Рой Викерс - Департамент нераскрытых дел (сборник) Страница 18

– Думаю, Генри, нам пора. Уже пробило полночь, а ехать предстоит почти целый час. Скажи Марплу, чтобы погрузил твой багаж.

– Позвоню из холла, а вещи из комнаты вынесу сам.

– И попроси, чтобы горничная убрала со стола, – вставила Нелли.

По внутреннему телефону Генри позвонил швейцару и поручил передать шоферу герцога, чтобы тот поднялся в квартиру.

– Шофер побоится отлучиться, милорд. Полиция придирается, когда здесь останавливаются и бросают машины без присмотра. Так что лучше я поднимусь за чемоданами сам.

Генри поблагодарил и положил трубку, так и не попросив горничную убрать со стола. Позже, давая свидетельские показания, он объяснил адвокату, что забыл о поручении Нелли. Барристер решил, что граф собирался убить любовницу и немедленно уйти из квартиры, а потому не хотел, чтобы тело было обнаружено сразу, однако ему было неизвестно, что произошло за те несколько минут, что последовали за телефонным разговором со швейцаром.

Положив трубку, Брендон попытался вернуться в свою комнату, однако не смог: кто-то запер дверь изнутри. Тогда он дернул дверь в комнату Нелли, но и та не поддалась. Графу пришлось пройти в спальню Нелли через ванную, и его взору предстал вопиющий беспорядок. Два ящика комода были выпотрошены, вещи валялись на полу, третий ящик выдвинут. Ничего не тронув, через настежь распахнутую внутреннюю дверь граф прошел к себе.

Саквояж был открыт, и не оставалось сомнений, что драгоценности Брендонов украдены. Сама Нелли все это время не выходила из гостиной. Сразу вспомнился ее рассказ о похитителе бриллиантов по прозвищу Одинокий Джим.

Первой в голову пришла мысль немедленно позвонить в полицию, второй – закрыть саквояж. В этот момент выяснилось, что ремни обрезаны, а не расстегнуты, – явно для того, чтобы не оставить отпечатков пальцев при расстегивании пряжек. Граф наклонился, вытащил из-под кровати второй саквояж – не коричневый, а ярко-желтый, – и хотел было переложить вещи, но обнаружил внутри запасную военную форму.

Обрезанные ремни подсказали, как следует поступить. Брендон вошел в ванную, сунул руки под кран и, пока вода еще капала с мокрых ладоней, поменял ремни, продев отрезанные куски в отверстия на желтом саквояже, и оставил его посреди комнаты. Целые ремни он застегнул на коричневом саквояже, где лежали собранные к отъезду вещи, и запер замок, который чудесным образом не пострадал.

Внешнюю дверь комнаты Нелли Генри оставил закрытой на ключ, а вышел через свою дверь, которую пришлось отпереть. Швейцар уже поднялся в квартиру. Нелли стояла возле своей двери, взявшись за ручку. Герцог бормотал что-то учтивое насчет необыкновенно приятного вечера.

Швейцар взял чемоданы и первым направился к лифту, расположенному на лестничной площадке недалеко от квартиры.

– До свидания, мисс Хайд, а лучше – спокойной ночи, Нелли. И еще раз спасибо за приятный вечер.

– Спокойной ночи, дядюшка. Заглядывай, когда будешь проезжать мимо. Пока, Генри. Постараюсь до твоего возвращения вести себя хорошо.

Она подняла голову в ожидании поцелуя, и герцог деликатно отвернулся, а спустя несколько секунд услышал слова племянника:

– Хорошо, дорогая. Я закрою дверь.

Затем Генри подошел к дяде, и они вместе направились к лифту, где обоих ждал швейцар.

– Лорд Брендон, сколько времени миновало между тем моментом, когда герцог отвернулся, и тем, когда вы присоединились к нему в коридоре? – осведомился адвокат во время судебного заседания.

– Не знаю. – Граф казался задумчивым, но после долгой паузы все же добавил: – Примерно десять-пятнадцать секунд.

– Десять-пятнадцать секунд! – повторил адвокат. – Насколько мне известно, во время последней войны вы получили повышение по службе за то, что задушили немецкого часового, позволив товарищам захватить врасплох пулеметную точку. Это так?

– Нет. – А затем с откровенностью, кажущейся по меньшей мере странной, Генри добавил: – Но я понимаю, к чему вы клоните. Во время боевой подготовки меня действительно учили, что надо делать, чтобы мгновенно задушить, не позволив жертве даже вскрикнуть.

Адвокат нахмурился. Своим высокомерно-прямым ответом граф лишил его возможности блеснуть эрудицией.

– В таком случае, лорд Брендон, сколько времени потребуется, чтобы лишить жизни человека с помощью, предположим, проволоки, на которой еще недавно висела картина?

– Около секунды. А может, и того меньше, – ответил Генри.

– Спасибо, лорд Брендон. Больше у меня вопросов нет.

