения показались работникам милиции подозрительными, и Хромова решили задержать. Капитан Жгутов продолжил допрос в милиции. В конечном счете Хромов признался в убийстве друга.

22 мая, то есть через день, дело принял к своему производству следователь прокуратуры Вадим Борисович Рожковский. На первом допросе у него Хромов дал такие же показания...

Преподаватель техникума в своих показаниях отметил, что из-за своего физического недостатка Ваня Хромов сторонился сокурсников, был замкнут и очень остро воспринимал любое упоминание о своем увечье. Сокурсники характеризовали Хромова как скрытного и вспыльчивого.

Знакомясь с делом, я почувствовал, что администрацию техникума очень волновала судьба ученика. По просьбе директора ему было устроено на третий день после ареста свидание с Хромовым в присутствии капитана Жгутова. Директор пытался поговорить с парнишкой по-отечески, выяснить, как же могло случиться такое. Хромов ответил ему грубостью.

Вот этого я не мог понять. Впрочем, в состоянии Хромова, когда, возможно, он сам казнил себя, любое участие порой бывает невыносимым.

Папка с делом - сама аккуратность. Протоколы написаны следователем прямо-таки каллиграфическим почерком. Вообще педантичность во всем поражала меня в Вадиме Борисовиче с самого первого нашего знакомства. Вероника Савельевна, секретарь прокуратуры, сказала мне, что у Рожковского отец, дед и прадед были провизорами. А Вадим Борисович неожиданно для своей семьи подался в юристы. Вот откуда, наверное, в натуре у следователя такая страсть к аккуратности.

Фотографии в деле, правда, были выполнены не самым лучшим образом. Не было панорамного снимка места происшествия. Хотя съемка и велась поздним вечером, это не могло служить оправданием.

Зал суда. Впервые я сидел за столом гособвинителя. Напротив - защитник Хромова Белопольский.

Я окинул взглядом переполненный зал - притихшие подростки, вихрастые и нескладные. Студенты техникума. На первой скамейке - четыре скорбных лица. Мать и отец убитого, а также мать и брат Хромова. Женщины были в темных платочках.

Ввели подсудимого. Стриженный наголо невысокий паренек, с крупным ртом, широко расставленными глазами. Дефект его грудной клетки под пиджаком был почти незаметен.

Хромов сел, положив сцепленные руки на барьер, отделяющий его от зала. Рядом застыли два конвоира.

Вышли судьи. Председательствующий Кондратин, с седым ежиком волос, и двое народных заседателей, обе женщины - пожилая и молодая.

После выполнения всех формальностей суд решил начать с допроса подсудимого.

Хромов рассказывал обстоятельства дела, глядя в пол, монотонно, словно заученный надоевший урок. Когда он закончил, судья спросил, есть ли вопросы у прокурора. Я задал несколько уточняющих вопросов. Хромов повторил то, что было в материалах предварительного следствия. Ничего нового.

Зато защитник долго и скрупулезно выяснял, какие выражения и слова предшествовали трагической развязке, где находились убитый и убийца во время ссоры. Но больше всего Белопольского интересовало, куда подсудимый дел орудие убийства.

На предварительном следствии Хромов сказал, что бросил нож возле костра, который они разожгли с приятелем. Правда, на другом допросе он показал, что не помнит места, где обронил нож. Кстати, на месте происшествия он так и не был найден, хотя работники милиции прочесали весь парк у озера с магнитом и металлоискателем.

Но по-настоящему адвокат развернул атаку на следующий день. И опять вокруг орудия убийства.

На допросе у следователя Хромов сказал, что, идя на озеро, захватил с собой самодельный нож, сделанный братом, который работал слесарем.

На квартире Хромовых изъяли нож, который по внешнему виду напоминал тот, что, по рассказу Ивана Хромова, был с ним на озере 20 мая; он имел форму небольшого кортика: лезвие заточено с двух сторон и отделяется от наборной рукоятки из цветного плексигласа своеобразным узорчатым эфесом, служащим упором для руки при сильном ударе. Брат Хромова признался, что сделал два одинаковых ножа - для себя и для брата. И полосы из легированной стали для клинков отрезал ровные. Размер и формы тоже одинаковые.

И все же нож, изъятый на квартире Хромовых, был приобщен к делу в качестве вещественного доказательства, ибо следствие не исключало, что убийство совершено именно им. Длина лезвия равнялась 13 сантиметрам, что соответствовало глубине нанесенных ран.

- Давно у вас был нож, взятый 20 мая на озеро? - спросил у своего подзащитного Белопольский.

