Кэрол Дуглас - Железная леди Страница 15

– Я уверен, что у нее это лучше получается, – пробормотал он. – Значит, вы признаете, что, хоть вы ищете секреты в моем прошлом по просьбе подруги, ваше собственное любопытство – или, я бы сказал, чувство долга – заставляет вас выяснять правду?

– Конечно. Ясно, что вы вели авантюрную и, возможно, беспорядочную жизнь. Любой достойный человек, желающий помочь ближнему, должен понять сложности, с которыми вы столкнулись, и вдохновить вас… на то, чтобы оставить их в прошлом и вернуться к жизни, которую вы вели раньше.

– А вы всегда стараетесь быть достойным человеком, желающим помочь ближнему?

– Да, надеюсь.

Он снова потянулся к моей руке, хотя был по-прежнему очень слаб. Добродетельной женщине вряд ли следовало отказывать в утешении столь несчастной личности, невзирая на то, насколько это прилично. Однако мое сердце затрепетало, когда его худые загорелые пальцы прикоснулись к моей ладони, а горящие глаза заглянули в мои со смесью удовольствия, острой проницательности и странным проблеском надежды. Я с удивлением поняла, что во время нашего разговора бессознательно наклонялась все ближе и ближе к кровати, пока мы не оказались совсем рядом, как два заговорщика, – будто на исповеди, которая принята у папистов-католиков. У меня мелькнула мысль, что, какую бы историю ни поведал мне бедный мистер Стенхоуп, я сама приму решение, следует ли передавать ее Ирен… Он еще ближе наклонился ко мне, а мгновение растянулось в странную, волнующую тишину. Я не знала, что и думать; мне было трудно вообще что-либо думать, когда я смотрела в его карие глаза…

В этот самый момент Люцифер, решив, что передвижения мистера Стенхоупа по кровати посягают на его собственное главенство, прыгнул между нами. Мы оба отшатнулись от неожиданности и одновременно нагнулись, чтобы не позволить коту неудачно приземлиться, и тут у меня рядом с ухом взорвался звук, похожий на хлопок ладоней.

Мое сердце рвануло во всю прыть, но не от радости, а потому, что мистер Стенхоуп схватил меня за плечи, швырнул на пол и упал сверху на меня. Кот взвыл, как привидение, и вывернулся из под наших тел. Я успела набрать в грудь воздуха, чтобы воспротивиться подобному безобразию как можно громче и членораздельнее, когда дверь в комнату распахнулась с такой силой, что стукнулась о стену с громоподобным шумом. Мое сердце оглушительно грохотало в напряженной тишине.

Годфри и Ирен стояли на пороге комнаты, а в руке подруги был маленький револьвер, хорошо знакомый мне по предыдущим приключениям. Я лежала, раздавленная и бессловесная, в крепких объятиях мистера Стенхоупа и была не в силах пошевелиться, даже если бы от этого зависела моя жизнь.

– Когда я попросила тебя вплотную заняться делами мистера Стенхоупа, моя дорогая Нелл, – протяжно произнесла Ирен с предосудительным удовольствием, – я не ожидала, что ты так буквально воспримешь мои слова.

Пока я собиралась перевести дух и оправдаться, Годфри быстро подошел к окну и дернул за шнурок сбоку, чтобы закрыть шторы. Не помню, то ли мистер Стенхоуп помог мне подняться, то ли я ему, но, так или иначе, мы с трудом уже почти достигли успеха, когда Ирен предостерегающе махнула рукой (рада уточнить – к счастью, не той, в которой держала револьвер):

– Умоляю, друзья мои, умерьте гордыню и не выпрямляйтесь во весь рост. По крайней мере, держитесь ближе к двери.

И меня, как какую-то двуногую овцу, погнали к порогу, где нам с мистером Стенхоупом наконец позволили выпрямиться. Я вцепилась в руку Ирен для поддержки – мистер Стенхоуп подвизался в этой роли вполне достаточно для одного утра – и старательно отвела глаза, не зная, какое иностранное ночное одеяние может быть – или не быть – на нашем госте.

Свист снизу из сада заставил Ирен крепче сжать пистолет. Годфри, стоя возле одного из окон, наклонил голову, чтобы повнимательнее прислушаться. Затем приятный голос нашего кучера Андре прокричал снизу по-французски, что там никого нет:

– Paré, Monsieur, Madame, – paré[19].

Годфри облегченно вздохнул и бросился к кровати, принявшись шарить под подушками. Люцифер встряхнулся на полу в королевском негодовании и прошествовал впереди нас, будто желал продемонстрировать свою ценность, останавливаясь только для того, чтобы потереться по очереди о каждого из нас и оставить следы черной шерсти, блестящей, как декоративная тесьма из конского волоса, на наших юбках и – я рискнула взглянуть – на вполне приличной белой льняной ночной рубахе мистера Стенхоупа, которую ему, без сомнения, одолжили наш кучер или Годфри.

