Фридрих Незнанский - Ярмарка в Сокольниках Страница 9

Завтра, 19 ноября, Подгурский покидает пределы СССР. Мы договорились об этом с МИДом. Пока же мы следим за каждым его шагом: помимо микрофонов и телекамер в его номере, мы установили инфракрасные фотоаппараты, которые фиксируют любое его действие даже в полной темноте.

Протокол записан собственноручно.

Павлов».

Что-то не нравилось мне в этом объяснении. Не нравилось — и все. Хотя и смахивало на боевик. В голове вертелось пять тысяч вопросов. Но я знал, что Меркулов терпеть не может детской игры в почемучки. Так было и на этот раз. Он вернулся в кабинет, безмолвно дал мне подписать допуск и стал напяливать на себя пальто.

— Едем в морг на опознание.

— А… — я было раскрыл рот, толком не зная, что спросить, и потому замолк на полуслове.

Меркулов засмеялся:

— Вот именно, Саша, «а». Оставим все вопросы открытыми. — Меркулов вытащил свой «Дымок», присел на край стола, закурил. — Похоже, товарищ Турецкий, мы вляпались с вами в хорошее дерьмецо.

— Повторите, Константин Дмитрич, слово не понял! — весело сказал я.

2

Первая Градская больница расположена в самом начале Ленинского проспекта, между Нескучным садом и Министерством высшего образования, морг занимает в ней полуподвальное помещение в шестом корпусе. Когда подходишь к корпусу, не замечаешь никаких особых примет, если не считать трёх фургонов-труповозок в глубине двора. Иногда можно увидеть катафалк — чёрный автобус, увозящий покойника в мир иной. Задние дверцы всех этих спецмашин сейчас открыты: при каждом удобном случае служащие стараются выветрить неистребимый трупный запах.

Несмотря на плохую погоду, во дворе нас ждали. У дверей с табличкой «Посторонним вход воспрещён» стояли двое — женщина лет за сорок и парень лет восемнадцати. Я понял — Ракитины. Они были удивительно похожи друг на друга — высокие, светлоглазые. Ракитина была, видно, в молодости красивой бабой, она и сейчас была ещё ничего, только засушенная какая-то, а обильная косметика не могла скрыть глубоких морщин. Чёрная шляпка с вуалеткой, хотя и подчёркивала элегантность всего костюма, усугубляла старомодность её облика. Ракитина сделала шаг нам навстречу:

— Здравствуй, Костя! Смотри, я сразу тебя узнала, а ведь столько лет прошло! Господи, вот ведь где пришлось свидеться!

— Здравствуйте, Виктория Ипполитовна, Вика! — Меркулов поцеловал протянутую для приветствия руку.

Это что за новости? Откуда он её знает? А мне ведь ничего не сказал!

— Неужели, Костя, это правда, Витя убит? Как только ты позвонил, мы с Лешей сюда бросились. Машина нас ждёт на Ленинском проспекте. — Ракитина говорила несколько манерно. — Пойдёмте скорей, я должна на него посмотреть! — и она кивнула в сторону морга.

Сын взял её под руку, с нежностью заглянул в лицо. Меркулов смерил их долгим взглядом, сказал сочувственно:

— А вы выдержите, Виктория Ипполитовна?

Вместо Ракитиной ответил её сын:

— Мама выдержит! Мама все выдержит!

И мы пошли по гулкому больничному коридору, который вывел нас в анатомический зал. Несмотря на конец дня, за сепарационными столами работали патологоанатомы. Один из них — двухметровый лысоватый блондин, больше похожий на метателя молота, чем на врача, отделился от стола и, как был — в окровавленном фартуке и резиновых перчатках, — подошёл к нам.

— Завморгом доцент Живодёров! — представился он. — Чем могу?

Я стал лихорадочно вспоминать, где это я совсем недавно слышал эту фамилию, на удивление «гармонирующую» с профессией патологоанатома? А-а, этот «сиплый» вчера в милицейской курилке рассказывал, что эксперт Живодёров осматривал скелеты в «замке Берия»…

Живодёров между тем, сощурив близорукие глаза, сказал:

— Костя! Сколько лет, сколько зим! Извини, брат, не признал сразу — богатым будешь!

Он, по-моему, собирался потрепаться с Меркуловым о минувших днях, но тот, кивнув на Ракитиных, перебил и спросил официально:

— Олег Всеволодович, покажи-ка нам мужчину из Сокольников, он числится за Счастливой.

Живодёров нисколько не обиделся и повёл нас за собой. Наша похоронная процессия перешла в соседний зал. Там на цинковых столах лежали трупы, прикрытые ветхими, списанными простынями с чёрным клеймом «1-я Гр.». Столов было двадцать или больше. Я покосился на Ракитину — она держалась молодцом. Дойдя до середины второго ряда, Живодёров безошибочно сориентировался и, взявшись за угол простыни, плавным движением отвернул её. Без кровинки в лице Ракитины неотрывно смотрели на покойника. Не шелохнувшись, Виктория Ипполитовна прошептала посиневшими губами:

— Это он…

Глаза её были сухими.

