Эдуард Хруцкий - МЧК сообщает Страница 9

Манцев встретил Елену в коридоре.

- А мне о вас Алексей Федорович говорил, - улыбнулся он, - вы Елена Федоровна.

Лена кивнула.

Манцев внимательно посмотрел на нее. До чего же девушка красивая! Вздохнул:

- Ну, что стряслось?

Лена протянула письмо.

Манцев вскрыл, начал читать: "Василий Николаевич. Я был неискренен с вами, в тот трагический день я возвращался от своего однокашника по Александровскому военному училищу, поручика Копытина Виктора Алексеевича. Он прибыл с Юга. Но не для организации офицерского подполья. Нет! Я бы мог еще понять это. Он сказал мне, что у него есть группа бандитов и он намерен разбогатеть, и предложил мне стать его сообщником. Я с возмущением отказался. Покинув квартиру Копытина, я не мог поверить, что он пойдет на это. Но, узнав о трагической гибели Бориса Аверьяновича Басова, я понял всю серьезность его намерений и глубину его духовного падения. Офицер не может быть бандитом. И вдруг. Я отправился к Копытину, чтобы задержать его или убить. Его адрес: Патриаршие пруды, дом Кузнецова, квартира четыре. Следующей жертвой должен стать..."

Манцев не дочитал письмо:

- Когда ушел брат?

- Полчаса назад.

Манцев распахнул дверь:

- Все на выезд. Патриаршие, дом Кузнецова.

Лапшин стоял в дверях, опершись рукой о стену. Морда красная, жилетка расстегнута. И сразу увидел Климов перстень Басова на короткопалой руке Лапшина. Светился он синим светом.

- А, ваше благородие... Чего надо?..

- Где Виктор?

- Ушел. И ты иди.

- К стене! - уперся наган в живот Лапшина.

Он икнул и повернулся к стене.

Климов вынул из-за пояса бандита тяжелый кольт, сунул в карман:

- Пошли.

- Куда?

- В ЧК.

Увлекся Климов, не заметил приоткрытой двери в гостиную.

Копытин поднял пистолет и выстрелил. Падая, Климов надавил на спуск нагана. И рухнул на пол Лапшин.

А пули Копытина отбросили Климова к стене, и он упал, намертво зажав в руке бесполезный наган.

- Сволочь... Сволочь... Чистоплюй поганый... - Копытин подбежал к двери, закрыл ее. Бросился на кухню, выглянул в окно. В темноту двора ворвались автомобильные фары.

Копытин, перезарядив пистолет, бросился в гостиную.

На столе груда золотых монет, кольца, серьги, пачки денег. Начал рассовывать деньги по карманам.

А входная дверь уже тряслась от ударов.

Схватил горсть монет, сунул в карман брюк. На ходу надевая пальто, выбежал в коридор. Трижды выстрелил в дверь.

Забежал в уборную. Запер дверь. Локтем высадил окно. Выглянул. Внизу под стеной сугроб намело в человеческий рост.

С грохотом рухнула входная дверь.

Копытин перекрестился и выпрыгнул в окно.

Манцев наклонился над убитым Климовым:

- Эх ты, штабс-капитан. Сам хотел. Честь свою офицерскую берег... Мартынов, задержанного сюда, пусть опознает убитого.

Подошел Козлов:

- Ушел второй, товарищ Манцев.

- А оцепление?

- Обмишурились чуток, у него окно из гальюна на другой двор выходит, выпрыгнул, сволочь.

- Товарищ Мартынов, - из дверей гостиной вышел Данилов, - тут золота много.

Манцев вошел в гостиную. Часть монет рассыпалась на полу, остальные лежали на столе.

Василий Николаевич взял в руки золотой квадрат, поднес к свету: гордый профиль в шлеме отчеканен по золоту.

- Это монета Древней Эллады, - сказал Данилов, - огромная ценность. Их в музей надо, товарищ Манцев.

- Ты разбираешься в монетах?

- Мальчишкой собирал.

- Вот и прекрасно, делай опись.

- Так, товарищ Манцев, их же здесь...

- Пиши, Данилов, достояние республики требует тщательного учета.

Он замолчал. Потом сказал вдруг:

- А что же я его сестре скажу?

- Что, товарищ Манцев? - повернулся Данилов.

- Ничего. Ты работай.

Климова похоронили на Ваганьковском, рядом с могилой матери. Над кладбищем кричали вороны и падал снег.

Мартынов вдруг увидел, что снег не тает на лице покойного, и это странное открытие вдруг объяснило ему смысл слова "жил". Климова больше не было.

Падал снег, плакала Елена, кричали вороны.

Потом взвод милиционеров поднял винтовки, и птицы разлетелись, спугнутые залпом.

Вырос над могилой холмик, и Мартынов думал о странностях судьбы. Пройти всю войну, не жалея себя, одному вступить в схватку с бандитами и погибнуть от руки человека, которому он так верил.

Уходя, Мартынов оглянулся: свежий холм земли казался неестественно черным на фоне девственно белых сугробов.

Москва. Февраль 1919 года

Копытин шел по занесенному снегом Рождественскому бульвару.

