Фергюс Хьюм - Мадам Мидас Страница 10

«Женщинам легко угодить, бедным бестолковым созданиям, – сказал он себе. – Красивые личики – вот и все, что их волнует, и плевать им, что этот типчик уже может быть в лапах Старого Никки[13]. Ну-ну, если Мадам и втюрилась в парня – а он, чего уж там, хорош собой, – пусть себе делает что хочет, а я буду держать ушки на макушке!»

И шотландец мрачно посмотрел на молодого человека, который с веселой улыбкой быстро пошел к нему.

– Ты очень ранняя пташка, – сказал Макинтош, теребя белую бахрому волос у себя на шее и пристально глядя на высокого стройного француза.

– По необходимости, друг мой, – невозмутимо ответил Ванделуп. – Только богатые люди могут позволить себе валяться в постели, а не бедняги вроде меня.

– Ты не очень-то похож на остальных, – скептически фыркнув, сказал подозрительный шотландец.

– И я этому рад, – учтиво ответил Ванделуп и пошел рядом с Макинтошем к мужским баракам. – Как ужасно быть копией полудюжины других людей… Между прочим, мадам очаровательна, – внезапно сменил он тему разговора.

– Да-да, – ревниво сказал Арчи, – знаем мы о вашей французской манере бросаться льстивыми словечками, в которых сам дьявол не сыщет ни клочка правды!

Гастон хотел было запротестовать и сказать, что говорит искренне (а это и вправду было так), но Макинтош нетерпеливо позвал его позавтракать в офисе, заявив, что голоден, как собака.

Мужчины плотно поели, покурили, поболтали и приготовились спускаться вниз.

Прежде всего они надели «подземную» одежду – нет, не одежду для погребения, хотя ее название и наводило на мысль о кладбище, а рабочий наряд, состоявший из парусиновых штанов, тяжелых ботинок, голубой блузы из грубой шерстяной материи и зюйдвестки. Экипировавшись подобным образом, они подошли к копру, и Арчи открыл дверь.

Ванделуп увидел устье шахты – зияющий у его ног темный мрачный зев. Гастон постоял, глядя в черную дыру, которая как будто вела прямо в утробу земли, и повернулся, чтобы бросить последний взгляд на солнце, прежде чем спуститься в преисподнюю.

– Такого в моей жизни еще не случалось, – сказал он, шагнув в мокрую железную клеть.

Макинтош подал сигнал, и клеть начала быстро спускаться, чтобы доставить их в шахту.

– Это напоминает мне романы Жюля Верна, – заметил Ванделуп, пока клеть быстро и бесшумно уходила в чернильно-черную темноту.

Арчи не ответил, потому что был слишком занят зажиганием свечи. Кроме того, он совершенно не разбирался в романах, и ему было на них решительно наплевать.

Они молча скользили вниз, во мрак, и струйки воды, падавшие отовсюду, непрерывно ударяли о верх клетки и сбегали маленькими ручейками по их плечам.

«Похоже на ночной кошмар, – подумал француз, нервно содрогнувшись при виде мокрых стен, блестящих в слабом свете свечи. – Заслуживает того, чтобы Данте описал это в своем “Аде”».

Наконец они спустились вниз и очутились в главной выработке, откуда ответвлялись галереи на восток и на запад. Со всех сторон были установлены подпорки из эвкалипта; благодаря своей покрытой рубцами поверхности они смахивали на покрытые иероглифами колонны египетских храмов. Стены сочились влагой, и пол, хоть и покрытый железными листами, был почти на дюйм в воде, желтоватой из-за глины рудника.

Здесь дежурили двое горняков в грубой полотняной одежде. Время от времени из одной из галерей быстро выкатывалась груженная породой вагонетка, на которой спереди была укреплена мерцающая свеча. Вагонетку вталкивали в клеть и поднимали наверх, к золотопромывочным машинам.

Везде на стенах горели свечи, прикрепленные к вогнанным в дерево шипам, и в их желтоватом мерцании скопившиеся на потолке и стенах огромные капли воды блестели, как алмазы.

– Пещера Аладдина, – весело заметил Ванделуп. Он зажег свою свечу от той, которую держал Арчи, и вслед за шотландцем направился к восточной галерее. – Только драгоценности недостаточно реальны.

Макинтош показал французу, как держать свечу на горняцкий манер, чтобы та не погасла: следовало зажать ее особым образом так, чтобы впадинка в ладони образовывала своеобразный щит.

