Владимир Кашин - …И никаких версий Страница 9

Правда, излишняя самоуверенность осложняет отношения даже с близкими людьми, подумалось Ковалю. Куда уж больше самостоятельности, чем у его Ружены, которая хотя и любит, но держится как киплинговская кошка, что ходила сама по себе. Это его раздражает, вносит разлад в их семью. Особенно когда Ружена неожиданно уезжает в экспедицию, не считаясь с тем, что после длительных служебных командировок общество жены так необходимо ему и, как он надеялся, и ей. Да и Наталка, еще ничего не сделав в жизни, уже выработала в себе усиленную молодежным максимализмом уверенность в своем нраве на независимость. Но что поделаешь! У Наталки все впереди, а что касается Ружены, то иного ему и не следовало ожидать. Человек многоопытный, он, женясь, должен был понимать, что женщина, которая привыкла быть самостоятельной, не сможет стать приложением к мужу. В их возрасте, когда каждый в течение жизни выработал свои привычки и взгляды, это исключено… Эй, эй, он, кажется, становится старым ворчуном! Кто знает, уважал бы он так Ружену, если бы она была лишь нежной хранительницей домашнего очага!

— Садитесь, пожалуйста, Христофорова, — мягко пригласил Дмитрий Иванович, заглянув в ее паспорт. — Полковник Коваль. Дмитрий Иванович, — представился он, внимательно разглядывая посетительницу. — Я вызвал вас повесткой, так как не застал дома.

— Да, я подолгу бываю в отъезде, — подтвердила женщина, все еще нахохлившись.

— Итак, Килина Сергеевна, — начал Коваль, когда женщина опустилась в кресло, — знакомо вам имя — Журавель Антон Иванович?

— Да. Это мой приятель. А почему это вас интересует?

— Разрешите мне не отвечать, Килина Сергеевна. Отвечать — ваша задача. Расскажите подробно об отношениях с Журавлем.

— Надеюсь, милицию не интересуют наши сердечные дела, — с вызовом заявила женщина, сузив глаза. — Кстати, меня обычно называют Келя Сергеевна.

Дмитрию Ивановичу показалось, что Христофорова сейчас выгнет спину, как раздраженная дикая кошка, и бросит ему в лицо — «фр… фр!».

Он про себя усмехнулся, вспомнив, как, рассматривая записную книжку Журавля, сначала не мог понять, кто такой «Кель», и подумал, что погибший молодой человек заядлый футбольный болельщик, а это записано по-русски и не совсем точно название команды из ФРГ «Köln. Fortuna».

— Нет, конечно, — ответил Коваль, — дела сердечные милицию не интересуют, если они не связаны с правонарушением. — Он еще хотел добавить, что об отношениях свидетельницы с погибшим он и так догадывается и уточнений ему не нужно. — Ну, и какие же у вас с ним были дела, Килина Сергеевна?

То, что полковник не обратил внимание на ее замечание и продолжает называть ее по паспорту, не понравилось женщине, но она смирилась: милиция — это все-таки милиция!

— Почему «были»? Мы и сейчас поддерживаем дружеские отношения.

— Когда это «сейчас»?

Килина Сергеевна уставилась на Коваля.

— Когда вы встречались последний раз? Вчера, позавчера?

— Может быть, месяц назад.

— Заказывали обувь?

Килина Сергеевна на миг задержала дыхание. Так вот оно что! В мягком сером свете, лившемся из окна, ее строгое лицо казалось изваянным.

— Я ношу импорт. — Женщина пошевелила под столом ногой и посмотрела вниз, словно предлагая и Ковалю посмотреть на ее сапожки.

— С кем вы встречались в его квартире?

— Его друзей я мало знаю. Впрочем, по именам могу кое-кого назвать. Например, Нина. Это машинистка из института. Она ему частным порядком печатает, иногда приходит помочь по дому… — Христофорова умолкла, потом добавила: — Хотя вас и не интересуют личные отношения, скажу — это его пассия. Она в Журавля по уши влюблена… Кто еще? Разные люди: встречала у него какую-то актрису, преподавательницу, Галей, кажется, звали… детский врач Оля. Вот и все, кого видела… Вернее, кого запомнила…

— Это все заказчицы? Туфельки или сапожки?

Женщина пожала плечами:

— Дверь у него всегда открыта… Заходят просто «на огонек»… А почему вы говорите «заказчицы»? — спохватилась Христофорова. — Он ведь не сапожник, а ученый, молодой ученый… — Пристальный, чуть иронический взгляд полковника привел Килину Сергеевну в замешательство. — Ну конечно, он и шить умеет. Золотые руки. Может, и подарил кому-нибудь туфельки… не знаю. Его хобби меня мало интересует…

— Ладно, — с недовольным видом согласился Коваль. — К женщинам и туфелькам мы еще вернемся. — Килина Сергеевна чем-то неуловимым все больше напоминала ему жену, и он сердился, так как в настоящую минуту это мешало ему работать. — А мужчины? Бывали в этой компании мужчины?