Тем временем Годфри уже начал рвать подушки, и над разворошенным льняным бельем постели полетели перья, словно последние пушистые снежинки зимой. Я недоумевала, зачем понадобилось их выпускать.

– Здесь ничего, – пробормотал адвокат. – Пока ничего.

Мистер Стенхоуп присоединился к потрошению подушек.

– Ничего не понимаю, – пожаловалась я Ирен.

Она похлопала меня по руке, которой я цеплялась за ее локоть:

– Кто-то стрелял в тебя, Нелл, или, вероятно, в мистера Стенхоупа. А то и… – новая мысль озарила восторгом ее очаровательное лицо, – в вас обоих! Как интересно.

Я ощутила глубокое нежелание поручать себя столь хладнокровной защитнице и прижала руку к сердцу, которое билось под корсажем хоть и слабо, но ровно.

– Здесь. – Рука мистера Стенхоупа сливалась по цвету с ореховой облицовкой левого заднего столбика кровати, на который она указывала. – Пуля попала сюда.

Годфри подошел, чтобы посмотреть, потом опять тихо присвистнул – весьма вульгарная привычка, которую он приобрел с тех пор, как познакомился с Ирен. Слава богу, я ни разу не слышала, чтобы он свистел подобным образом, когда занимался адвокатскими делами на Флит-стрит в Темпле.

– Прошла навылет, – сообщил Годфри. – Должно быть, мощнейшая сила.

Указательный палец мистера Стенхоупа прочертил путь, который проделала сквозь дерево смертоносная пуля.

– Духовое ружье, – объявил он.

– Духовое ружье? – Голос Ирен впервые звучал неуверенно.

Мистер Стенхоуп посмотрел на револьвер в ее недрогнувшей руке с чувством растущего уважения, а потом живо пояснил:

– Современное оружие, мадам, и крайне смертоносное. Пуля ускоряется за счет выброса сжатого воздуха, а в руках меткого стрелка… Такое ружье иногда используют для охоты на тигров в Индии.

– Мы не тигры, – запротестовала я.

Мистер Стенхоуп взглянул на меня – смела ли я предположить? – с нежностью:

– Нет, мисс Хаксли, мы не тигры. – Его лицо помрачнело. – Однако в Афганистане меня когда-то звали Кобра.

Ирен опустила оружие, но не строгий взгляд своих восхитительных глаз:

– Думаю, мистер Стенхоуп, вам давно пора просветить нас и рассказать, что вы делали после отъезда из Англии десять лет назад.

Тишина – ни звука, ни движения – повисла в маленькой спальне; так нагнетается напряжение в кульминационный момент в опере. Затем кот Люцифер прокрался по неровным доскам пола, едва касаясь их когтями, и нырнул под кровать. Что-то звякнуло (боюсь, это был ночной горшок), и Годфри наклонился, чтобы поднять вещь, которую Люцифер принял за новую игрушку, – большой деформированный кусок свинца, который даже я опознала как стреляную пулю устрашающе огромного размера.

Глава девятая

На покое по причине смерти

В той же радостной комнате, где наша троица – Ирен, Годфри и я – впервые услышала загадочную историю бедной малышки Луизы Монпансье и странной, насильно сделанной татуировки, мистер Стенхоуп развернул перед нами другую повесть, настолько захватывающую, что она вырвала нас из сельского гнездышка близ Парижа и ввергла в куда б́ольшую опасность, чем кто-либо из нас предполагал в тот славный летний день.

К тому времени наш гость уже обрядился в кое-какую одежду Годфри, висевшую на его почти бестелесном каркасе столь же свободно, как и бесформенные иноземные одеяния, в которых мы его нашли. Несмотря на перенесенные им лишения, я чувствовала в своем давнем знакомом такую же стойкую жизненную силу, какую уже видела в покойном Джефферсоне Хоупе с американского Дикого Запада, который двадцать лет выслеживал преступников, прежде чем удалось их наказать всего за несколько дней до его собственной смерти от сердечного приступа.

Я вспомнила странное замечание мистера Стенхоупа о том, что в Афганистане его звали Коброй, и его дразнящий намек на близкое знакомство с обычаями того дикого края, в том числе и связанными с отношениями местных мужчин и женщин. На самом деле мне вовсе не хотелось слушать его рассказ, поскольку я опасалась, что он затмит воспоминание о трепетном восторге юной девушки. Такие мгновения были достаточно редки в моей жизни, поэтому я не желала терять даже одно – особенно из-за человека, который его и вызвал десять лет назад.