Фридрих Незнанский - Смертельные акции Страница 9

Аристократическое происхождение, безусловно, отразилось на внешности Ларисы Владимирской. Высокая, светловолосая, с выразительными и вместе с тем нежными чертами лица, с породистым носом и волевым подбородком, она стала привлекать внимание мальчишек чуть ли не с шестого класса школы. Никогда у нее не было обычной для подростков и доставляющей массу хлопот проблемы – ни один юношеский угорь не испортил ее гладкой кожи. Занятия спортом сформировали из нее настоящую красавицу – с высокой грудью, не маленькой и не большой, тонкой талией, крепкими и длинными ногами. Ее естественная и гордая осанка могла вызвать зависть даже у манекенщиц Славы Зайцева.

Каждый из ее поклонников, круг которых отнюдь не ограничивался только одноклассниками, пытался привлечь ее внимание. Были испробованы все методы, доступные мальчишкам: и дерганье за косички, и показное бахвальство, и грубость, скрывающая застенчивость, – в общем, все, что имело некоторый успех у ее сверстниц. Но Лариса не обращала ровно никакого внимания на «героев», а если и обращала, то так находчиво и остроумно ставила их на место, что те моментально отставали и переключали свое внимание на другие объекты… Лариса больше любила интеллектуалов, тонкие натуры. Желательно при этом, чтобы те одновременно были бы спортсменами – высокими, сильными, решительными. Ясно, что таких находилось немного. Пожалуй, всего два-три мальчика из школы имели некоторый успех, однако дальше разговоров о литературе, музыке, поэзии и вообще о жизни – короче говоря, чисто дружеских, платонических отношений – дело не шло. Уже впереди маячил аттестат зрелости, уже многие подружки имели постоянных кавалеров, а Лариса вела себя так, как будто основное предназначение парней – это сопровождение во время прогулок по вечерней Москве, мелкие знаки внимания, открывание дверей в метро и так далее. Когда немногочисленные подруги Ларисы выражали свое недоумение, она только улыбалась. В этих улыбках подруги видели многозначительность и даже некоторое высокомерие. На самом деле все было не так. Пожалуй, Лариса и сама бы не смогла объяснить, что означают ее улыбки. Она чего-то ждала. Чего-то важного, что перевернет всю ее жизнь… Она знала, чувствовала, что до поры таящаяся в ней энергия, если ее пробудить, может вырваться наружу со страшной силой. Эта сила способна привести к катастрофе, если ее не направить в нужное русло. Как это сделать, Лариса пока не знала. И посоветовать ей было некому. Родители уделяли дочке ровно столько времени, сколько позволяли обстоятельства. Подруги сами вступили в пору юношеских метаний. Оставался один учитель – собственный опыт.

Лариса все больше времени проводила с дворовыми мальчишками. Участвовала в их затеях. Даже несколько раз дралась. Конечно, во дворе дома на Пречистенке не было настоящей шпаны, но со временем отношения в юношеской среде, как это всегда бывает, стали более жесткими. Неукротимая энергия рвалась наружу, и Ларисиных дружков уже не устраивали разговоры о литературе и совместное прослушивание магнитофонных записей. Однако всякая попытка перейти грань в отношениях заканчивалась хлесткими и сильными оплеухами, лишь озадачивающими парней, которые к тому времени уже поднакопили кое-какой опыт общения с противоположным полом.

Надо сказать, эти оплеухи озадачивали саму Ларису не меньше… Она как бы наблюдала себя со стороны, изучала, исследовала. И потихоньку училась. Постепенно у нее в голове стали складываться неровные и неясные контуры так долго чего-то ожидаемого.

«Ауди» проехал по Садовому кольцу и свернул на Пречистенку. Через несколько минут автомобиль уже въезжал во двор огромного дома с причудливыми узорами в стиле модерн на фасаде.

– Витя, возьми мой кофр, – сказала Лариса, давя в пепельнице окурок.

Телохранитель молниеносно выскочил из машины и открыл заднюю дверцу. Лариса изящно и неторопливо вышла из машины, рассеянно улыбнулась, проследив за взглядом телохранителя, который, не отрываясь, смотрел на ее точеные ноги под легкой короткой юбкой.

– Дырку протрешь, – шепнула она, сразу же глянув в сторону шофера – не услышал ли… Нет, тот смотрел в другую сторону и, кажется, не проявлял ни малейшего интереса к взаимоотношениям хозяйки и ее телохранителя.

Витя широко и немного смущенно улыбнулся в ответ на шутку Ларисы, аккуратно закрыл дверцу и, подхватив кофр, поспешил открыть перед ней дверь парадной. Они оказались в просторном холле. Рядом с дверью на стуле сидела старушка и вязала что-то из красного мохера.

– Здравствуйте, Анна Исидоровна, – улыбнулась Лариса.

– С возвращением тебя, Ларисочка! Как отдохнула? – улыбнулась привратница.

– Спасибо. Я вам гостинчик из Крыма привезла, вот багаж доставят, я вам преподнесу.

– Не стоит, не стоит, – замахала сухонькими руками старушка, хотя по ее улыбке было видно, что подарок ей будет очень приятен.