Адвокат сел. Часы показывали половину шестого, и судья объявил, что заседание продолжится завтра. Репортеры уже готовили сообщения, не сомневаясь, что граф Брендон не только проиграет дело, но неизбежно будет предан суду и обвинен в убийстве. Высокопоставленное общество содрогнулось, так как герцог Мейсборо оказался впутанным в некрасивую историю. Герцогский титул отличается особой чистотой и строгостью. Ни разу в истории он не был куплен или даже пожалован за выдающиеся заслуги – с тех пор как после разгрома Наполеона в битве при Ватерлоо Артур Уэлсли получил титул герцога Веллингтона.

В коридоре адвокат заверил торговца хлопком, что, по его мнению, дело пройдет без осложнений, не подозревая, что в это самое время осложнение уже назрело. Вернувшись в кабинет, он принялся обдумывать речь, которую завтра собирался произнести перед присяжными. Выступить следовало безупречно. Брендон мог задушить девушку в полной тишине и положить тело за дверью и при этом иметь еще фору в пять-шесть секунд. Следовало также отметить старый избитый трюк с похищением собственных драгоценностей. Тиара, колье и браслеты не были обычными ювелирными изделиями, поскольку составляли часть наследия графства Брендон, и ни один вор не покусился бы на них: достаточно посмотреть справочник, и все желание тут же пропадет. А если бы какой-нибудь растяпа польстился на блеск бриллиантов, то ни один скупщик не только не принял бы их, но тотчас сообщил о них в полицию.

В пятнадцать минут седьмого в кабинет адвоката ворвался младший сотрудник Скотленд-Ярда, с которым тот поддерживал дружеские отношения.

– В этот раз вам не повезло, мистер Мандерс! В Саутгемптоне поймали Одинокого Джима вместе с драгоценностями Брендона за исключением двух бриллиантов, пропавших из колье.

Одинокий Джим признался в краже украшений, но не в убийстве. Заявил, что в одиннадцать двадцать проник в квартиру через пожарный выход, а ушел тем же путем в одиннадцать тридцать пять. Заглянув в спальню мисс Хайд и проверив все ящики, перебрался в соседнюю комнату и обнаружил драгоценности в запертом саквояже – после того как разрезал ремни и вскрыл замок отмычкой. О двух отсутствующих бриллиантах он ничего не знал.

Адвокат Одинокого Джима подтвердил, что в спальне Нелли ящики действительно были выдвинуты, а в соседней комнате остался саквояж с разрезанными ремнями, однако попытка подчеркнуть правдивость подзащитного встретила препятствие в виде двух отсутствующих бриллиантов.

Адвокат обвинения в своей докладной записке признался, что пропавшие камни его озадачили. К делу о краже они явно не имели отношения. Предчувствуя некую косвенную связь с убийством, он заговорил о них на перекрестном допросе.

– Вы стремитесь убедить присяжных в том, что выкладываете на стол все карты, но в то же время уклоняетесь от ответа на вопрос, что сделали с двумя пропавшими бриллиантами. Потрудитесь объяснить…

– А я уже сказал, что ничего с ними не делал, – упрямо перебил Одинокий Джим. – В колье не хватало двух камней – это я заметил сразу, как только вернулся домой.

– Вы слышали показания лорда Брендона и Агнес Коуп, театральной костюмерши. Еще в одиннадцать вечера все бриллианты оставались на своих местах. Вы утверждаете, что совершили кражу спустя полчаса. Должны ли присяжные поверить, что за это короткое время в квартиру проник другой вор и удовольствовался двумя бриллиантами, когда мог забрать все сразу?

Подсудимый не ответил. Своим предположением адвокат обвинения ошеломил его, и адвокат тут же понял, что совершил тактическую ошибку. Всех присутствующих накрыла волна сочувствия: создалось впечатление, что Одинокий Джим и в самом деле говорил правду, а бурная реакция подсудимого, последовавшая, едва тот покинул место для дачи свидетельских показаний, разжалобила окончательно. Репортеры писали, что выглядел бедняга поистине жалким: корчился, как будто его только что избили, и вообще походил не на искушенного похитителя бриллиантов, а на мелкого воришку из трущоб.

– Вы делаете работу, за которую вам платят, и я знаю, что меня ждет! – выкрикнул подсудимый. – Но все равно, отвечая на вопросы, я не произнес ни слова лжи!

Даже некоторые из представителей полиции в этот момент подумали, что дело об убийстве Нелли Хайд рассыпалось. Впрочем, на этот случай у них в запасе имелось дело об убийстве и ограблении пожилой леди в Хайгейте, однако оно так и не потребовалось. Одинокий Джим не смог представить свидетельств или косвенных доказательств, способных опровергнуть обвинение, которое состояло в следующем: Одинокий Джим проник в квартиру после полуночи – то есть уже после того, как оттуда ушли Брендон и Мейсборо, – и осуществил свой зловещий замысел. Судья обвинил его в убийстве Нелли Хайд, и спустя предусмотренное законом время преступник был повешен.