Джон Карр - Человек, который не мог дрожать (= Человек без страха) Страница 9

Кларк встряхнул руками, как бы сбрасывая с себя тяжесть истории.

- И вы хотите, чтобы мы об этом забыли,- пробормотала Тэсс.- О господи!

- Да, очень милая история, особенно для пугливых женщин, не правда ли?решил высказаться Логан. Однако тон его голоса был на удивление резким и осуждающим.- Этого не может быть! Что вы нам рассказали?

- Историю,- удивленно ответил Кларк.- Я ничего не утверждаю - только цитирую.

Энди промолчал. Он достал трубку и стал набивать ее табаком.

Гвинет Логан эта история, казалось, впечатлила меньше всех. Она задумчиво смотрела своими ясными голубыми глазами на камин и кресла. Наконец, кивнув, она произнесла:

- Да, тетушка Дженнифер однажды предупреждала меня, что надо быть осторожной с такими вещами,- с ней произошло что-то подобное, когда умер мой дядя. Вообще-то говоря...- Очевидно, совершенно бессознательно она воспользовалась случаем и, повернувшись, обратилась к нам: - Вам не кажется, что всем нам пора идти переодеваться к обеду?

Глава 5

Было уже час ночи, и я, должен признаться, пребывал в состоянии нервного возбуждения. Нет, ничего не случилось - просто было тревожное ожидание, будто что-то должно произойти.

План "Лонгвуд-Хаус", словно карта, стоял у меня перед глазами. Еще бы. До и после обеда мы только тем и занимались, что обходили весь особняк. В восточной его части на первом этаже, если пройти из гостиной и кабинета через главный холл, находились столовая, кухня, подсобные помещения, библиотека и бильярдная. Бильярдная занимала небольшое крыло с правой стороны дома - вот таким образом:

+------------------+

| |

+--------------+ |

| |

+---+

Из ее окон виднелся весь великолепный черно-белый фасад с лилиями, освещенный лунным светом.

Спальни наверху были маленькими. Моя находилась с северной стороны. На окнах висели яркие шторы, пол был чисто выметен, а сама комната - симпатично украшена; с потолка свисала электрическая лампочка, а на каминной полке рядом с кроватью стояли книги. Проблема состояла в том, чтобы подняться с постели, выключить свет и постараться уснуть.

В час ночи я встал, в третий раз включил свет, надел тапочки и халат.

За обедом мы несколько не рассчитали с выпивкой. Не хочу сказать, что выпили слишком много,- наоборот: ровно столько, чтобы довести себя до бессонницы. Все вокруг внезапно стало ярким и живым: Гвинет Логан, неотразимо прекрасная в черном вечернем платье с глубоким вырезом; свет свечей на обеденном столе, от которого ее волосы, взгляд и плечи казались такими мягкими; необыкновенная женственность, заставлявшая воображать ее нагой; Бентли Логан с его крахмальной манишкой, раздувшийся, словно тесто в печи, и рассказывающий свои истории, изрыгая хохот на пламя свечей; дребезжание кофейных чашек; небрежно произнесенное неуместное слово; разговор о делах с подтекстом и совершенно четкая картинка: момент расставания на ночь и Кларк, вкладывающий что-то в руку Гвинет.

Теперь невозможно было привести впечатления в определенный порядок, но все же было бы легче, если бы Кларк не рассказывал историю о трупе с поцарапанным лицом. Выключив свет, я продолжал видеть этот дьявольский образ в углах спальни.

В наступившей темноте и покое ощущалась какая-то пустота. На память приходил образ стены из тьмы, окружившей тебя со всех сторон на целую милю. Нажав на выключатель, ты словно оказывался замурованным в нее, как в подземелье: зыбкие стены, мебель, принимающая жутковато-уродливые очертания, и звук, напоминающий шум легкого бриза, шевелящего занавески у уголка твоего глаза.

Ты ворочаешься в постели, а тьма становится все тяжелее и тяжелее. Ты уговариваешь себя не быть ослом, повторяешь, что все уже давно мирно спят.

Но так ли это? Разве не слышно биения их сердец и не видно открытых глаз? Или просто там, в углу, есть что-то, чего ты не видишь, потому что отвернулся? Тогда я пытаюсь открыто взглянуть на это, и тяжесть населенной кем-то темноты, которая по своей привычке прячется, снова поднимает меня с кровати и гонит нажать на выключатель.

Я надеваю тапочки и халат, закуриваю сигарету; раздраженный тем, что нет пепельницы, ищу что-нибудь вместо нее и, как компромиссный вариант (мы обычно так и делаем), кладу обгорелую спичку в мыльницу.

Как реакция на свет, по телу пробегают мурашки. Сейчас я отдал бы пять фунтов за крепкое виски с содовой, чтобы уснуть. Собственно говоря, ничто не мешало мне спуститься вниз и налить. Правда, если бы кто-нибудь застал меня за этим занятием, то решил, что я пристрастился к алкоголю, а кроме того, я убежден, что в высшей степени неприлично тайком наливать виски в чужом доме среди ночи.