День выдался морозный и солнечный. Снег яростно скрипел под ногами. Копытин шел по узкой вытоптанной тропинке, помахивая щегольской тросточкой.

- Поручик Копытин?

Копытин повернулся.

Перед ним стоял человек в черном пальто с бархатным воротничком, серая барашковая шапка чуть сдвинута на бровь, усы закручены.

Все-таки как ни переодевайся, а офицера за версту видно.

- Поручик Копытин? - повторил неизвестный.

- С кем имею честь?

Незнакомец снял перчатку. На ладони лежала половина медали "В память войны 1812 года".

Копытин расстегнул шубу, из жилетного кармана вынул вторую половину, протянул связному.

Тот совместил половинки:

- Все точно. Господин поручик...

- С кем имею честь?

- Ротмистр Алмазов-Рюмин.

- Слушаю вас, господин ротмистр.

- Господин поручик, командование недовольно вашей работой.

- То есть? - Копытин усмехнулся, дернул щекой.

- Где активные действия, где организованное уголовное подполье? Кроме того, нам известно, что вы совершили несколько крупных экспроприаций, но где средства?

Копытин молчал.

- Помните, что у нас в организации состоят чины полиции. Люди, прекрасно знакомые с уголовным миром. Мы знаем все, что вы, ну... как бы сказать...

- Граблю? - зло выдавил Копытин.

- Изымаете, до последней копейки. Вы, поручик, просто недооцениваете нашу службу. Через неделю ждем денег. Адрес вам известен.

Алмазов-Рюмин резко повернулся и зашагал в сторону Петровки.

Манцев стоял, прислонясь к теплому кафелю голландки, и слушал Мартынова, меряющего шагами кабинет.

- Мы все обдумали. Пойдут они к Васильеву. Мы их возьмем. А дальше? Собан-то опять уйдет, и Копытин тоже.

- Ну и что ты предлагаешь, Федор?

Мартынов подошел к Манцеву, наклонился.

- Есть план, - азартно сказал он.

- Излагайте.

- Мы решили так...

Собан и Копытин играли в карты.

- Карта тебе прет, Витя, как из параши.

Копытин подтянул к себе выигрыш:

- Ничего, Коля, карта не лошадь, к утру повезет, - Копытин начал быстро сдавать карты.

Собан взял, поглядел, бросил:

- Я тебе что хочу сказать, Витя. Интересовались тобой.

- Кто? - дернул щекой Копытин.

- Солидный мужик. Раньше в сыскной служил.

- Что ему надо?

- Не сказал.

- Хочешь, я тебе скажу? - Копытин перегнулся через стол. - Хочешь?

- Не психуй, гнида, - Собан оттолкнул Копытина.

- Так вот, они хотят, чтобы мы с тобой часть взятого офицерскому заговору отдавали.

- Точно?

- Я же, знаешь, зря языком не бренчу.

- Значит, - усмехнулся Собан, - опять експлатация. Мы бери, а им отдавай. Не выйдет.

- Нет, ты не знаешь этих людей. А я их знаю.

- Витя, ты кто будешь? А то о тебе разное говорят.

- Я офицером был. А теперь свободный человек. Мне не нужны ни белые, ни красные. Жить хорошо хочу. Поэтому слушай меня, Николай.

Копытин достал портсигар, щелкнул крышкой, протянул Собану.

Они закурили.

- Ты, Собан, дурак. Не прыгай, сиди тихо. Дурак. Все ты можешь в налете взять. Цацки, деньги, жратву. Все, кроме ума.

- Ишь, падло, как заговорил, - лицо Собана налилось, губы стали тонкими и жесткими.

- Ты глазами не зыркай. Я не из пугливых. Насмотрелся того, чего тебе с твоими сопливыми мокрушниками никогда не увидеть. Они кровью хвастают. Так я ее за день проливал больше, чем они за две жизни.

Лицо Копытина обострилось, глаза стали прозрачными и страшными, тиком пошла щека.

Собан посмотрел на него, ему стало неуютно в этой комнате. Словно кто-то вошел сзади и приставил наган к его затылку.

- Слушай меня, - продолжал Копытин, - ну возьмем мы еще пять мешков денег. А дальше? Ну, пропьем, прогуляем... А потом? Через полгода ЧК и уголовка на ноги встанут и прихлопнут нас, как мух.

Копытин ткнул окурок в тарелку с сардинами. Взял бутылку, разлил:

- Я тебе вот что предлагаю. Проведем три дела и уйдем.

- Куда?

- Сначала в Петроград, оттуда в Финляндию.

- Так нас там и ждут. - Собан в два глотка выпил водку. - Ждут и плачут.

- Таких, как сейчас, с этим, - Копытин презрительно подбросил пачку денег, - с этим нет. Мы сделаем три дела. Возьмем камни у Васильева, валюту на Мясницкой, и еще одно. О нем потом скажу. А дальше век за границей живи, в богатстве и роскоши.

- Когда уйдем? - Собан вскочил.

- Сроку всего десять дней. В Петрограде у меня люди есть. Они за эту бумагу нас переправят. Так мы ее всю им отдадим.