Артур Рив - Золото богов Страница 12

– Мы – особенная раса, – негромко сказала сеньора. – И мы редко связываем себя узами брака с представителями других рас. Моя семья гордится нашим чистым происхождением не меньше, чем сеньор Мендоза гордился своей кастильской родословной… А он гордился ею так, словно был потомком герцога.

Перуанка произнесла это со спокойным достоинством, не оставив сомнений в том, что ей присуще острое расовое самосознание.

Тряхнув головой, женщина встала. Вместо благоговейного страха перед проклятием в ее глазах вспыхнул гордый огонь.

– Старый дон Луис считал, что я достаточно хороша, чтобы развлекать его в часы досуга! – воскликнула она. – Но когда он увидел, что Альфонсо влюбился в его дочь, а Инес, возможно, отвечает моему сыну взаимностью, я с горечью поняла: мы для него – низший народ.

Кеннеди не сводил с нее глаз. Сталкивающиеся течения суеверий, алчности, расовой ненависти и любви сплелись в этом деле в такой клубок, что сыщик не мог не относиться к нему как к личному вызову.

Но здесь нам больше нечего было делать. Сеньора де Моше продолжала стоять, вежливо напоминая, что наша беседа и так слишком затянулась.

Крэг понял намек и тоже поднялся, я последовал его примеру.

– Мне бы хотелось поблагодарить вас за терпение, – сказал с поклоном мой друг. – Вы рассказали достаточно, чтобы я всерьез задумался, стоит ли присоединяться к тому предприятию.

Индианка улыбнулась загадочной улыбкой. Уж не знаю, наслаждалась ли она тем, что угадала истинную причину нашего визита, или радовалась тому, какое впечатление произвел ее рассказ о проклятии, но вид у нее был довольный.

Мы откланялись.

Подождав несколько минут у отеля и не увидев нигде Уитни, детектив подозвал такси.

– А ведь и правда она очень умная женщина, – вот и все, что он сказал по дороге в лабораторию.

7. Яд для стрел

Вернувшись на свое рабочее место, Кеннеди сбросил пальто и снова погрузился в исследование образцов крови из раны Мендозы.

Не прошло и получаса, как дверь открылась и к нам заглянул озадаченный доктор Лесли. Он принес большую склянку, в которую обычно брал материалы на исследование.

– Ну, нашли что-нибудь? – спросил мой друг, застыв с нацеленной на бунзеновскую горелку пипеткой. – У меня пока не было времени, чтобы как следует заняться анализами.

– Ничегошеньки не нашел! – ответствовал коронер. – Я в отчаянии. Один из химиков предположил цианид, другой – окись углерода. Но нет и следа ни того, ни другого. Еще один высказал предположение, что это рвотный орех, Strychnos nux-vomica. Но это точно не он, хотя мои тесты показали, что это нечто очень на него похожее. Я перебрал все общеизвестные яды и некоторые из малоизвестных алкалоидов, но всегда возвращался к тому же, с чего начал. Кеннеди, там должен быть яд! Жертва умерла не от раны. На самом деле ее убила асфиксия, вызванная действием яда. Да, рана тоже могла бы его убить, но не так быстро.

По лицу Крэга я понял, что слова Лесли развеяли последние остатки его сомнений. Он потянулся к полке, к пузырьку с ярлычком «скипидар». Потом налил немного крови из склянки, которую принес его гость, в чистую пробирку и добавил несколько капель скипидара из пузырька. Образовался дымчатый темный осадок. Кеннеди тихо улыбнулся и сказал, словно себе самому:

– Так я и знал.

– Что это? – нетерпеливо спросил коронер. – Рвотный орех?

Сыщик покачал головой, глядя на черный осадок.

– Вы совершенно правы насчет асфиксии, доктор, – медленно проговорил он, – но насчет причины ее ошибаетесь. Это яд, который вам никогда и не снился.

– Какой же? – спросили мы с Лесли в один голос.

– Позвольте взять все эти образцы и провести еще кое-какие исследования, – сказал Кеннеди. – Я совершенно уверен в результате, но такой яд для меня внове. Между прочим, могу я попросить вас отнести письмо в Музей естественной истории?

Было ясно, что ему хочется поработать без помех, и мы с коронером с готовностью согласились оказать ему услугу, надеясь, что тем самым поможем разрешить загадку яда.

Детектив торопливо набросал записку директору музея, и несколько мгновений спустя мы уже мчались туда в машине Лесли.

В большом здании мы быстро нашли директора и вручили ему записку. Тот был близким другом Крэга и был рад оказать ему любую помощь.

– Подождите секундочку, – попросил ученый. – Сейчас я принесу то, что нужно, из экспозиции Южной Америки.

Спустя несколько минут он вернулся с тыквенной бутылью, изукрашенной какими-то темными потеками.

