Сергей Белан - Казна Херсонесского кургана Страница 9

Заполночь мотор подкатывал к ее жилью. Там Аркаша принимал еще полстакана водки и пышные необъятные телеса поступали в его безраздельное распоряжение. Слава богу, месячные все еще продолжались, и это освобождало Аркашу от «радостей» полного обладания партнершей по развлечениям. Ласки обычно ограничивались интенсивным массажем, от которого у него уже болел «сексуальный» палец и неприятно ныла изгрызенная благородным металлом головка члена.

Просыпались поздно. «Любимая» женщина умывалась и тут же уходила на море. Аркаша с ее уходом испытывал несказанное облегчение, залазил в ванну и, отмокая телом от липких ночных объятий, лечил больную голову и горящие трубы холодным пивком. Физическое недомогание отступало, но от брезгливости избавиться не удавалось, саднило душу, и эту непреходящую пытку он заливал стопкой-другой водки. Душевные муки заглушались до вечера, а вечером все начиналось по новой, и так до утра по замкнутому циклу…

Все оборвалось так же неожиданно, как и началось. В то утро Аркаша проснулся, как обычно, поздно, и, как обычно, было отвратно во рту, гудела голова, но обстановка в комнате была иная. Его пассии не было рядом, впрочем, как и отсутствовали ее вещи — исчезла по-английски, не попрощавшись. В углу комнаты, оперевшись на холодильник, стоял какой-то мужик, судя по хозяйскому виду, владелец жилища, и опустошал из горлышка бутылку пива, которую Аркаша с вечера припас себе на опохмелку.

— А-а, глазки разлепил, эт-то хорошо, — оторвавшись от бутылки, скрипучим голосом махрового алкаша проговорил хозяин. — Ну, а теперь срочно выметайся, мне новых жильцов запускать надо, а после вас прибирать сколько…

И он бесцеремонно выпер Аркашу из квартиры, не дав ему даже умыться.

Стоял жаркий полдень. Солнце палило так нещадно, словно хотело досрочно выполнить месячный план по теплоотдаче. В желудке у Аркаши неприятно урчало; требовалось привести измученный организм в порядок, но выпить и закусить было абсолютно не на что. Он на всякий случай перетряс карманы джинсов, но там было пусто. «Хоть бы чирик оставила на память», — с неприязнью вспомнил любвеобильную клиентку Аркаша. Впрочем, обижаться на нее у него не было оснований — условиями контракта дополнительная оплата услуг наличными не предусматривалась. И старые проблемы снова воскресли перед ним угрожающей реальностью — жить не на что, к тому же и за номер не плачено… Поневоле пришла на ум поговорка: «мы гуляли, веселились, подсчитали — прослезились…»

В минорном настроении он брел по городу и вдруг вспомнил о Маркизе. Взглянул на часы, ага, в это время она должна быть в известном месте. Настроение сразу приподнялось, и он, окрыленный возрождающейся надеждой хоть как-то поправить свои дела, заспешил, заторопился в парк на рандеву со своей антрепренершей. Маркизу он заприметил еще издалека и искренне обрадовался этому. Он был готов чуть ли не побежать к ней, но сдержался и даже замедлил шаг, словно подчеркивал неспешной походкой чувство собственного достоинства. Маркиза обернулась в его сторону и, кажется, заметила приближающегося Дон Жуана — надомника, тот хотел было подать ей знак рукой, но не успел. И слава богу. Через мгновение произошло непредвиденное: двое из трех мужчин, шедших по той же аллее навстречу Аркаше, неожиданно сели на скамейку по обе стороны от Маркизы, перекинулись с ней несколькими фразами, а потом, резко поднявшись вместе, повели ее под руки в направлении желтого милицейского «бобика», затесавшегося среди других машин на ближайшей стоянке. За этой троицей семенил низкорослый толстячок в шортах и визгливо скулил:

— Это она, она, подлая… Авантюристка, а прикидывалась такой порядочной… Надо же, честных людей обкрадывать! Вот и попалась, все равно попалась!..

Маркизу запихнули в «бобик», туда же отправился толстячок, и машина укатила, скрывшись за ближайшим поворотом.

«Свят-свят, пронесло, — подумал Аркаша, вытирая со лба холодную испарину. — А ведь мог еще как влипнуть. Согласись тогда взять таблетку — неизвестно, где бы был сейчас. Упас бог от напасти, упас».

Его волнения понемногу улеглись, но легче не стало. Делать ничего не оставалось, и он с мыслями как-нибудь уладить вопрос с долгом за проживание, отправился в гостиницу.

Постучавшись, он зашел в кабинет с табличкой «Администратор». Миловидная женщина встретила Аркашу очень неприветливо:

— Нехорошо, молодой человек, пропадаете на неопределенное время, не платите… Мы уже в милицию хотели заявлять. К тому же номер с сегодняшнего дня на брони — надо освобождать.

