Эрнест Хорнунг - Джентльмены-мошенники (сборник) Страница 20

Карн не сомневался, что наконец дошел до сути. Или это было необычайное совпадение, или он нашел ответ. Если только он не ошибся, не оставалось никаких сомнений, что по чистой случайности в его руках оказались нити одного из крупнейших фенианских заговоров[23]. Карн вспомнил, что в Лондоне собралась половина коронованных особ Европы – а вторая половина прислала представителей. Вряд ли врагам закона и порядка когда-либо вторично представится такая возможность нанести удар правительству и обществу в целом. И как же поступить? Сообщить полиции и, таким образом, ввязаться в расследование? Нет, он еще не сошел с ума. Значит, все бросить, как он и намеревался с самого сначала? Или же взять дело в собственные руки, вызволить старика отца из неприятностей, перехитрить фениев и прикарманить пятьдесят “кусков”, упомянутые в телеграмме? Последнее особенно понравилось Карну. Но он знал, что, прежде чем приняться за работу, нужно проверить факты. Что подразумевалось под пятьюдесятью “кусками” – деньги или что-то еще? Если деньги, то фунты или доллары? Разница была существенной – впрочем, если он сумеет выработать безопасный план, то будет с лихвой вознагражден за риск. Карн решил, не тратя времени, увидеться с миссис Джефрис. Поэтому после завтрака он послал молодой ирландке записку, прося непременно прийти в двенадцать.

Утверждают, что пунктуальность не входит в число добродетелей той половины человечества, к которой принадлежала злополучная миссис Джефрис, но часы на каминной полке Климо едва успели пробить полдень, как гостья появилась. Детектив немедленно попросил ее сесть.

– Миссис Джефрис, – начал он строгим официальным тоном, – я с прискорбием должен сообщить, что вчера, явившись сюда за советом, вы обманули меня. Отчего вы скрыли, что ваш отец связан с фениями, единственная цель которых – уничтожение закона и порядка в нашей стране?

Вопрос явно застал женщину врасплох. Она смертельно побледнела; на мгновение Климо показалось, что сейчас посетительница упадет в обморок. Но невероятным усилием воли миссис Джефрис собралась с духом и взглянула на своего обвинителя.

– Вы не имеете никакого права так говорить, – заявила она. – Мой отец…

– Прошу прощения, – негромко перебил Климо, – но я располагаю сведениями, которые позволяют понять, кто он такой. Если вы скажете правду, возможно, я возьмусь за ваше дело и помогу спасти жизнь мистера О’Грэди, но если вы откажетесь, его арестуют до истечения суток, как бы он ни был болен. И тогда ничто на свете не спасет вашего отца от заслуженной кары. Что вы предпочтете?

– Я все расскажу, – быстро произнесла миссис Джефрис. – Мне так и следовало поступить с самого начала, но вы, несомненно, понимаете, отчего я не решилась. Мой отец уже давно раскаивается в своих поступках, но до сих пор он ничего не мог поделать. Он был слишком ценен для заговорщиков, и они не позволили бы ему ускользнуть. Прежние друзья требовали помощи вновь и вновь – в конце концов он слег от тревоги и от угрызений совести.

– Признавшись честно, вы выбрали наилучший путь. Теперь я буду задавать вопросы, а вы отвечайте. Во-первых, где находится штаб-квартира общества?

– В Чикаго.

– Я так и думал. Можете ли вы назвать имена главарей?

– В обществе много членов, и я не знаю, кто из них самый главный.

– Но наверняка должны быть люди, которые значительнее остальных. Не знаете ли вы, кто фигурирует в телеграмме под названиями Альфа и Омега?

– Я могу лишь предположить, – после секундного колебания ответила женщина, – что это джентльмены, которые чаще всего у нас бывали, – Магвайр и Руни.

– Вы можете описать их? Еще лучше, если у вас есть фотографии.

– У меня есть фотография мистера Руни, сделанная в прошлом году.

– Пришлите ее, как только вернетесь домой, – велел Климо. – А теперь как можно подробнее опишите того, другого, – мистера Магвайра.

Миссис Джефрис ненадолго задумалась, прежде чем начать.

– Высокий, не меньше шести футов, – наконец сказала она, – рыжеволосый, широкоплечий, с бледно-голубыми глазами, левый слегка косит. Несмотря на долгое пребывание в Америке, говорит с отчетливым акцентом. Я знаю, что оба – отчаянные головорезы, и если они приедут в Англию, то да хранит Бог нас всех. Мистер Климо, вы думаете, теперь полиция не арестует моего отца?

– Нет, если вы будете неукоснительно следовать моим инструкциям, – ответил детектив. Помедлив несколько секунд, Климо продолжал: – Если хотите, чтобы я вам помог – вряд ли стоит напоминать, что это дело из ряда вон выходящее, – немедленно возвращайтесь домой и пришлите упомянутую фотографию. Больше не предпринимайте никаких действий, пока не получите от меня весточку. По ряду причин я готов взяться за ваше дело – и сделаю все возможное, чтобы спасти мистера О’Грэди. Послушайтесь моего совета: ничего никому не говорите, но соберите отцовские чемоданы и будьте готовы при необходимости срочно увезти его из Англии.

