Андрей Ветер - Я, оперуполномоченный Страница 9

– Дерзай, Витя, расспрашивай своего коллегу. А я подымлю пока в своё удовольствие.

Виктор представился постовому, разговорился с ним, сразу сказал, что до недавнего времени сам работал в ООДП, у финского посольства. Но когда спросил, не приходил ли к Забазновским кто-нибудь из советских граждан, постовой развёл руками:

– Э-э, парень, ты не по адресу. Я ничего сказать не могу. Сам же знаешь, как с этим строго. Если тебе что надо, то иди к Бондарчуку или Ушкинцеву. Ты уж извини.

– Ну что? – заговорил Сидоров, раскуривая очередную папиросу. – Тухлое дело? Ноль информации?

Виктор пожал плечами.

– А я тебе про то и толковал. Да и что этот липовый сторож мог видеть? – махнул рукой капитан. – Понаставили их, а проку для нас никакого. Он же нам ровным счётом ничего не сказал. А ты – «глазастые»! Ничего они не видят.

– Пётр Алексеич, вот тут вы торопитесь, – надулся Смеляков. – Готов поспорить, что мы через несколько дней точно установим, кто тут был и когда. У нас будет полный список людей, которые могли это сделать. Я вам ручаюсь.

– Да брось ты! Будто я в угрозыске первый день!

На том разговор закончился.

На следующий день Смеляков поехал в ООДП. Шагая о знакомому коридору, он вдруг ощутил некую грусть и даже лёгкий укол досады из-за того, что он тут теперь чужой. Остановившись перед кабинетом заместителя начальника ООДП по оперативной работе, Виктор машинально взглянул на часы и постучал в дверь.

– Разрешите, Константин Александрович? – Смеляков заглянул внутрь.

– А, здравствуй, входи. Какими судьбами? – Ушкинцев, как всегда, был подтянут и бодр.

– По делу, Константин Александрович.

– Неужели к нам вернуться хочешь? – засмеялся полковник. – Как там у тебя, на новом месте-то? Втянулся? Работа нравится?

– Притираюсь помаленьку. Получил первое дело.

– Так скоро? Поздравляю. – Полковник одобрительно кивнул.

– Собственно, я по моему делу и пришёл. Мне нужна помощь.

– Ну, выкладывай. – Полковник согнал улыбку с лица и сделался серьёзным. – Ты присаживайся, в ногах правды нет.

Виктор подробно изложил суть дела и сказал в заключение:

– Константин Александрович, мне без вашей помощи не сдвинуться с места. Постовые у того дома – единственные свидетели. Больше нет ни одной ниточки, за которую можно зацепиться.

– Понимаю. – Ушкинцев сделал пометку авторучкой на листке перекидного календаря. – Ладно, я дам команду, чтобы выбрали интересующую тебя информацию. Дня через три позвони.

– Спасибо. – Виктор встал из-за стола.

– Видишь, как интересно жизнь устроена: не работал бы ты у нас, сейчас бы даже не знал, с чего дело своё раскручивать.

– Да, – согласился Смеляков.

– Всё вокруг как-то увязано одно с другим, ничего случайного не бывает, во всём есть какая-то невидимая простым глазом логика, причинно-следственная связь, – задумчиво проговорил Ушкинцев. – Ну а в целом-то как тебе «на земле»?

Виктор пожал плечами:

– Работаю…

– Не вижу оптимизма в твоих глазах, – улыбнулся полковник.

– Вот освоюсь, тогда и появится оптимизм, – неуверенно ответил Смеляков.

– Да, путь ты выбрал не из простых. – Ушкинцев подмигнул. – Но делать нечего. Назвался груздем – полезай в кузов…

Они сидели в кабинете Сидорова, и капитан, как всегда, курил. Он только что закрыл форточку, пытаясь проветрить помещение, но воздух по-прежнему оставался тяжёлым и мутным.

– Вот есть у тебя участок, – объяснял Сидоров. – И случилось у тебя происшествие. Ну если конкретно, то будем рассматривать кражу из квартиры Забазновских. Ты, как опер, должен это заявление рассмотреть в течение десяти дней и принять решение, возбуждать ли уголовное дело или же вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. По закону, имеется ещё третий вариант. Если ты установишь, что преступление имело место на другой территории, то материал направляется туда. Но к краже у Забазновского это не относится.

– Пётр Алексеевич, я не понимаю, как можно отказать в возбуждении дела, если преступление совершено? – не понимал Виктор.

– Наши опера, как правило, вынуждены работать на одно – на раскрываемость. От нас требуют, чтобы раскрываемость была девяносто процентов, а то и сто! Вот если есть у тебя стопроцентная раскрываемость, значит, ты великолепный опер.