С этими словами она стала оформлять квитанцию на расчет.

— Красавица, погоди! — елейным голоском протянул Аркаша. — У меня сейчас временные сложности с финансами, поиздержался — давай-ка отложим исполнение приговора на пару дней?.. Послезавтра я получу деньги и…

Аркаша многообещающе обласкал взглядом администраторшу и страстно сжал ее ладонь. Та не спеша освободила руку и внимательно оглядела Аркашу с ног до головы.

— Что ж, в данной ситуации компромисс вполне возможен…

«Клюнула! — сердце Аркаши сладостно защемило. — Силен я, однако, а мамзель, видать, одинокая, не устояла…»

Хозяйка кабинета откинулась на спинку кресла.

— Снимай-ка штанишки, приятель.

Аркаша расползся в бархатной улыбке:

— О, вы меня даже смущаете. — В его голосе появилась игривость. — Может быть, вечерком, в интимной обстановочке…

Грубый мужской голос с кавказским акцентом прервал его на концовке фразы:

— В интымной апстановки пусть тебя ищяк смущает.

В дверном проеме стоял здоровенный мужик с внешностью, соответствующей его произношению. Из-под синего халата выглядывала мощная волосатая грудная клетка, закатанные по локоть рукава обнажали крепкие, с пудовыми кулаками руки. Судя по несвежей спецодежде, это был «высокопоставленный» работник гостиницы уровня слесаря из котельной, и ко всему прочему, товарищ по производству, особа, в известном смысле, приближенная к администраторше.

— Тваи джины пайдут в уплату за номэр! — бесстрастно объявил амбал голосом, не допускающим возражений.

— Да вы что, побойтесь бога! — не на шутку струхнул Аркаша. — Джины-то новые, фирма, не жирно ли будет за три дня в паршивом номере?

— Насчет побойтесь бога, надо было думать, когда без денег в гостиницу вселялся, — вставила свое веское слово хозяйка уютного кабинета.

— А нэ снымэш сам, я тэбе салазки загну и мусоров вызову, — кратко обрисовал ему возможные последствия сопротивления земляк вождя всех народов.

— Ну, не в трусах же мне идти, — голосом, полным безысходности и отчаяния промямлил Аркаша, и на его глаза даже навернулись слезы.

— Зачэм в трусах, что тут звэри, что ли?! — с этими словами кавказец по-хозяйски залез в стол администраторши (что подтверждало версию об их теплых и дружеских отношениях) и, порывшись в ящике, протянул удрученному постояльцу латаные шорты в белых пятнах неизвестного происхождения. — Бэри, радной, одэвай, тэбэ к лицу будит.

Аркаша понял — брыкаться бесполезно. Он с отвращением взял обнову, снял кроссовки и зашел за шкаф переодеться. Когда он вышел из закутка, его ждал сюрприз: кроссовок не было, на их месте стояли рваные вьетнамки, чиненые изолентой.

Тут уж слезы у Аркаши выступили наяву.

— Кроссовки-то отдайте, — расхныкался он.

— Какие кроссовки? Ты что, травки накурился? — в голосе администраторши слышалась агрессивность. — Одевай свои лапти и проваливай, покуда цел.

— Астав сваи капрызы, — мягко попросил кавказец. — Паглядись в зэркало, нэ была у тэбя красовок, ты напутал, бивает. А тэпер иды, дарагой, иды — ти свабодэн, как горный орел.

И мужчина хлопнул Аркашу по щеке, не сильно, но язык несостоявшийся бармен прикусил. Раздираемый стыдом и обидой, поплелся он к выходу.

— Ладно, помни мою доброту, — администраторша, подобрев лицом, сунула ему в руку смятую купюру. — И можешь до завтра еще пожить, но в десять часов, чтоб и духу…

Выйдя за дверь, униженный и раздавленный гость всесоюзной здравницы, узнал, что его моральный и материальный урон компенсировали все тем же злополучным трояком. Вот так: ни больше и ни меньше! В оскорбленном его сознании пронеслась грустная мысль, что именно в достоинство этой купюры оцениваются его честь и достоинство в этом городе. Как оплеванный, он вышел на улицу и тихо побрел в тени кипарисов, пытаясь проанализировать сложившуюся ситуацию. Все было плохо, к тому же уважение к себе опустилось ниже уровня канализации. В этом дурацком прикиде, истерзанный и высосанный, он смахивал не больше, чем на бомжа субтропической зоны.

«А схожу-ка я на пляж, — пришла ему в голову незатейливая мысль, — а то уже неделю в Сочи, а толком не купался. Я теперь свободен, как птица, со всей вселенной в полном расчете, а значит, кум королю, только вот идти некуда — король на званый бал не приглашает…»