Ольга Хмельницкая - Темное прошлое прекрасного принца Страница 9

– Не подопечных. Бизнес. Например, можно застраховать риски, связанные с болезнью артиста. А острая влюбленность – это тоже болезнь. Ну подумай, Полина, ты же юрист, нотариус. Ты же должна это понимать!

– Что-то я не слышала, чтобы маманя хоть раз говорила о страховых платежах, – с сомнением покачала головой Полина.

– Ладно, – махнул рукой Петр Петрович, – все это нас не касается. Разберутся они как-нибудь там со своей сверхталантливой Дюк.

– Бери выше. Гениальной!

– Сколько ей, кстати, лет?

– Девятнадцать.

– И уже мальчики в голове, – сказал Сусанин с набитым ртом.

– Точно. В ее годы я с утра до ночи корпела над учебниками по хозяйственному праву.

– И правильно делала, – кивнул Петр Петрович, съел последний кусок докторской и пригорюнился.

Полина налила в чайник воды из-под крана, поставила его на огонь и вздохнула. С того момента, как Роман ушел, она постоянно хотела чаю, как будто горячая жидкость могла согреть ее изнутри.

Игорь Пуканцев, прославленный форвард, впавший в депрессию на фоне проблем в личной жизни, проснулся оттого, что кто-то настойчиво дергал его за ногу. Он открыл глаза, и ему в руки тут же сунули что-то маленькое и тяжелое.

– Ой, кто это? Ой, что это? – переполошился футболист, который, впрочем, считал себя человеком смелым и даже иногда отважным.

– Это я, – сказали у него над ухом. Пуканцев повернул голову, чуть было не свернув со страху шею, и с облегчением узнал спортивного врача команды. Рядом маячила крепкая девица с волосами до плеч, круглым, как луна, лицом и тонкими темными бровями.

– Звони, – сказала девушка, тыкая пальцем в сторону маленького и тяжелого предмета, оказавшегося сотовым телефоном.

– Не позвоню, – отрезал футболист, мгновенно просекая, зачем его здесь, в лазарете, побеспокоили.

– Ну деточка моя, – ласково сказала девица, – ты же страдаешь. И врач команды – страдает. И вся команда страдает, потому что ее надежда, самый лучший форвард страны, лежит на койке и не решается позвонить. И болельщики футбольные – они тоже страдают и валидол пьют, так как слухи распространяются быстро, все уже знают, что Пуканцев болен, но надеются, что выздоровеет. И только словаки радуются. Подумай, хочешь ли ты доставлять радость словакам? А если они выиграют? А так один звонок – ты прояснишь ситуацию, помиришься с подругой, и все будет супер-пупер.

– Не могу я позвонить! Не могу! Не хочу и не буду! – воскликнул Игорь и, шустро перевернувшись со спины на живот, зарылся лицом в подушку. – Как я ей скажу? Ну как?

Алена и Олег переглянулись.

– А может, она и не спросит о том, о чем ты думаешь? – предположил врач. – Она же не догадывается, что ты лежишь в лазарете с поносом. Скажи ей, что у тебя ангина, или грипп, или ты был в коме. Я, конечно, не знаю, что там у вас произошло…

При слове «понос» несчастный форвард завыл, как раненый волк, и вцепился в подушку зубами.

…– Что там мой бывший зять? – спросил Сусанин дочь, чье треугольное лицо, казалось, вытянулось от переживаний в вертикальном направлении и приобрело форму ромба. – Еще не приполз обратно, землю не жрет, пеплом голову не посыпает, назад не просится?

– Нет, – вздохнула Полина.

– Странно.

– И мне странно. Все-таки я на курорты его возила, давала деньги на издание его поганеньких стишков, машину ему купила…

– Он ее вернул? Машину-то?

– Да.

– Пешком ходит? – рассмеялся Сусанин.

– Угу.

– А Майя извиняться не приходила?

– Нет, – сказала Полина и покрылась красными пятнами. – Не приходила.

– И не звонила? – продолжал допытываться Петр Петрович.

– Не-е-е-ет!!! – закричала девушка.

– Ладно, ладно, дочка, не реви, – примирительно сказал Сусанин, – мы ее убьем, и Роман к тебе вернется. Или убьем и его тоже?

– Не надо, – всхлипнула Полина, – я его люблю. Какой он ни есть плохонький и неудачливый, но я его люблю все равно.

– Ну ладно, тогда его убивать не будем, – великодушно разрешил Петр Петрович, – значит, порешим только Майю.

Он на всякий случай еще раз открыл холодильник, проинспектировал его насчет наличия съестного, нашел полузасохший плавленый сырок и съел его. Полина еще немного посидела, зевая, а потом вспомнила слова матери о том, что самое правильное решение – это решение, принятое в десять часов утра, и пошла спать.

– Не бойся, позвони! – уговаривала форварда Алена. – Женщины – они существа понятливые, чуткие и тактичные. Просто скажи ей, что ты был болен… болен… розеолой, например. Есть такая болезнь.

Олег страдальчески закатил голубые глаза. Все это он говорил Игорю так много раз, что у него начал отниматься язык.

