Алисия Хименес Бартлетт - Убийства на фоне глянца Страница 13

– Ну наконец-то мы с вами хоть в чем-то пришли к согласию! В первый раз за целый день. Вы закинете меня домой, Фермин? На сегодня с меня хватит.

– А кисти?

– Что?

– Как вы намерены поступить с Пепитой Лисарран?

– Постараемся, чтобы ее опознал Мальофре.

– Что?! И каким образом, позвольте спросить, вы собираетесь это проделать?

– Что-нибудь придумаю. Сейчас у меня просто нет времени на размышления, вернее, пора начать размышлять, каким кремом намазаться, прежде чем натянуть пижаму.

Подойдя к двери, я заметила свет на кухне. Боже, неужели я могла забыть про Аманду? Ни в коем случае. Я прекрасно помнила, что она известила меня о своем приезде, и я даже запланировала ужин в одном из ближайших ресторанов. Открыв дверь, я окликнула ее. Сестра тотчас откуда-то вышла, и я поразилась, насколько ее подлинные черты стерлись из моей памяти за время, прошедшее с нашей последней встречи. Ощущение получилось странное: искренняя радость переплеталась с сознанием, что все эти месяцы я была лишена общения с дорогим мне человеком.

Мы со смехом обнялись прямо в прихожей, нас радовало, что, в конце концов, мы все-таки чувствуем себя сестрами. И тут, почти сразу же, я увидела, как Аманда перешла от смеха к слезам.

Глава 3

Сейчас я приготовлю ей чай. Такой способ успокоить человека, невесть почему, обычно срабатывает у англичан. Мы сели поговорить за кухонный стол. Она вытерла слезы, стараясь взять себя в руки.

– Это из-за Энрике, – начала она, строго следуя классическим образцам. – Он спутался с одной медсестрой и, как мне кажется, уйдет.

– Куда?

– Петра, это просто так говорится. Я хочу сказать, что, вероятнее всего, они решат жить вместе и Энрике от меня уйдет.

– Он сам тебе об этом сообщил?

– Был у нас такой разговор. Он от нее просто без ума, как сам выразился. У него есть кое-какие сомнения относительно планов на будущее, но я уверена, что он уйдет.

– Теперь понятно.

– Девушка гораздо моложе меня.

– Ты ее знаешь?

– Надо полагать, видела когда-нибудь в больнице, но кто она такая, понятия не имею.

– Женатый врач влюбляется в молоденькую медсестру – ничего нового тут, кажется, нет?

– Ну, такие история всегда похожи одна на другую.

– Даже не сомневайся. И что ты собираешься делать?

– Пока я приехала сюда – чтобы иметь возможность как следует подумать. Его я оставила одного с детьми. Они прекрасно справятся и без меня.

Время от времени она поглядывала в мою сторону, наверняка ожидая от родной сестры более внятной реакции. Потом печально вздохнула:

– Жизнь – сплошное дерьмо!

– Святая правда! Но ты, видно, решила и ему тоже дать подумать?

– Сама не знаю, что я решила, до сих пор у меня как-то не получалось всерьез поразмыслить о том, чего я действительно хочу.

– Я бы тебе посоветовала начать подыскивать работу.

Я тотчас уловила в ее голосе намек на обиду, она изобразила, будто не желает верить собственным ушам:

– Петра, я, конечно, очень ценю твою практичность, но прежде чем что-то планировать, я хотела бы понять.

– Понять что?

– Поведение моего мужа.

– Аманда, но ведь любовь, она из тех вещей, которые не поддаются анализу, ее чувствуют или не чувствуют, и в ней трудно обнаружить рациональное зерно.

Она поставила чашку на стол со стуком, который прозвучал куда громче обычного:

– Рациональное зерно! Это надо же! Откуда ты только берешь такие бездушные выражения – из полицейских протоколов?

– Аманда, пойми, я ведь говорю о…

– Нет, ты скажи мне, есть или нет рациональное зерно в том, что мы прожили вместе бог знает сколько времени, что у нас двое детей, что я бросила учебу, чтобы выйти за него замуж?

– Ладно, согласна, я выразилась неудачно, но суть дела от этого не меняется: Энрике никогда не даст тебе разумных объяснений, которые ты смогла бы принять, – и только потому, что у него таких объяснений нет.

– Скажи, Петра, что больше всего ценят мужчины? Ты должна это знать, у тебя за спиной два замужества. Как работают их убогие мозги?

Меня покинули последние силы, я почувствовала, как тяжелеют мои мускулы. За совсем короткий срок мне во второй раз задают один и тот же вопрос. Мужчины и женщины. Бессмысленное обобщение. Желание максимально обезличить свою боль, чтобы разделить ее со всеми членами некой древней родовой общины. Тут нет ничего удивительного, занятно только, что я считаюсь экспертом в этом вопросе, хотя в багаже у меня одни неудачи. Разве развод – не следствие неудачного брака? Да и что я могла знать о многих и многих поколениях, которые начало берут аж от Адама и Евы, изгнанных когда-то из Рая? Хотя, скорее всего, от меня и не ждут никакого ответа, им надо только, чтобы я исполнила роль терпеливой и отзывчивой слушательницы.