– Думаю, ему требуется именно это, – заметил директор, осторожно заворачивая тыкву и кладя ее в коробку. – Мне не нужно передавать профессору Кеннеди, чтобы он обращался с этим предметом осторожно, он и так прекрасно все понимает.

Мы поблагодарили и поспешили обратно в автомобиль, неся сверток так, будто это был готовый взорваться динамит.

На всю поездку у нас ушло не больше часа.

Нетерпеливо ворвавшись в лабораторию, мы, к своему удивлению, не увидели ее хозяина за столом. Я огляделся по сторонам и заметил его в кресле в углу – он полулежал, пристроив рядом баллон с кислородом, и прерывисто, хрипло дышал. При виде нас Крэг встал и, покачиваясь, пошел к столу.

– Что случилось? – вскричал я, уверенный, что в наше отсутствие кто-то покушался на его жизнь, пытаясь воплотить в жизнь проклятие Мансиче.

– Н‑ничего, – с трудом выдохнул он, пытаясь улыбнуться. – Только… думаю… мои предположения… насчет яда… подтвердились.

Мне решительно не нравился его вид. Руки его дрожали, глаза были какими-то незнакомыми. Но раз на него никто не покушался, второй моей мыслью было: мой друг переутомился.

– Ты слишком много работаешь над этим проклятым делом! – заявил я. – Сделай-ка перерыв. Давайте все вместе выберемся из лаборатории и отправимся перекусить!

Крэг нетерпеливо отмахнулся от моего предложения.

– Вы достали то, что я просил? – спросил он. – Ага, вижу, что достали!

Схватив принесенную нами коробку, он осторожно вынул из нее тыкву и положил на стол, уставленный склянками с химикалиями. Кроме пузырьков и горелок на столе лежал большой ящик, и я невольно вздрогнул, когда из него донесся громкий писк.

Кеннеди вдруг покачнулся, и я подхватил его под локоть.

– Выкладывай, что случилось! – потребовал я. – Здесь кто-нибудь был с тех пор, как мы с Лесли ушли?

– Ни души, – ответил мой друг, высвобождая локоть из моей хватки.

Потом он вдруг начал разминать руки и плечи, словно пытался избавиться от некоего невидимого веса, давящего на грудь.

– А зачем тебе понадобился кислород? – подозрительно осведомился я.

Снова отмахнувшись от меня, сыщик повернулся к Лесли:

– Это было не обычное удушье, доктор.

Коронер кивнул.

– Это-то я понимаю… – начал он.

– В данном случае, – перебил его Крэг, – мы имеем дело с одним из самых коварных из всех известных человеку ядов. Мендоза мог бы умереть, даже если бы яд был введен через царапинку, совершенно не похожую на его ужасную рану, и в количествах столь малых, что капля яда уместилась бы на кончике скальпеля или иглы. Эффект был бы точно таким же. Но, поскольку в кровь попало больше яда, обнаружить его оказалось куда проще. Заметьте – ранение, которое само по себе могло бы послужить причиной смерти, нанесли столько времени назад, что запах яда успел улетучиться. И все-таки яд был, и ничто в мире не могло спасти отравленного им человека.

Детектив помолчал, переводя дыхание. Мы с Лесли напряженно ждали.

– Яд, который я обнаружил, воздействует на мышцы и нервы. Он вызывает полный паралич, но без потери сознания. Отравленный до самого конца дышит, все понимает, и кровообращение его не нарушается. Похоже, это один из самых сильных препаратов, о которых я когда-либо слышал. Будучи введен даже в микроскопической дозе, он в конце концов вызывает смерть от удушья благодаря параличу дыхательных мышц. Вот что ввело вас в заблуждение – асфиксия, Лесли.

Кеннеди открыл ящик на столе и вынул оттуда белую мышку.

– Позвольте проиллюстрировать мое открытие, – сказал он. – Вот я ввожу немного сыворотки крови убитого человека этой мыши.

Он взял шприц и ввел зверушке набранную жидкость. Мышь даже не вздрогнула, так легки были его движения. Но прямо на наших глазах жизнь животного как будто начала угасать – без боли и без борьбы. Вскоре дыхание грызуна просто остановилось.

Потом сыщик взял тыквенную бутыль, которую мы привезли из музея, и соскоблил ножом с выемок на ее боках чуть-чуть черного вещества, похожего на лакрицу. Растворив вещество в спирте, он сделал инъекцию второй мышке. Эффект был точно таким же, как после введения сыворотки крови.

Я молча наблюдал за действиями Крэга, а доктор Лесли задал вопрос:

– Мы видели, что первая мышь погибла при тех же внешних симптомах, что и вторая, но как вы докажете, что яд в обоих случаях был одним и тем же? А если он и был одним и тем же, как вы докажете, что он действует на человека так же, как и на мышей, и что в крови Мендозы его было достаточно, чтобы убить? Не обессудьте, но я хочу развеять последние сомнения.