Михаил Учайкин - Синдром Минотавра Страница 9

– Угомонись, – недовольно поморщившись, хотя до этого улыбалась, попросила мать Тани. – Нам надо помыться, привести себя в порядок. Мы провоняли костром и лесом.

«Как можно провонять лесом?» – усмехнулась Ариадна. Она стояла на лестнице, сложив на груди руки, и внимательно наблюдала и своими работодателями и их дочерью.

– Где вы были так долго?

Таня, смеясь, продолжала прыгать вокруг родителей, но уже не прикасалась к ним.

– Есть одно прекрасное место, – ответил отец Тани и щелкнул ее по носу, – на берегу реки. Там в сосновом бору стоят деревянные домики – база отдыха. Мы провели на этой базе незабываемые дни, целую неделю находились в состоянии эйфории и ни о чем не думали.

– А я? Почему без меня?

Таня остановилась, перестав прыгать. Крепко зажмурив глаза, она пыталась сдержать слезы, но они безудержно потекли по щекам – родители отдыхали без нее, а обещали, что в отпуск поедут только с ней. Как так можно?

– Ариадна, немедленно уведи ребенка, – с истеричными нотками в голосе приказала мать Тани. Она с самого рождения дочери не выносила ее слез и плача – сама сразу начинала нервничать.

– Хорошо, Маргарита Павловна, – кивнула Ариадна и, держась за поручень, стала осторожно спускаться вниз – палка бы ей сейчас не помешала, чтобы отходить родителей Тани по спинам.

Ей самой хотелось кричать, истерить, говорить им гадости, они жестоко обошлись не только с ней, Ариадной, но и со своей дочерью. Могли позвонить, предупредить, она подобрала бы слова, успокоила бы Таню еще до их возвращения.

А они тоже хороши, особенно отец девочки – прекрасное место, незабываемые дни, состояние эйфории, другого ничего не мог придумать.

Она никогда не называла его по имени, ни вслух, ни в мыслях, не зная, как к тому обращаться – по паспорту он носил одно имя, на сцене же совершенно другое, а так как в компании его коллег-артистов она не бывала, то и не знала, как его обычно называли. Марина Ивановна обращалась к своему зятю исключительно по фамилии – Зюзин.

– Пойдем, – Ариадна взяла Таню за руку.

Та виновато опустила голову и поплелась за няней в библиотеку – до отбоя еще рано, а так бы родители вообще в спальню не отправили в наказание за слезы.

– Про Минотавра читать будем? – осторожно спросила Ариадна.

– Нет, – покачала головой Таня и всхлипнула. – Я сегодня не настроена на романтический лад. А про Астерия и… – она споткнулась на имени, осознав, что сестру чудовища зовут так же, как и ее няню, – Ариадну нужно читать, когда хочется любви.

– Любви… Да-да, именно любви, – кивнула Ариадна. – Нам с тобой очень не хватает любви. Тебе родительской, мне, – она хотела продолжить, что любви совсем другого плана, но не решилась сказать это девочке, – тоже родительской любви. Я их совершенно не помню. И все мои воспоминания о родителях основаны только на фотографиях и бабушкиных рассказах о них.

Для снятия напряжения и чтобы успокоиться, они по очереди с выражением почитали о подвигах Геракла – о них можно было читать в любом настроении. Посмеялись, пошутили, рассматривая откровенные иллюстрации в греческой книге, в основном прочитанное комментировала Татьяна, а Ариадна лишь кивала, витая мыслями, как и накануне, совсем в другом месте.

Стараясь не сердить родителей, спать Таня отправилась вовремя. Она почистила зубы, приняла душ, как требовала того мама, надела пижаму в угоду папе, тот считал, что его дочь уже большая и спать в одних трусиках, оставляя голой начавшую наклевываться грудь, непозволительно.

Они придут пожелать ей спокойной ночи, а она вся из себя послушная даже сказку на ночь уже прослушала, чтобы спалось лучше, ждет их в постели.

Только ничего такого не случилось.

Из своей комнаты Ариадна слышала, как навзрыд ревела Таня, что-то негромко бурчал ее отец, а Маргарита Павловна истерично визжала. Слов было не разобрать, но становилось очевидно, что в доме не просто ссора, а самый настоящий скандал.

Ариадна с огромным трудом сдерживалась, чтобы не выскочить из спальни и не броситься на защиту воспитанницы.

– Ну почему, ну почему? – она, заламывая руки, хромала от кровати к окну и обратно. – Ну почему, – повторила она еще раз, – взрослые люди не могут найти общего языка с ребенком, маленькой одиннадцатилетней девочкой?

А потом все стихло.

Ариадна прислушалась – нет, все, действительно, успокоились.