- Года три, - ответил Хромов.

- Что вы им делали? - продолжал адвокат.

- Строгал. Удочки делал. И вообще...

- И он никогда не ломался?

Хромов, помолчав, как бы нехотя ответил:

- Как-то раз обломился кончик. Я попросил Женю, - он кивнул в зал, где сидел его брат, - он заточил...

- И большой кусок обломился? - дотошно расспрашивал адвокат.

Иван Хромов показал пальцами:

- Сантиметра два.

Потом защитник спросил у свидетеля Евгения Хромова: не помнит ли тот, чтобы его младший брат просил заточить сломанный конец ножа. Свидетель в категорической форме подтвердил, что такой случай был.

- И насколько укоротился нож после того, как вы его заточили?

- Миллиметров на двадцать - двадцать пять, - ответил брат подсудимого.

И я подумал, что так мог ответить человек, привыкший иметь дело с обработкой металла. Другой бы сказал в сантиметрах.

И вот суд приступил к допросу судмедэксперта Марии Михайловны Хлюстовой.

Когда адвокат спросил у нее, какой глубины была смертельная рана Краснова, она ответила:

- Тринадцать сантиметров.

- Выходит, если лезвие ножа моего подзащитного укоротили на два сантиметра, а первоначальная длина его была тринадцать сантиметров, то он не мог быть орудием убийства? - уточнил Белопольский.

- Не мог, - ответила Хлюстова.

В зале послышался гул.

- У вас будут еще вопросы? - обратился к адвокату председательствующий.

Белопольский встал и после серьезной аргументации заявил суду ходатайство о направлении дела на дополнительное расследование.

Народный судья о чем-то тихо переговорил с заседателями.

- Какое мнение у прокурора по поводу ходатайства адвоката подсудимого? - повернул ко мне голову председательствующий.

Честно говоря, этот вопрос застал меня врасплох. Я, кажется, слышал даже дыхание сидящих в зале, слышал, как за окном у перекрестка затормозила машина. И в эти считанные мгновения вряд ли успел взвесить до конца, что стоит за моим ответом, в котором я не возражал против ходатайства адвоката.

- Суд удаляется на совещание, - провозгласил судья.

В зале заговорили, закашляли. Я поймал на себе несколько удивленный, но в то же время изучающий взгляд Белопольского. И пока судьи находились в совещательной комнате, думал: "А что скажет по этому поводу прокурор города? Ведь он утвердил обвинительное заключение..."

Оправданием служило то, что в деле действительно есть, как говорится, сучки и задоринки, которые я заметил, еще знакомясь с делом, но был уверен, что в процессе судебного разбирательства удастся устранить возникшие сомнения и противоречия. Но, увы, надежды не оправдались.

Когда председательствующий объявил определение суда о направлении дела для проведения дополнительного расследования, я вспомнил слова уехавшего на курсы прокурора: "Постарайтесь, чтобы все было гладко". И вот надо же было такому случиться.

Еще будучи следователем, я хорошо знал, что возвращенные судами дела на доследование портят статистические показатели качества и следствия и прокурорского надзора: мол, брак в работе. Виновников склоняют на собраниях, совещаниях, в различного рода обзорах, а то и в приказах прокурора области о них прочитать можно. Вообще-то действительно приятного мало. Но если вдуматься, так нет худа без добра. В самом деле, а если бы сейчас адвокат не обратил внимания на столь существенные противоречия между показаниями подсудимого и его брата, с одной стороны, и заключением судебно-медицинской экспертизы, с другой? Бог весть чем все это могло обернуться в будущем...

...Пришло из суда возвращенное дело. Я вызвал следователя Рожковского и капитана Жгутова, ознакомил их с определением суда.

- Ну, вот что, товарищи, - начал я по-деловому. - Давайте спокойно разберемся в ошибках, допущенных в следствии.

- Я сделал все, что было нужно, - обиделся Рожковский. - Даже больше. Допросил столько людей, докопался, можно сказать, до самой подноготной преступника. Его личность как на ладони...

- И споткнулись на самом главном - орудии убийства! - резко сказал я. Предъявить в качестве вещественного доказательства другой нож! Вы сами поставили себя под удар.

- Позвольте, позвольте, - запротестовал Рожковский. - Пожалуйста... Он взял дело, нашел нужный лист. - Свидетель Евгений Хромов, то есть брат обвиняемого, слесарь, причем высокого разряда, явно показывает, что сделал совершенно одинаковых два ножа. Я подчеркиваю: совершенно одинаковых, из равных полос стали.