— Вы знаете, нет. Один только вечно торчит. Ну, это, правда, сотрудник и сосед — Павленко. Человек неглупый, способный, тоже научный сотрудник… Немного странноватый. Женат, однако вечно к чужим юбкам цепляется…

Дмитрий Иванович вопросительно взглянул на Христофорову.

— Нет, не к моей, — поняв его взгляд, фыркнула женщина, — к той же самой Нинке, например, машинистке.

— А враги у Журавля были?

— Враги? Не думаю… Человек он доброжелательный, есть в нем что-то очень симпатичное, подкупающее… С ним приятно общаться… А впрочем, у кого врагов нет… — вздохнула портниха. — А почему все-таки Журавель вас интересует? И почему вы все время о нем в прошедшем времени говорите?

— Я уже сказал, что мне вопросы задавать не следует, — напомнил Коваль. — Однако на этот отвечу: Журавель погиб.

— Как погиб? — наморщила лобик Килина Сергеевна. — Что значит «погиб»? Как понимать это? Умер? Убили? Когда? Кто?! — Она выпрямилась в кресле, будто собиралась подхватиться и бежать, искать преступника.

— Да, — подтвердил Коваль, наблюдая за реакцией женщины. — Умер.

— Не может быть! От чего?

— Отравился газом.

— Вот те на! — закусила губку собеседница Коваля. — Нет, нет! — выкрикнула она через секунду. — Вы что-то путаете. — Она выдернула из модной сумочки носовой платочек и только тогда, словно поверив полковнику, разрешила себе заплакать.

Коваль не мешал ей, и она быстро взяла себя в руки.

— Расскажите, как вы познакомились с Журавлем? Что еще о нем знаете? Выли ли обстоятельства, которые могли толкнуть его на самоубийство?

— Самоубийство? — Христофорова подумала немного, потом спрятала платочек в сумочку. — Исключено, — заявила решительно. — Уж очень он жизнь любил, и жуир был хороший. И когда же это случилось?

— Двенадцатого. Где вы были в тот день?

— Во Львове.

— Вы постоянно живете в Киеве?

— Да.

— Одна?

— Я — в разводе.

— А в Одессе? Дочь с отцом?

— Нет, без отца. Вита в этом году окончила школу, сейчас работает и вечером учится.

— Живет в общежитии?

— Нет, что вы! У нее своя квартира. Отец уехал в другой город, квартира осталась ей и бабушке, моей матери. Но мама летом умерла.

— Насколько мне известно, вы числитесь закройщицей в ателье фабрики «Индпошив». Однако больше в разъездах, чем на работе.

— Дело в том, — без тени смущения ответила женщина, — что я специалист высокого класса. Поэтому работаю без бригады. Сама крою и сама исполняю. У меня по-настоящему «Индпошив» и соответствующие заказчицы, жены известных ученых, художников, даже министров… впрочем, и сама я художница. Художник-модельер… Часть работ беру с собой в Одессу и там исполняю… Вы же понимаете, хотя девочка у меня вполне самостоятельная, но после смерти бабушки контроль и присмотр необходим… все теперь легло на мои плечи…

Коваль понимал это. Но он также понимал, что ателье «Индпошива» служило для Килины Сергеевны только ширмой. Фактически она была частной портнихой, ловко ускользавшей от финансовых органов. Он был почти уверен, что зарплату ее в ателье кто-то кладет себе в карман. Но Килине Сергеевне главное — где-то числиться, чтобы не терять трудовой стаж. То, что клиентки ее — жены влиятельных людей, стремившиеся поддерживать с ней добрые, а порой и дружеские отношения из-за нехватки талантливых мастериц и желания одеваться изысканнее и красивее других, рождало в портнихе некоторое чванство.

Однако сейчас взаимоотношения Христофоровой с ателье, заказчиками и финотделом полковника не интересовали, и он не стал углубляться в эту тему.

— Итак, недругов у Журавля не было, говорите, и самоубийство также исключается? — возвратился к своему Коваль.

— Я так думаю, — снова погрустнев и снова вынув из сумочки платочек, подтвердила женщина. — Ах, какая трагедия! Такой красивый душевный человек погиб! И какой талантливый! Он бы до академика дошел… Ему все завидовали… — Килина Сергеевна вдруг сама прервала свои ламентации, словно озаренная новой мыслью. — Да, да, ему везде и всегда завидовали, и еще как! В том же институте, например… Если бы вы сказали, что ему какую-то пакость сделали, например, подсыпали мышьяк в вино, я бы не удивилась… Но отравиться газом! Кстати, как это произошло?.. Это не секрет?