Надо же, думала Лариса, шагая к лифту, ведь я помню ее с раннего детства. И уже тогда она мне казалась старушкой. А ведь, наверное, есть люди, которым и я сейчас кажусь почти старой… Что же будет дальше?

Она глянула на пышущего здоровьем и силой Витю. Тот улыбнулся в ответ. Лариса отвела глаза.

Новый, недавно поставленный лифт неслышно поднял их на шестой этаж. Витя посторонился, пропуская хозяйку, они оказались на площадке. Тут имелась только одна дверь. Наследница графа Владимирского хоть и не вернула себе весь дом, но теперь занимала целый этаж.

Они оказались в большой прихожей. Лариса скинула босоножки и дальше пошла босиком. Телохранитель проводил ее взглядом, потом прошел по коридору и свернул в одну из комнат.

Лариса вошла в просторную гостиную и замерла на пороге. Уголки ее губ чуть приподнялись в невеселой улыбке, потом ее взгляд потух. Она вздохнула и вошла в комнату.

Здесь царил беспорядок. Низкий столик рядом с диваном нес на себе следы легкого романтического ужина – чуть увядшая алая роза в высокой вазе, пепельница, полная окурков, часть из которых в губной помаде, блюдо с остатками пирожных, недоеденные фрукты на тарелках, опрокинутый бокал – один из двух… Почти пустая бутылка «Дом Периньон».

…А ничего не будет, продолжали течь в ее голове неспешные мысли, ровным счетом ничего не будет. Я так и буду уезжать, потом приезжать, видеть все это. Хотя, пожалуй, сама виновата, дура. Звонить вовремя надо, чтобы к моему приезду убрать успел.

Лариса прошла мимо столика, на несколько секунд остановилась возле окна, потом открыла боковую дверь. За ней располагалась библиотека. Лариса прошла мимо возвышающихся до самого потолка стеллажей с книгами, открыла еще одну дверь. Здесь находилась спальня. Необъятная кровать была не застелена. Скомканное постельное белье явно свидетельствовало о недавних бурных занятиях любовью. На полу валялся маленький кружевной лифчик. Лариса подобрала его и задумчиво осмотрела. Изящный предмет женского белья был не расстегнут, а разорван спереди. Лариса снова усмехнулась и бросила лифчик на пол.

– Лариса Витальевна, – послышался голос из дверного проема.

Она повернула голову. Витя успел скинуть пиджак, на белой рубашке кроме галстука чернела полоска кожи на плече и небольшая кобура под мышкой. Из кобуры выглядывала вороненая рукоятка пистолета Макарова.

Лариса невесело усмехнулась:

– Думаешь, тут установлено видеонаблюдение? Или «жучки»? Или еще что-нибудь?

Телохранитель смущенно пожал плечами:

– Кто его знает?

– Впрочем, ты прав. Ты прав, Витя, как всегда. Не стоит давать лишнего повода… Знаешь что…

Телохранитель вопросительно посмотрел на хозяйку.

– Наведи тут порядок. Не могу видеть всего этого. А я пока приму ванну.

Витя кивнул. Лариса прошла через спальню, направляясь к боковой двери. Но телохранитель, когда она оказалась рядом, преградил ей путь здоровенной, как шлагбаум, рукой. Потом обнял ее. В его объятиях Лариса смотрелась как воробей в гнезде орла. Она почти терялась. И смотрела теперь на своего телохранителя совсем по-другому, не как хозяйка…

– Не надо… Не надо, Витя… – шептала она. – Кто знает, может, и видео… И «жучки». Не надо.

Витя послушно опустил руки. Лариса скрылась за дверью в ванную.

Атмосфера в доме Владимирских была не то чтобы унылой, но какой-то невеселой. Родители с утра до вечера находились на работе, а придя домой, уединялись в своих углах. У отца имелся персональный кабинет, куда Ларисе вход был строго-настрого заказан (впрочем, она туда и не стремилась, поскольку ничего интересного в отцовском кабинете все равно не было), мать работала за небольшим секретером в гостиной. Приготовив ужин (обычно это были полуфабрикаты из столовой Моссовета), мать писала, иногда печатала на машинке. Потом они собирались за столом, смотрели по телевизору традиционную программу «Время».

Скучно…

Лариса вначале много читала, потом это ей надоело. Сентиментальность и мечтательность ей были несвойственны. Ей хотелось чего-то настоящего, реального. Скакать на мустанге, плавать на парусниках, выслеживать бандитов, а не читать об этом. Душа рвалась навстречу приключениям, которых с ее образованными и чистенькими друзьями и подругами практически не случалось. Как-то раз Лариса под Новый год, когда ей как раз исполнилось семнадцать, попыталась припомнить, что же знаменательного или просто запомнившегося случилось… Ну растянула ногу на катке. Собака принесла троих щенков. Летом обгорела на море, куда они ездили всей семьей. Осенью поставила фингал под глазом Олегу с седьмого этажа за то, что полез к ней целоваться во время танцев… Вот, собственно, и все. Все события. Скукота… События, которые показывали по телевизору в той же программе «Время», казались Ларисе важными, интересными и захватывающими. Ее же собственная жизнь представлялась серой, скучной и неинтересной.