– Мужчины – страшные эгоисты, – нашлась я с ответом, не поборов искушения прибегнуть к помощи самого избитого штампа.

– Энрике всегда был идеальным мужем.

– Но тогда…

– Тогда?

– Тогда отпусти его с миром и не держи на него зла.

Она снова заплакала, и так отчаянно, что я испугалась. Слезы катились у нее по щекам и быстро капали на свитер. Если бы мы, люди, умели одолевать любовные невзгоды, мы стали бы всесильными, подумалось мне. И никаких утешений тут не придумаешь. К тому же Аманда и сама толком не знала, из чего соткано ее отчаяние: из боли утраты, из страха за собственное будущее, раненого самолюбия, унизительности самой ситуации, разочарования, досады на то, что столько времени потеряно зря… И все это вместе по прошествии нескольких лет будет считаться жизненным опытом и добавит очков в ее пользу. Но разве смягчат такие выводы страдания сестры, вздумай я с ней ими поделиться? Нет, наверняка она огреет меня чайником по башке, если я рискну заикнуться о чем-то подобном. Кроме того, я отнюдь не была убеждена, что между знанием и опытом так уж много общего. Разве не предпочтительнее учиться у книг, размышлять о вещах абстрактных, а не идти по жизненному пути, спотыкаясь на каждом шагу? Разве с приходом так называемой опытности не теряется способность всему искать объяснение? Я налила ей новую чашку чаю. Аманда ревела в три ручья, а мне не пришло в голову ничего лучше, как пуститься в философские рассуждения. И я спрашивала себя: что именно она ждет от меня в такой ситуации? Но не было никакого смысла притворяться – я такая, какая есть, поэтому прямо спросила Аманду:

– Ты считаешь, что чувства – это часть какого-то общего знания?

Аманда опять расхохоталась, не переставая при этом всхлипывать:

– Господи, Петра! Ты что, именно таким манером расследуешь преступления? Стоишь в морге перед выпотрошенным трупом и сосредоточенно размышляешь: быть или не быть?

Я засмеялась:

– Да, иногда все происходит именно так. Из-за чего у моего коллеги Гарсона сразу портится настроение.

– Вот кого я прекрасно понимаю.

Дома в нас обеих с детства воспитывали чувство юмора. И оказалось, что нет наследства богаче этого. Я воспользовалась тем, что тучи вроде бы начали разбегаться, и попыталась разогнать их совсем – хотя бы на нынешний вечер.

– Как раз сейчас я веду расследование, которое заставляет меня окунуться в мир милых женских радостей.

– Это замечательно, тут и я могу поучаствовать.

– Хорошо, я расскажу тебе все, что позволяют рамки служебных правил. Но прежде послушай, какие у меня планы. Завтра я освободила себе вторую половину дня, и мы с тобой отправимся туда, где можно на себе испробовать все вещи, которые теоретически я презираю, но которые на практике могут оказаться не такими уж и отвратительными.

– Во что ты намерена меня впутать?

– Пусть нам сделают сперва расслабляющий массаж, потом дренажный и все остальное. Потом – чистка лица. Потом – хорошая стрижка. Макияж, маникюр, педикюр и искусственное солнце. Потом мы выйдем на улицу и постараемся пробить себе дорогу сквозь толпы восхищенных и обезумевших от нашей красоты мужчин, а потом отправимся ужинать.

– Неужели такие приготовления ради китайской забегаловки?

– Китайской забегаловки, говоришь? Дорогая моя, я поведу тебя в ресторан, где подают самые немыслимые вещи: еду с афродизиаками, медовуху и закуски с манной небесной.

– А хорошую отбивную котлету они там смогут для меня поджарить?

– Даже ребро Адама на медленном огне.

– Боюсь, оно встанет у меня поперек горла.

Мы посмеялись, но постепенно смех у Аманды опять начал переходить в плач. Тогда мы пошли готовить ей комнату и стелить постель.

Ранним утром следующего дня будильник зазвонил так внезапно, словно над ухом у меня кто-то выстрелил, но уж если я и вправду решила ради сестры освободить себе вторую половину дня, придется собрать волю в кулак и поскорее просыпаться, иначе ничего не успею. В комиссариат я приехала, как мне показалось, ни свет ни заря. Узнала, не передавал ли мне кто-нибудь что-нибудь, потом взяла адреса, полученные от Абаскаля, и пулей вылетела на улицу, чтобы не попасться кому-либо на глаза. Голова у меня должна оставаться ясной. Никто не объяснил мне, как следует вести себя с осведомителями, так что предстояло напрячь мозги и извлечь из самых тайных закутков побольше фантазии для импровизаций.