Дверь спальни с грохотом распахнулась – в ярко освещенном коридоре стояла разъяренная, как фурия, Маргарита Павловна. Ее грудь часто поднималась и опускалась, она тяжело дышала, словно пробежала дистанцию на приличной скорости. Всегда безупречная прическа была растрепана. Руки тряслись. Она несколько раз попыталась сдуть прядку с глаз и одновременно успокоить дыхание, а потом, набрав полную грудь воздуха, зло прошипела: – Убирайся вон, прямо сейчас. Не желаю больше видеть тебя в моем доме.

– Что произошло? – растерялась Ариадна. Ей дают отставку? Прямо сейчас, среди ночи, без объяснений? Что она сделала не так?

– Мы тебе доверяли, а ты воспитала монстра, чудовище, – продолжила шипеть, как змея, Маргарита Павловна.

Ариадна потрясла головой. Это она говорит о своей дочери? Милой, ласковой Танюше?

– Я увольняю тебя, – продолжила Танина мать, – чтобы через час и духу твоего в доме не было.

Она топнула ногой, развернулась на каблуках и ушла, оставив Ариадну в полной растерянности. Она хотела свободы, покоя, чтобы ее хоть на миг оставили одну? Что же, получила все с лихвой – свободна от всего.

Как совсем недавно у Тани, слезы потоком заструились по щекам Ариадны. За что же так ее?

Она устало присела на краешек кровати, а потом, упав на нее ничком, крепко зажмурилась, но слезы все равно продолжали течь. Полежав так немного, она подождала, пока слезы высохнут. Потом встала, достала из шкафа свою дорожную сумку и стала скидывать в нее одежду. Вещей было немного – от старых тряпок Ариадна безжалостно избавлялась, часть отвозила бабушке, в своей комнате хранила только то, что носила ежедневно. Ничего лишнего, хоть и прожила в доме одиннадцать лет – все уместилось в одной небольшой сумке.

Огляделась, проверяя, не оставила ли чего, набрала номер Федора.

– Отвези меня домой, – попросила Ариадна.

– Нет, – ответил он, – мне запретили. Вызывай такси.

Такси так такси. На том конце провода бодрый женский голос сообщил ей, что все машины заняты и в поселок Орехово за ней могут приехать только через час, не раньше. Это означало, что время ожидания такси не менее двух часов.

Ариадна ответила, что будет ждать, у нее все равно не было выбора, зато было время подумать, что она скажет бабушке. Первое, что пришло на ум, – отпуск. Мысль просто отличная – родители же Тани в отпуске, раз позволили себе целую неделю провести на базе. Почему бы им не уехать с дочерью за границу? Хотя какие осенью в театре отпуска, когда сезон только начался? Но пока бабушка сообразит, что почем, она успеет придумать другую причину, почему ей не надо возвращаться в коттедж.

Расстегнув сумку, Ариадна извлекла из нее шерстяной свитер, который собралась надеть под свою легкую курточку – что ни говори, но осень на дворе, хоть и до невозможности теплая.

Постепенно мысли от нее самой вернулись к Тиму – она не переставала думать о нем с той случайной встречи в кафе. Теперь она может записаться к нему на прием не тогда, когда ей удобно, а когда он сможет ее принять. Ариадна подозревала, судя по его костюму, сшитому явно на заказ, и дорогой машине, что дела у него идут совсем даже неплохо, и, скорее всего, Тим свободным временем, как и она совсем недавно, не располагал.

Она завтра прямо с утра ему позвонит и обо всем договорится, пока номер телефона помнила и не передумала. Со временем все могло случиться, а вдруг ей новая работа сразу подвернется? И станет не до Тима.

Ариадна тихонько прикрыла за собой дверь комнаты – Тане совершенно не обязательно знать, что она уходит. Стараясь не производить шума, осторожно спустилась по ступеням на первый этаж. Из прихожей забрала свою палку, накинула на плечи куртку, вышла из дома в ночь, не оборачиваясь, – Рубикон перейден, и возврата не будет ни при каких условиях.

Она бы вернулась, если бы ее позвали. Затолкала бы свою гордость куда подальше и пришла. Но ее не позовут – Танины родители не такие, особенно Маргарита Павловна, уж если она что-то сказала, то будет стоять на своем, пусть при этом тысячу раз не права. Ее никто не смог бы переубедить в обратном и отказаться от своих слов. Пожалуй, из их семьи только Марина Ивановна бывала порой более упертой. Но ее можно было простить – в свое время она занимала высокую начальственную должность, привыкла командовать людьми и твердо стоять на своем.

Ариадна вышла за ворота. Ветер рванул из ее рук сумку, задрал юбку до головы.

«Надо было надеть брюки, – подумала она, плотнее запахивая курточку. – Видимо, завтра осень повернет на зиму. Во всяком случае, дождь точно зарядит».