Нет, виски не годится. А чтение? От сигареты тонкой струйкой поднимался голубой дымок, горьковатый на вкус. Я собрался было подойти к каминной полке, за книгой, и вдруг откуда-то снизу послышался тяжелый глухой стук, словно подняли и уронили диван.

Потом стало тихо.

Хотя стук был негромким, казалось, от него содрогнулся весь дом: задребезжали оконные рамы, закачалась электрическая лампочка, и даже будто сместился потолок. Звук отозвался и в моей груди.

И тут я совершил открытие. Потрясенный услышанным, я, как мне кажется, открыл то, что коренится в самой психологии страха. Меня бросило в жар, потом в холод, и это дало ощущение полнейшего облегчения. В доме что-то случилось. Нужно узнать, что именно. Вопрос - оставаться ли на крахмальных простынях и, прикрываясь халатом как моральным щитом, ждать, когда нечто придет к тебе,- отпал. Теперь ты сам можешь подойти к нему. Поэтому половина страха исчезает. Ведь мы боимся призраков потому, что, в буквальном смысле, безропотно подчиняемся им.

В ящике туалетного столика лежал электрический фонарик, предусмотрительно привезенный мной для подобного рода экспедиций. Я достал его, включил и вышел в коридор, закрыв за собой дверь спальни.

Раньше я уже представлял, как буду это делать, но в действительности спускаться по лестнице было не очень приятно.

Шума больше не было слышно. Я не помнил, где в холле находится выключатель, да теперь и не стал искать его. Лестница не скрипела, а мои тапочки ступали бесшумно.

Внизу в холле я снова включил фонарик, и луч его осветил необычную плитку на полу, высокие напольные часы, затем дверь в столовую справа и, вильнув влево,- дверь в гостиную.

Вдруг откуда-то справа со стороны гостиной послышался шум. Снова выключив фонарик, я на ощупь побрел к двери в гостиную.

- Ох!- произнес чей-то голос.

Продолжая двигаться, я наткнулся на обитое бархатом кресло и, опершись на него, наклонился, чтобы дотянуться до китайской лампы. Включив ее, я увидел Гвинет Логан, выходившую из кабинета.

Она стояла держась за ручку двери. На ней поверх кружевной ночной рубашки был накинут шелковый халат, который она придерживала на груди. Он ярким пятном выделялся на фоне темной двери. Густые каштановые волосы спадали на плечи. Она стояла покачиваясь, словно собираясь взлететь; ноздри ее трепетали, а щеки покрылись густым румянцем. Одной рукой она, как мне показалось, держала какой-то маленький предмет и автоматически пыталась запахнуть халат, другой же закрывала дверь.

- Ох!- снова прошептала она.

Мы оба смутились (почему?).

- Мне показалось, я услышал шум,- единственное, что я смог произнести. Слова прозвучали в старинной комнате непривычно громко.

- Наверное, это я,- вымученно призналась Гвинет.- Я была здесь, внизу.

- Понятно.

- Я была...- Мы стояли, с трудом подыскивая слова, но внезапно она прервала разговор. Слова словно застряли у нее в горле, а глаза смотрели куда-то позади меня.

Я услышал шумное дыхание Бентли Логана до того, как повернулся и увидел его. Он с грохотом вломился в столовую из главного холла, пинком ноги распахнув дверь. Слава богу, особого шума он не произвел - дверь не ударилась о стену. На Бентли был старый лиловый халат с коротковатыми для него рукавами.

- Так это ты!- проревел он.

В руке наш бизнесмен сжимал армейский револьвер 45-го калибра. Курок был взведен. Бентли оставалось только легонько нажать на спусковой крючок.

- Так это ты!- повторил он еще громче.

Со стороны наша встреча выглядела как французская комедия. Но мне было не смешно. Лицо Логана казалось не столько гневным, сколько осунувшимся и больным. Седые волосы клочьями торчали вокруг лысины, а усы шевелились так, будто он собирался чихнуть или заплакать. Доведись вам увидеть чувства такими обнаженными, что бы вы предприняли? Наверняка поспешили хотя бы отпрыгнуть назад. К тому же если на вас направлено оружие. Логан заморгал, пытаясь привыкнуть к свету.

- Не лгите мне,- сурово произнес разгневанный муж.- Это продолжается четыре месяца.

- Бентли,- успокаивающе пролепетала Гвинет.

- Моя жена... четыре месяца...

- Ш-ш-ш... Говорю тебе...

- Моя жена... Музеи! А сама тайком убегала и ходила...- Он с ненавистью и отвращением произнес эти слова, а потом, словно передразнивая, продолжил: - В музей Виктории и Альберта, чтобы развратничать там. Моя старая мама, наверное...