Виктор Пронин - Слишком большое сходство (сборник) Страница 9

– Подумать надо.

– Зарплата невелика, меньше, наверно, твоей, но ты можешь еще по совместительству – перечить не будем, даже поможем… Как у тебя по этой части? – Начальник выразительно щелкнул себя по горлу, издав булькающий звук.

– Нормально, – ответил Женька. – В порядке, – поправился он, но ему показалось этого маловато, и он добавил: – Не пью я, можно сказать. Брюхо болит.

– О! – обрадовался начальник. – Тогда ты для нас просто находка! Ну, так что, по рукам?

– Подумать надо.

– Подумай, – поскучнев, ответил начальник. – Отчего ж не подумать… А с Замотиной я потолковал. Не будет больше деревья рубить. Что получилось – ей пятьдесят стукнуло, вот она и развила деятельность, чтоб благодарность заслужить. Нет у нее других радостей.

– И что же, вынесли ей благодарность?

– Вынесли, – кивнул начальник. – А как же! Надо же поощрять людей за добросовестный труд. Она ведь хотела как лучше, общественную активность проявила, не о себе думала…

– О себе! – успел вставить Женька.

– Если сам о себе не подумаешь, то кто же? – улыбнулся начальник. – Видишь, как гуманно мы к людям относимся, переходи к нам, а? А твой старик сам виноват… Будто вчера родился. Пора привыкнуть. А то ишь, нервный какой!

Деев под присмотром милиционера работал во дворе своего дома – начальник райотдела милиции усмотрел в этом дополнительный воспитательный фактор. Иногда кое-кто из новых жильцов выходил из дому, помогал Дееву. Тот от помощи не отказывался. С особой тщательностью он уничтожил следы зловредной деятельности Замотиной – выкорчевал остатки срубленных деревьев, свалил в траншею ветви, подровнял землю.

– Бог в помощь! – не упускала случая поприветствовать его Замотина.

Деев сдержанно и беззлобно благодарил ее кивком. Иногда вместе с милиционером и еще двумя осужденными заходил домой попить чайку, но не злоупотреблял этим и всегда из-за стола поднимался первым.

Проходил день за днем, и Деев начал замечать, что Замотина теряет злую уверенность в какой-то своей правоте, что жажда отомстить, наказать рассасывается в ее душе. Особенно это стало заметно, когда Женька поставил новую дверь Замотиной.

– Может, и замок поставишь? – смущаясь, спросила Замотина. – Я уж в долгу не останусь, а?

– Замок? – не сразу понял Женька. – Это надо к Дееву обращаться. Он мастер по этому делу. Правда, пока в заключении находится, не имеет права… Но потолковать можно.

Отпустили его в субботу. Поблагодарили за службу, старшина на прощание руку пожал. Первым делом Деев отправился к месту, где стоял его старый дом. Еще издали, завидев остатки забора, знакомый поворот, он почувствовал, как колотится сердце. Уже у калитки понял причину волнения – Кандибобер. Как он здесь, жив ли? Женька обещал подкармливать пса, ну а там кто его знает…

Собаки на месте не оказалось. В будке белел неметеный, нетронутый снег. Деев обошел заснеженный пустырь, где недавно стоял дом, походил по саду – следов Кандибобера не нашел. Он несколько раз позвал собаку, и его голос звонко и одиноко прозвучал в морозном воздухе. Кандибобер не появился.

– Ну и правильно, – сказал Деев. – Чего тебе здесь делать… Это не жизнь. Ушел – и правильно.

Пустырями, напрямик Деев зашагал к новому дому. Он увидел его издали и даже не узнал поначалу: весь дом светился окнами. За две недели его уже заселили, и счастливые новоселы с наслаждением обдирали забрызганные жирными пятнами обои, перекрашивали полы, перевинчивали косо приколоченные шпингалеты, ручки, двери встроенных шкафов. Не жалели ни сил, ни денег, чтобы очистить квартиры от оставленного строителями духа пренебрежения к своей работе, к будущим жильцам, да и к самим себе. В каждом шурупе, заколоченном кувалдой, в каждом протекающем кране, в сорванной резьбе проступала какая-то ненависть к неведомым обидчикам, такой вот работой строители словно хотели выразить непонятный им самим протест.

Не глядя по сторонам, он проскользнул в свой подъезд и торопливо нажал кнопку звонка. Дверь открыла дочка.

– Батя! – воскликнула она. – Наконец-то! Мам! Глянь, батю отпустили на волю!

– Да ладно тебе, – буркнул Деев. Он бросил телогрейку на пол, прошел в комнату и уселся за стол, глядя прямо перед собой.

– Есть будешь? – спросила жена.

– Чего? – вздрогнул Деев.

– Есть, говорю, будешь?

– Да уж покормили.