– Ну а что нужно, чтобы была стопроцентная раскрываемость?

– Прятать надо уметь!

– Что значит прятать?

– Не регистрировать, – ответил Сидоров, пожимая лечами так, будто то, что он сказал, было самым исчерпывающим объяснением. – Регистрировать нужно только то, что нельзя спрятать.

– Что же это такое получается? – оторопел Виктор.

– Что получается? – хмыкнул капитан, прикуривая дну папиросу от другой. – Такая у нас служба, так мы аём раскрываемость… Советский Союз служит примером ля социалистического лагеря и всего блока дружественных и сочувствующих нам стран. Мы просто обязаны в деологическом смысле быть выше Запада. Это касается преступности. У нас же не может раскрываемость быть иже, чем в Америке! Раскрываемость у нас должна быть ыше, чем в Америке. У нас всё должно быть лучше, чем в мерике. Ты же знаешь, что такое борьба двух систем? Мы тобой где живём, в каком государстве? – с наигранным афосом выпалил на одном дыхании Сидоров.

– В социалистическом.

– Вот именно. В социалистическом государстве. И у ас остались только родимые пятна преступности, унаследованные от прежнего общества, от царского режима. А так – официально то есть – у нас никакой преступности нет, ты имей это в виду.

– Чушь какая-то. Это просто как в анекдоте: жопа есть, а слова нет… Ну ладно, – неуверенно сказал Виктор. – Допустим, надо прятать. Но как же это делать? Ведь есть реальные следы, есть потерпевшие…

– Вот ты выехал вчера на место преступления. Это серьёзное заявление, от иностранцев. Тут нам надо землю носом рыть, спрятать такую кражу нельзя. Дипломаты зашлют ноту через МИД, и с нас три шкуры спустят, но не отстанут, пока результата не будет. Тут волей-неволей нужно возбуждать. Руководство смотрит на такие вещи нормально. Но вот вспомни, мы ездили насчёт «Волги». Третьего дня ушла прямо от подъезда.

– Помню.

– Вот её вряд ли надо было возбуждать. Но поскольку ерритория Сашки Владыкина, то я не знаю наверняка, ак он поступил. Думаю, заныкал он материал, не дал ему оду. Но машину-то муровцы уже обнаружили в Прибалтике, так что если он не возбудил дело до сегодняшнего ня, то теперь и подавно не возбудит. Зачем ему лишнее реступление обнародовать?

Виктор ничего не понимал.

– Что-то у меня, Пётр Алексеич, полная каша в голове…

– Утрясётся, – убеждённо сказал капитан.

– Что же получается? Если мы прячем преступление, то по нему и не работаем?

– Ну почему не работаем? Работаем, но не так, как надо. То есть имеем в виду и в случае чего принимаем меры… Но это приводит к тому, что система сыска не работает в полную силу. И это означает, к сожалению, что в случае, когда дело не возбуждается, преступник, как правило, не несёт за преступление заслуженного наказания. Получается, что неотвратимость наказания, как один из принципов советского уголовного права, нарушается. А нарушается потому, что не соблюдается законность. А нарушается она ради хороших показателей. Вот тебе и замкнутый круг.

– Ну хорошо, – Смеляков напряжённо морщил лоб, – но ведь если мой начальник требует от меня, чтобы я не возбуждал некоторых уголовных дел, то этого от него, значит, требует другой начальник?

– Да! А от другого – третий! Оценка всей работы органов внутренних дел основана на статистике. Если статистика в нашем отделении будет плохая, если мы будем регистрировать всё подряд, то завтра нашего начальника снимут с работы. Он вынужден от тебя требовать этого. А если в районе будет плохая статистика, то начальник района полетит со своего кресла. И так далее, до самой верхотуры… Но ты пойми, какое интересное дело. Никто тебе прямо не говорит: «Скрывай преступления». Даже Щёлоков[3] не говорит открыто, но он требует от наших руководителей: «Статистика должна быть хорошей!» – девяносто процентов по тяжким преступлениям, чуть, может, меньше, на уровне семидесяти пяти процентов, по преступлениям нетяжким…

– А если кто-то узнает, что я скрываю преступления? Что будет?

– Сядешь в тюрьму.

– Понятно… Моё руководство толкает меня на нарушение закона, и моё же руководство посадит меня в юрьму за то, что я нарушаю закон, по их требованию? – Виктор испытал в этот момент нечто близкое к анике.

– Твоё руководство, может, и не посадит, а прокуратура посадит. Идёт борьба между прокуратурой и милицией. Прокуратура осуществляет надзор за деятельностью милиции и когда выявляет какие-то факты, то возбуждает уголовные дела. У нас в отделении уже возбуждено уголовное дело за сокрытие преступления сотрудником уголовного розыска.