Женщина поднялась, будто собралась удалиться, но тут же нерешительно остановилась. Сперва она молчала, только дышала тяжело и теребила ручку зонтика. Затем отвага, которая до сих пор ее поддерживала, иссякла, и миссис Джефрис повалилась в кресло, плача так, словно у нее разрывалось сердце. Климо немедленно встал из-за стола и подошел ближе. В старомодном платье и ермолке, с длинными седыми волосами почти до плеч и в темных очках он выглядел весьма причудливо.

– Зачем же плакать, дорогая моя? – сказал Климо. – Разве я не пообещал сделать все возможное? Впрочем, я хочу, чтобы мы окончательно друг друга поняли. Если вы что-нибудь утаили, расскажите об этом немедленно. Молчанием вы поставите под угрозу свою безопасность и жизнь вашего отца.

– Зачем же плакать, дорогая моя? – сказал Климо.

– Я знаю, вы думаете, что я пытаюсь вас обмануть, – ответила миссис Джефрис, – но я так боюсь кому-либо довериться, что сама не знаю, о чем промолчать, а что рассказать. Я пришла к вам, потому что в целом свете у меня нет ни единого друга, кроме мужа, который в Марселе, и отца, который, как я уже сказала, лежит дома опасно больной. Разумеется, мне известно, чем занимается мой отец. Трудно представить, что я, взрослая женщина, могла быть настолько глупа, чтобы не догадаться, отчего к нам мало кто заглядывал, кроме ирландцев, и почему время от времени они гостили неделями, причем жили в задних комнатах, выходили только с черного хода, уезжали крадучись и ночью. Помню, прошлой осенью, когда я навещала отца, этих визитов было больше обычного, а Магвайр и Руни буквально поселились у нас. Они с отцом днем и ночью не выходили из комнатки на верхнем этаже – а в январе Магвайр поехал в Англию. Спустя три недели все газеты кричали об ужасном взрыве в Лондоне, когда с жизнью расстались сорок ни в чем не повинных человек. Мистер Климо, представьте мой ужас и стыд – ведь я знала, что отец был замешан в этом преступлении. Теперь он раскаивается, а они подталкивают его к какому-то новому злодейству. Я не знаю, что задумано на сей раз, но если Магвайр и Руни собираются в Англию, непременно случится нечто ужасное. Если они перестанут доверять отцу или если кто-нибудь из них попадется, мой отец окажется козлом отпущения. Сбежать значит рисковать жизнью. У них есть агенты почти в каждом европейском городе; если мы не уедем немедленно на другой конец света, они, без сомнения, настигнут нас. Но отец слишком болен, чтобы путешествовать. Врачи говорят, его нельзя беспокоить ни по какому поводу.

– Ну, ну, – сказал Климо, – предоставьте все мне, и я посмотрю, что тут можно сделать. Пришлите ту фотографию и сразу же дайте знать, если появится что-нибудь новое.

– Вы хотите сказать, что я все-таки могу рассчитывать на вашу помощь?

– Если у вас хватит смелости – да, – ответил он. – Теперь последний вопрос, и потом можете идти. Я вижу в последней телеграмме упоминание о пятидесяти “кусках”. Видимо, это деньги?

– “Кусок” означает тысячу фунтов, – уверенно сказала миссис Джефрис.

– Прекрасно, – сказал Климо. – Теперь ступайте домой и не волнуйтесь больше необходимого. А главное, никому не давайте повода заподозрить мое участие. От этого в изрядной степени зависит ваша безопасность.

Миссис Джефрис пообещала повиноваться ему во всем, и они расстались. Перейдя в соседний дом, Климо позвал слугу с собой в кабинет.

– Бельтон, – сказал он, усаживаясь в удобное кресло за письменным столом, – сегодня утром я согласился взяться за дело, которое обещает быть одним из самых опасных и в то же время одним из самых интересных в моей практике. Молодая женщина, жена почтенного инспектора банка, дважды побывала у меня и рассказала очень грустную историю. Ее отец – американец ирландского происхождения, с характерным для этой нации предубеждением против англичан. Некоторое время он состоял в организации фениев и, вероятно, играл там весьма активную роль. В минувшем январе главари послали его сюда, чтобы устроить очередную демонстрацию силы. Но старика охватило раскаяние; душевное напряжение и страх были так велики, что он опасно заболел. Вот уже несколько недель он лежит при смерти в доме дочери. Не получая от него вестей, общество слало телеграмму за телеграммой, но безрезультатно. Наконец двое главных и самых опасных членов организации решили приехать сюда с пятьюдесятью тысячами фунтов на расходы, чтобы взять дела в свои руки и, как решено, устроить бойню. Долг мирного гражданина Лондона и смиренного слуги ее величества повелевает мне отдать негодяев в руки полиции. Но этот поступок затронул бы и самого старика О’Грэди, а муж миссис Джефрис перестал бы доверять жене и тестю; учтите, он ничего не знает о фенианских связях последнего. К тому же мне пришлось бы самым нежелательным образом впутаться в разбирательство, и именно сейчас, когда здравый смысл настойчиво требует оставаться в тени. Короче говоря, я обдумал этот вопрос и пришел к следующему выводу. Если я смогу выработать разумный план, то сыграю роль полицейского, принесу пользу обществу, перехитрю террористов, спасу миссис Джефрис и ее отца и разбогатею на пятьдесят тысяч фунтов. Пятьдесят тысяч фунтов, Бельтон, вы только представьте. Если бы не деньги, я бы об этом и думать не стал.