Что-то говорила дочка, осуждающе бубнила жена, но Деев не слушал их, и радости освобождения не было. Он напряженно прислушивался к самому себе, стараясь понять, как приняли его здесь. Не дочь, не жена, нет, за них он не беспокоился. Телевизор явно издевался над ним, посмеивался. Старая кушетка стояла в углу мирно, не было в ее облике осуждения. «Это хорошо», – подумал Деев. Он посмотрел в темноту второй комнаты. Свет там был выключен, и в комнате стоял густой, но прозрачный полумрак – виден был стол, картинка на стене, тяжелый гардероб из крашеной фанеры. Ощутив исходящее из этой темноты тепло и спокойствие, Деев облегченно перевел дух. Значит, он здесь… И хорошо.

– Как Женька? – спросил Деев.

– А что ему сделается? Живет. Вон под окнами шастает – деревья сажает.

– Дерева?! – Деев долго смотрел в окно, прижав ладошки к стеклу, но так ничего и не разглядел. В прихожей он подобрал с пола телогрейку, нескладно, торопясь, натянул ее, надел шапку и вышел.

Во дворе, между домом и котлованом, Деев увидел маленькую фигурку Женьки.

– О! – воскликнул тот обрадованно. – Никак освободили сердешного?! Да здравствует свобода!

– Кандибобер ушел, – тихо сказал Деев.

– Да, три дня как ушел.

– Чего ж раньше не сказал?

– Вот и сам узнал.

– И то верно, – согласился Деев. – А чего копаешься? Тоже срок получил?

– Нет. – Женька счастливо рассмеялся. – По доброй воле рою яму ближнему. Твоей подружке Замотиной месть затеял. Смотри! Ох уж эти заготовители-благоустроители! Понадергали в лесу целую рощу, а тут мороз ударил. Они все бросили и по домам. А я что, свалил все деревца на свой грузовик и доставил сюда. Штук двадцать посадил уже, а еще около сотни осталось.

– В мерзлую землю?

– Ну! Весной мест своих не узнают. Заснули в лесу, а проснулись в нашем распрекрасном дворе.

– Не примутся, – грустно обронил Деев.

– Что?! Пусть попробуют! – И Женька снова принялся долбить землю. Закончил ямку, выгреб из нее звенящие комья земли, снова повернулся к Дееву. – Я считаю, что каждая ямка для дерева – это вроде как могила для Замотиной, понял?! И такие во мне силы пробуждаются – страшно становится. Но от помощи не откажусь.

– Отчего ж не помочь, – вздохнул Деев. – Только это… куда он мог уйти? Может, подыхать пошел?

– Ему виднее, батя.

– Как паршиво все получилось, ну просто слов нету!

– Глянь! – вдруг прошептал Женька.

Деев оглянулся и увидел, что к ним кто-то идет, обходя в темноте вырытые ямки. Когда человек оказался на фоне освещенных окон, они узнали – Замотина.

Женщина подошла, посмотрела на них, оглянулась на сваленные в кучу деревья.

– Сажаете?

– Не одной же тебе сажать! Ты вот батю на пятнадцать суток посадила, а мы лет на сто сажаем. Сечешь разницу?

– Да ладно тебе злиться-то… Я чего подошла… – Замотина помялась. – Может, зайдем ко мне, а? У меня уж приготовлено… По рюмочке с морозцу-то не грех, а? Мировую выпьем… Заодно и новоселье отметим… У меня и выпить не с кем. А с вами какое-никакое, а знакомство получилось… Идемте, мужички, уж повинюсь я перед вами… Что ж, так и будем жить с топором в душе-то, а?

Женька забеспокоился, ему стало как-то неуютно. Он окинул взглядом холмик мерзлой земли, покосился на Деева – тот стоял отвернувшись.

– Я уж и стулья от соседей принесла… Наготовила кой-чего…

– А чего наготовила-то? – спросил Женька придирчиво.

– Картошки наварила, огурчики есть… Банку грибков открою…

– Ох, Замотина, Замотина! – вздохнул Женька. – Прям не знаю… что с тобой делать… Тимофеич, что с ней делать?

– Теперь-то уж мы соседи до конца, – сказала Замотина и первой направилась к подъезду.

– Чего скажешь? – спросил Деев негромко.

– А черт ее знает! – растерянно ответил Женька. – Вроде не шутит.

– Надо идти.

– Думаешь, надо?

Незначащими словами они старались оттянуть принятие решения, хотя оба уже знали – пойдут, все-таки пойдут в гости к Замотиной, не смогут отказаться.

– А куда деваться? – проговорил Деев.

– Я думал еще несколько деревьев закопать…

– Пошли. Надо.

– Ну, раз надо, то другой разговор, – с облегчением сказал Женька, с силой вгоняя лом в мерзлую землю. – Завтра закончим.

– Послушай, ты вот что мне скажи… – сказал Деев шепотом, чтобы не услышала Замотина, поджидавшая их на площадке у своей двери. – Откуда она знала, что мы с тобой пойдем к ней, а? Я вот не знал, а если б кто спросил, то сказал бы, что не пойду. И ты не знал. А она знала. Значит, не такой она человек, как мы с тобой, а? Может, похуже, может, получше, а вот не такой.