Живодёров пропустил вперёд молодого Ракитина, тот сделал несколько шагов и стал медленно опускаться на пол.

— Саша! — почти закричал Меркулов, стараясь удержать длинное беспомощное тело парня. — Отведи их в ординаторскую, пусть придут в себя.

3

Ракитины жили в знаменитой высотке на Площади Восстания. Этот и ещё шесть небоскрёбов были построены по личному указанию товарища Сталина на семи холмах Москвы и по замыслу диктатора должны были увековечить его эпоху.

Семья Ракитиных занимала огромную пятикомнатную квартиру, оформленную по последнему слову жилищной техники. «Ничего себе живут! — подумал я. — Такую хату только в кино показывать!»

— Вы не обидитесь, если я вас приму на кухне? Мы и в лучшем времени любили здесь посидеть, посудачить.

— Для москвичей кухонный разговор — первое дело, — успокоил её Меркулов.

— Только у нас правило — в квартире не курить, вы уж меня извините, — Виктория Ипполитовна даже чуть-чуть закокетничала, Лёша же посмотрел на неё с укоризной.

Ну, я вам скажу, это была кухня! Я таких гарнитуров даже на выставках заграничной мебели не видел! Овальный стол из чёрного дерева, покрытый красным стеклом, окружали шесть того же дерева стульев с красными бархатными сидениями. Огромный холодильный шкаф красного цвета, чёрные кафельные стены. Хитро инкрустированные бесчисленные шкафчики для разной утвари. Меркулов осторожно отодвинул стул, я храбро последовал его примеру.

Пока Виктория Ипполитовна ставила на стол атрибуты чаепития, они с Меркуловым вспоминали милые подробности из их стародавней дачной жизни. Меркуловская семья жила в посёлке старых большевиков в Кратово по соседству с Воеводиными, родителями Вики. Дед её был последним из могикан ленинской гвардии. Он умер лет пять назад, и его именем названа одна из старо-арбатских улиц…

— Значит, Костя, ты в прокуратуре служишь? А мы все, признаться, думали, что ты в деда. Станешь, как и он, академиком, по аэродинамике или физике. А ещё говорят — гены! Вот у вас в семье одни технари, только ты гуманитарный окончил. И в высоком чине? — Ракитина указала на две крупные звезды в бархатной петличке Меркулова.

— Советник юстиции. Что-то вроде подполковника, — Меркулов сказал это немного пренебрежительно.

— Что ж, это порядочно для твоих-то лет.

Ракитина отпила чаю. Воцарилось неловкое молчание.

— Да, в самом деле, Костя, — встрепенулась Виктория Ипполитовна, — о чем это мы? «Бурьяном заросли дороги юных лет…»

Ну и железная баба! Моя маман на её месте давно бы в обмороке валялась, а эта стихи декламирует!

— Константин Дмитриевич, могу я вам задать один вопрос? — наконец-то мы услышали Лёшин голос.

— Ты можешь, Алексей, задать нам столько вопросов, сколько хочешь. Но боюсь, дорогой, что ответов у нас нет. Пока нет.

— Значит, вы не знаете, кто убил отца?

— Нет, не знаю. Не знаю — кто, не знаю — почему.

Молодой Ракитин тоже был немножко старомоден — вежливый, воспитанный, не по годам серьёзный. Но мне он нравился. Во всяком случае гораздо больше, чем его мамаша. Лёша прокашлялся и спросил снова:

— Если я вам смогу быть полезен — (мне показалось, что он сейчас скажет «милостивый государь»), — если я вам могу быть, чем-нибудь полезен, Константин Дмитриевич…

— Мы будем иметь это в виду, Алексей. Держи связь вот с Сашей, Александром Борисовичем Турецким, то есть запиши номер телефона.

Лёша сказал:

— О-кей, — и достал из кармана записную книжку и «паркер». При этом он от волнения, что ли, опрокинул чашку с чаем на скатерть.

Ракитина зашипела:

— Безрукий! Помощник какой выискался! Иди в свою комнату и сидим там, если вести себя не умеешь.

Лёша встал из-за стола и, на ходу дописывая номер телефона, сказал:

— Извините. Я пойду. Всего хорошего. — Заглянув матери в лицо, добавил: — Успокойся, мама.

Виктория Ипполитовна была прежней — сдержанной и надменной.

— Вика, может быть, вы расскажете нам немного о Викторе Николаевиче, о его работе, знакомствах, интересах. Знаете ведь, как бывает, незначительная с виду деталь может подсказать, что и где искать…