Стивен Кинг - Детки в клетке (сборник) Страница 10

Заднее стекло было еще крепче – из-за меньшей площади. Сломать его Долан не смог бы при всем желании – за то время, которое я ему дам, – а стрелять он не осмелится. Стрельбу с близкого расстояния в пуленепробиваемое стекло, наверное, следует отнести к одной из форм «русской рулетки». Пуля оставит маленькую отметину на стекле, а потом рикошетом ударит обратно в машину.

Будь у него достаточно времени, он бы выбрался из машины, но я был рядом, и вовсе не для того, чтобы его отпустить.

Я бросил на крышу машины горсть земли.

Ответ последовал незамедлительно.

– Пожалуйста, помогите! Мы не можем выбраться!

Голос Долана. Без боли. До жути спокойный. Но я почувствовал страх, притаившийся на самом дне, полузадушенный силой воли. Мне даже стало его жалко – настолько, насколько это вообще возможно в моей ситуации. Я представил себе Долана, сидящего в сложившемся «кадиллаке»: один из его людей ранен, возможно, придавлен двигателем, другой либо мертв, либо без сознания.

Подумав об этом, я испытал странное ощущение, которое можно назвать симпатической клаустрофобией. Нажимаешь на кнопки стеклоподъемников – ничего. Дергаешь двери и видишь, что они упираются в преграду. И нет никакой – никакой – возможности выбраться наружу.

Тут я осадил свое воображение. Долан сам купил себе эту радость, правильно? Да. Он сам купил этот билет и оплатил его полную стоимость. До самого конца.

– Кто там?

– Я. Но это не помощь, которой ты ждешь, Долан. – Я бросил новую порцию камней на крышу «кадиллака». Охранник, который было притих, снова принялся вопить.

–  Ноги! Джим, мои ноги!

Голос Долана сразу изменился. Тот, снаружи, знал его имя. Это значило, что ситуация чертовски опасная.

–  Джимми, черт, я вижу собственные кости! Мои ноги!

– Заткнись, – холодно сказал Долан. Жутко было слышать их голоса, доносящиеся изнутри машины. Я вполне мог бы спуститься на багажник «кадиллака» и заглянуть в заднее окно – но я бы мало что увидел, даже прижав лицо к стеклу. Стекло было тонированным и поляризованным, как я уже говорил.

В любом случае я не хотел его видеть. Я знал, как он выглядит. Зачем мне им любоваться? Еще раз посмотреть на его «Ролекс» и дорогущие джинсы?

– Кто ты, приятель? – спросил он.

– Я никто, просто никто, у которого были причины устроить так, чтобы ты оказался там, где ты есть, – ответил я.

И вдруг – с пугающей, завораживающей внезапностью – Долан спросил:

– Ты Робинсон?

Меня как будто саданули под дых. Как быстро он вывел правильное заключение, просеяв все полузабытые имена и лица и точно выловив нужное! Он животное, подумал я, с животными же инстинктами. Я не знал и половины правды об этом человеке. И хорошо, что не знал. Потому что, будь все по-другому, у меня никогда не хватило бы дерзости для осуществления задуманного.

Я сказал:

– Мое имя не имеет значения. Но ведь ты понимаешь, что сейчас будет?

Истерик со сломанными ногами завопил с новой силой – булькающие, хлюпающие звуки, как будто его легкие были полны воды:

–  Вытащи меня-атсю-уда, Джимми! Выт… ааа! Ради Бо… а!!! Ноги сломаны!!!

– Заткнись, – повторил Долан. А потом, обращаясь ко мне: – Я тебя плохо слышу, этот идиот так орет.

Я опустился на четвереньки.

– Я спросил, понимаешь ли ты, что…

Тут у меня в голове пронеслась картинка. Волк, одетый Бабушкой, говорит Красной Шапочке: «Подойди ближе дорогая, я плохо слышу». Я пригнулся как раз вовремя. Прозвучали четыре выстрела. Даже для меня они были очень громкими – в машине скорее всего они были просто оглушительными. На крыше «кадиллака» открылись четыре черных отверстия, и что-то рассекло воздух в дюйме от моего лба.

– Я достал тебя, ублюдок? – спросил Долан.

– Нет.

Вопли охранника перешли в маловразумительное нытье. Он сидел спереди. Я видел его руки, бледные, как руки утопленника, слабо шлепавшие по лобовому стеклу, и распростертое тело рядом с ним. Джимми должен был его вытащить, ведь он истекал кровью, боль была страшной, ужасной , невыносимой, да ради Бога, он раскаивался во всех своих грехах, но это ужаснее…

Еще пара громких хлопков. Человек на переднем сиденьи замолк. Его руки отвалились от лобового стекла.

– Вот, – почти спокойным голосом сказал Долан. – Теперь он не будет нам мешать, и мы можем нормально поговорить.