Потом Ванделуп услышал шум падающей неподалеку воды и спросил, что это такое. Арчи объяснил, что это делается с целью вентиляции. Вода падает сквозь трубу через весь рудник и попадает в ведро. Несколькими футами выше этого места еще одна труба соединяется с первой под прямым углом и, как змея, тянется вдоль верха галереи прямо к ее концу. Воздух гонится силой воды, вырывается из трубы и возвращается обратно через галерею; таким образом, по всему руднику циркулирует непрерывный воздушный поток.

Макинтош и Ванделуп медленно и осторожно продвигались вперед; их ноги расплескивали лужи желтой глинистой воды, скопившейся по бокам штрека, они спотыкались на неровной земле и на неровных рельсах, проложенных для вагонеток. Через равные промежутки вдоль всего штрека стояли вертикальные эвкалиптовые столбы, а наверху тянулись горизонтальные балки из того же дерева – так низко, что французу приходилось то и дело наклоняться, чтобы не стукнуться об их выступы головой.

За эти столбы цеплялся белый грибок, с помощью которого горняки обычно убирают пятна с рук. Он свисал и сверху, напоминая большие снеговые наносы, и колыхался всякий раз, когда из подземной темноты налетал очередной резкий порыв сырого холодного ветра.

Время от времени вдалеке слышался слабый нарастающий рокот, и Арчи оттаскивал своего спутника в сторону, чтобы дать дорогу вагонетке с белой, влажной с виду породой. Вагонетка, которую гнал откатчик, прокатывалась мимо с грохотом и скрипом колес.

С каждой стороны через определенные промежутки появлялись расселины, и Макинтош сообщил своему спутнику, что эти штреки проложены для проверки породы. Еще им все время продолжали попадаться галереи поменьше, ответвлявшиеся от главной. Ванделуп подумал, что весь рудник напоминает селедочный костяк.

Управляющий, привыкший к темноте и знакомый с каждым дюймом пути, быстро двигался вперед, и Ванделуп не всегда за ним поспевал. В конце концов француз совсем перестал видеть что-либо, кроме свечи, которую держал его провожатый: она сияла бледно-желтой звездой в черной, как деготь, темноте.

Наконец Макинтош свернул в одну из боковых галерей и поднялся по железной лестнице, прикрепленной к стене. Гастон последовал за ним и очутился во второй галерее, в тридцати футах над первой, – от нее тоже под прямыми углами ответвлялись ходы.

Тут и искали золотоносный песок, потому что, как объяснил Ванделупу Арчи, главные штреки рудника всегда прокладывались в тридцати или сорока футах ниже песчаной почвы, а потом уже можно было постепенно добираться до более высоких уровней. Делалось это потому, что жилы имели тенденцию понижаться, и главный штрек необходимо было прокладывать внизу, с тем чтобы потом добраться до нужного уровня и правильно оценить русло залегания россыпи.

В этой верхней галерее стояли несколько пустых вагонеток, которые доставляли свою ношу в своего рода наклонный желоб, по которому порода падала на нижний уровень. Там ждала еще одна вагонетка, чтобы отвезти груз в главную шахту, откуда его уже поднимали к золотопромывочным машинам.

Макинтош заставил Ванделупа забраться в одну из вагонеток, и, хотя та была вся мокрая и облепленная глиной, Гастон рад был там оказаться – теперь он катился себе вперед вместо того, чтобы спотыкаться о рельсы и расплескивать лужи.

Время от времени они проезжали там, где с мокрых стен из труб хлестала вода. Эти трубы были соединены с главной выработкой, а уже оттуда воду выкачивали из рудника мощной помпой, которую приводили в действие паровые двигатели – так осушался рудник.

Позади осталось уже немалое расстояние, когда они увидели мутный свет свечи и услышали глухие удары. Галерея закончилась тупиком, в котором работал кайлом забойщик. Золотоносную породу нетрудно было отличить от остальной: она представляла собой напластования, зажатые, как в сандвиче, между ложем из белой глины и верхним слоем коричневатой земли, перемешанной с гравием.

Каждый удар кайла разбрасывал во все стороны снопы искр. Разрыхлив почву, забойщик наполнял ею вагонетки. Арчи осведомился у него о характере породы, проверил ее в нескольких местах с помощью своей лопаты, после чего покинул галерею и вернулся в штрек.

Они снова покатили по главному проходу и заглянули в несколько других забоев. Эти визиты ничем не отличались от первого. В каждом таком месте работал забойщик, иногда – двое, и откатчик, нагружавший вагонетки и отгонявший их к штреку. Несмотря на вентиляцию, Ванделуп чувствовал себя как в турецкой бане, такая тут стояла жара.

В конце одного из проходов Макинтош окликнул Ванделупа, а когда молодой человек подошел, он увидел, что шотландец сидит на вагонетке с развернутым планом рудника. Арчи хотел показать новичку все ответвления выработок.