– Ты же мужчина, ты же должен решиться! – увещевала Алена.

Пуканцев заткнул уши.

– Может, нам поехать и привезти Дюк сюда? – предложила Ватрушкина.

– Я уже об этом думал, – сказал Олег, – но, во-первых, я не уверен, что она согласится приехать, а во-вторых, какой в этом смысл, если он все равно не хочет разговаривать. Он может сказать, что болел гриппом, он может сказать, что был в коме, поэтому не брал трубку, тут нет никаких проблем. Между ними что-то произошло. Что-то, о чем никто не знает, и теперь Игорь страшно мучается, но не решается подруге позвонить. А ведь такая любовь была, такая страсть!

– Пуканцев, – попросил Олег, глядя на Алену, чье круглое лицо ему ужасно нравилось, – расскажи нам честно, что у вас случилось, а мы что-нибудь придумаем.

– Я сделал ей предложение, – замогильным голосом произнес футболист.

– О ужас, – сказал врач, хватаясь за сердце, – ты сделал ей предложение – и она отказала? Я тебе сочувствую… Ну что тут поделаешь, Игорек… Ты встретишь другую, еще лучше. Я понимаю, как тебе больно! Да, это все объясняет. Когда-то я предложил выйти замуж самой красивой девушке из команды синхронного плавания, такой стройной, высокой, темноглазой, с короткой стрижкой и невероятным, сногсшибательным шармом…

– Она отказалась? – заинтересовалась Алена, чувствуя, что ревнует.

– Ну что ты, – смутился врач, – красавица сказала мне «да». Но лучше бы сказала «нет», так как через два года мы развелись с ужасным скандалом.

– Ксения согласилась, – жалобно хрюкнул Игорь, и его сопение приобрело отчетливые трагедийные ноты.

Алена ахнула. Олег подавился словом «скандал».

– Так это же хорошо, – аккуратно сказала Ватрушкина.

– Отлично просто, – добавил врач.

– Но… но…

Игорь пытался еще что-то объяснить, но рыдания, рвущиеся из груди, не давали ему сказать ни слова.

– Какой кошмар, – прошептала Ватрушкина.

– Да, теперь я понимаю, когда и почему у него начался понос. Парень переволновался, – сказал Олег.

Пуканцев взвыл так горестно, что закачалась люстра и у некоторых машин, припаркованных на улице, сработала сигнализация.

– Надо срочно придумать какое-нибудь правдоподобное вранье, – сказала Алена, – видимо, тогда, во время объяснения, он вскочил и побежал в туалет…

– Тут никакое вранье не поможет, – отрезал Олег. – Какое тут вранье может быть, если человек убежал в туалет и потом так и не вышел, потому что страшно стеснялся? Если, конечно, все было так.

– Не так, – сказал Пуканцев, перестав выть, – не так. Я убежал в кусты, при этом переплыв небольшую речку.

– А Ксения при этом что делала?

– Бежала за мной и кричала: «Да, да, я согласна!»

– Бедная девочка, – вздохнула Ватрушкина.

Олег задумчиво смотрел на форварда.

– Я бы позвонил, – сказал Игорь, и в его голосе сквозило облегчение, как-никак он нашел в себе силы хоть кому-то признаться в том, что произошло, – но не представляю, что мне теперь говорить Ксении.

– Можно сказать, что увидел что-то в лесу, – предложила Алена. – Или кого-то.

– Кого, например? – уточнил врач. – Зайца? Лося? Ежика? А почему он все бросил и к нему побежал? Нет, это не подходит.

– Может, услышал далекий крик о помощи? – предложила Алена.

– Это лучше, – просиял Олег. – Отлично! И благородно как! Не желудочные проблемы отвлекли его от решения матримониальных проблем, а дело, полезное для общества.

– Звони, – сказала Ватрушкина и сунула в руки Пуканцеву телефон, который тот уже успел закинуть под кровать, – позвони и скажи, что услышал крик о помощи, побежал, переплыл речку, в лесу увидел медведя, который душил пионера, отбившегося от отряда скаутов. Конечно, ты его спас, медведя удавил собственными руками, но был во время этого геройского поступка ранен и потом некоторое время лежал в лазарете без сознания.

Несколько томительных минут форвард колебался.

– Ладно. Позвоню. Только оставьте меня, пожалуйста, одного, – наконец сказал он. От волнения футболиста била крупная дрожь.

– Вперед! Не дрейфь, – кивнул Олег, пожал Пуканцеву руку, и они с Аленой торопливо покинули палату.

Василиса чувствовала себя ужасно: прохладные шелковые простыни буквально обжигали ее тело. Подумать только, она изменила мужу! Нет, с одной стороны, все было замечательно, восхитительно, волшебно и незабываемо, но гаденькая мысль о храпящем супруге, которому она была верна все предыдущие годы их брака, портила кайф. Вася напряглась и стала думать о Лизе Гондураскиной, которая, как оказалось, много лет назад соблазнила ее благоверного, но на душе легче не становилось, наоборот, стало еще хуже.