Я молчал. Внезапно навалилась растерянность и чувство нереальности происходящего. Только что он убил человека. Убил . Ко мне снова вернулось стойкое ощущение, что, несмотря на все предосторожности, я все-таки недооценил его и мне повезло, что я вообще еще жив.

– Хочу сделать тебе предложение, – сказал Долан.

Я по-прежнему молчал…

– Дружище?

…и молчал…

– Эй, ты! – Его голос слегка дрожал. – Если ты все еще там, отзовись! Я тебя не укушу… Тем более – отсюда…

– Я здесь. Интересно: вот ты сейчас выстрелил. Шесть раз, – сказал я. – Я вот что подумал… может, тебе стоило бы оставить один патрон себе? Хотя я не знаю. Может быть, у тебя восьмизарядная пушка, или есть запасной магазин.

Тут пришла его очередь молчать.

Но потом он снова заговорил:

– Что ты намерен делать?

Я хмыкнул:

– По-моему, ты уже догадался. Больше полутора суток я только и делал, что копал. Самую длинную могилу в мире. И теперь я собираюсь похоронить тебя в твоем гребаном «кадиллаке».

Ему все еще удавалось держать под контролем свой страх. Его голос почти не дрожал. А мне хотелось сломать этот контроль.

– Не хочешь вначале выслушать мои предложения?

– Я их выслушаю. Через пару секунд. Сначала мне нужно кое-что принести.

Когда я вернулся, Долан все повторял:

– Робинсон? Робинсон?

Как человек, надрывно кричащий в трубку замолкшего телефона.

– Да здесь я, здесь. Говори, я слушаю. Когда ты закончишь, я, может быть, выдвину контрпредложение.

Начав говорить, он оживился. Если я завел речь о контрпредложениях, стало быть, я готов на сделку. И если я готов на сделку, то он уже на полпути к спасению.

– Я дам тебе миллион долларов, если ты меня выпустишь. Но, что также немаловажно…

Я зачерпнул полную лопату песка и грунта и швырнул его на багажник «кадиллака». Мелкие камешки застучали по заднему стеклу. Песок начал просачиваться в багажник.

– Что ты делаешь? – Его голос дышал тревогой.

– Лентяй – черту помощник, – отозвался я. – Мне же надо чем-то заняться, пока я тебя слушаю.

Я швырнул на машину вторую порцию земли.

Теперь Долан заговорил быстрее, словно боясь не успеть досказать все, что имел сказать:

– Так вот, миллион долларов и мои личные гарантии, что никто тебя не тронет… Ни я, ни мои люди, ни еще чьи-то люди.

Руки у меня совсем не болели. Восхитительное чувство. Я размеренно работал лопатой, и минут через пять задняя часть машины была уже не видна под слоем земли. Закапывать – даже руками – было не в пример легче, чем рыть.

Я остановился, облокотившись на лопату.

– Продолжай.

– Слушай, это же бред какой-то, – сказал он, и теперь я расслышал яркие проблески паники в его тусклом голосе. – Ну сам подумай, это же просто безумие!

Я и не думал, что он столько продержится. Но он держался: говорил, убеждал, увещевал – погружаясь все глубже и глубже под слой песка и земли, которые постепенно закрыли все заднее стекло, – он говорил, повторяясь, и путаясь, и уже начиная заикаться. Один раз пассажирская дверца открылась, насколько ей позволяли открыться габариты ямы, и ударилась о стену. Я увидел руку с черными волосами на костяшках и большим рубиновым кольцом на среднем пальце. Я тут же послал в открывшуюся щель четыре полных лопаты рыхлой земли. Он чертыхнулся и захлопнул дверцу.

Вскоре после этого он сломался. Скорее всего на него подействовал звук осыпающейся земли. Я даже уверен, что так и было. Этот звук внутри «кадиллака» должен был звучать очень громко. Стучащие по крыше и по стеклам камешки и целые потоки земли. Наверное, до него наконец дошло, что он сидит в роскошном восьмицилиндровом гробу с инжекторным двигателем.

– Выпусти меня! – всхлипнул он. – Пожалуйста! Я больше не выдержу! Выпусти, выпусти меня!

– Ты готов выслушать контрпредложение? – спросил я.

– ДА! ДА! Боже мой, да!

– Кричи. Вот мое контрпредложение. Вот чего я хочу. Кричи для меня. Если будешь кричать с чувством и громко, я тебя выпущу.

Он пронзительно завопил.

– О! Хорошо! – похвалил его я, и похвала, должен заметить, была заслуженной. – Но пока недостаточно хорошо.

Он опять заорал, еще громче. Я даже поразился, как можно издавать звуки такой силы и не разорвать себе глотку.

– Очень неплохо. – Я заработал лопатой с удвоенной силой. Боль в спине не отпускала, но я все равно улыбался. – Ты сможешь выбраться, Долан, действительно, сможешь. Если как следует постараешься.