Кэрол Дуглас - Железная леди Страница 20

– …не блестящий молодой дядюшка.

– Вот как вы обо мне думали? – спросил он.

Я покраснела в темноте, от всей души надеясь, что тающий лунный свет меня не выдаст.

– Мы все так о вас думали в той классной комнате. Племянницы вас обожали, как любые девочки в их возрасте.

Мистер Стенхоуп вздохнул, и его руки отпустили мои плечи. Я слегка покачнулась, с удивлением обнаружив, что нуждаюсь в опоре, поскольку внезапно разучилась держаться на ногах.

– Вы были немногим старше их. Поэтому не желаю слушать разговоры о том, что вы меня разочаровали, – заявил он, – скорее я сам разочаровал очень многих.

– Вы даже не дали им возможности разочароваться, ведь вы лишили их своего присутствия. Следует позволить родным увидеть вас снова и самим все решить, вместо того чтобы добровольно обрекать себя на изгнание.

– А вы, Нелл, – вы меня осуждаете?

– Я… не имею права.

– Забудьте о том, что раньше нас разделяли классовые различия! У вас есть свое мнение, это всегда было очевидно.

– Я не могу ничего сказать! Вы так… изменились, а кроме того, на самом деле я вас толком и не знала. И вы вели такую жизнь, которой я даже не в силах представить; возможно, кое-что меня даже шокирует. Но мне кажется, что вы сами себя судите, причем слишком строго. Езжайте домой! Повидайтесь с сестрами, старыми друзьями, племянницами.

– Подобные встречи растревожат настоящее осиное гнездо – начнутся расспросы о войне, о давно затянувшихся ранах. Больше пули я боюсь осуждения со стороны любимых мною людей.

– Осуждение иногда ранит сильнее выстрела, – признала я, – но одно я обещаю точно: что бы вы ни сделали, я никогда не подумаю о вас дурно.

Его руки снова сдавили мои плечи, да так крепко, что у меня перехватило дыхание.

– Благослови вас Бог! – произнес он глухим, напряженным голосом, от которого я и вовсе едва не лишилась чувств. – Если вы так говорите, мне больше нечего бояться!

Квентин опустил одну руку, но я по-прежнему не шевелилась, устремив взгляд вверх, в его бронзовое лицо, омываемое ледяным лунным сиянием. Он казался абсолютно знакомым и в то же время совсем чужим, и такой же я чувствовала саму себя.

В изумлении я ощутила, как он коснулся пальцами кончика моего подбородка и приподнял мне голову, будто хотел изучить в более выгодном свете скульптуру. Потом его лицо заполнило все видимое пространство. Я почувствовала дразнящее щекотание его бороды – будто по коже легонько провели щеткой… и потом его губы невесомо, словно лунный свет, прикоснулись к моим. Нежный цветочный аромат закружился вокруг меня могучим вихрем, я закрыла глаза и очутилась там, где не было ни низа, ни верха, где не существовало времени.

Не могу сказать, сколько длился этот момент – мгновение? минуту? вечность? Я чувствовала, что тону в благоухающем море неизведанных, но необычайно притягательных ощущений, и вцепилась пальцами в мягкие складки его ночной рубашки, чтобы удержаться на плаву. Я погружалась в водоворот, захлестываемая странными ласковыми волнами, которые щемили душу, и едва не задохнулась в этой взрослой игре в жмурки. Помню лишь странный внутренний трепет в груди, грозящий затопить меня целиком, если я немедленно не сбегу, и последующую оглушительную пустоту.

Я пришла в себя, только когда выскочила за дверь спальни, в коридор, мягко освещенный лунообразным шаром керосиновой лампы. Нарисованные на плафоне розы сияли, как живые, и на мгновение я прижалась внезапно похолодевшими кончиками дрожащих пальцев к теплой поверхности. При свете лампы я, спотыкаясь, пробралась в свою комнату, но ее стены, пусть приятные и знакомые, теперь будто душили меня. Мне хотелось выскочить на улицу и побежать в сад, но такое поведение выглядело непрактичным и привлекло бы всеобщее внимание, а я больше всего на свете хотела быть одна, совсем одна, как никогда раньше. Я бросилась обратно в коридор. Нет, я должна с кем-нибудь поговорить – конечно, с Ирен! Нужно срочно найти Ирен и рассказать ей, спросить ее… но нельзя же тревожить Ирен и Годфри в такое время и по такому поводу.

Я застыла в холле, дрожа, как заяц, замерший от испуга в ярком, безмолвном сиянии полной луны, – бежать было некуда. Затем мне пришло на ум мое давнее укрытие, и я распахнула дверь в комнатушку, служившую нам кладовкой для белья. Сверху пространство было ограничено скошенным потолком; в моем представлении он напоминал своды пещеры средневекового отшельника. Я ринулась вперед и захлопнула за собой дверь. В полной темноте и тишине я обхватила руками подушку, слегка пахнущую камфарой, и стала думать.

Погрузившись в непонятное замешательство, я утратила всякий счет минутам и часам. Окружающая темнота соответствовала моему настроению, и так я сидела в течение довольно долгого времени, пока вдруг в мое укрытие неожиданно не ворвался свет – не желтая полоска утренних солнечных лучей, пробивающихся под дверью, которых можно было бы ожидать, а вертикальный разрез ослепляющего сияния лампы.

Я не загадывала так далеко вперед, чтобы опасаться обнаружения. В тот момент я ощутила даже более глубокое смятение, чем когда меня в возрасте четырех лет застали за опустошением чайного подноса с выпечкой для паствы. Я задрожала в ожидании вопросов со стороны темного силуэта с лампой в руках, кто бы это ни был.

– Нелл!

Голос Ирен. Пожалуй, могло бы быть и хуже, но не намного.

– Нелл, тебя не было в твоей спальне. Тебя не было в спальне для гостей. Тебя не было…

– Почему я должна быть в спальне мистера Стенхоупа?

– Именно там я тебя оставила, – резонно объяснила подруга. – Что, скажи на милость, ты делаешь здесь? И почему?..

– Обязательно светить этой противной лампой мне прямо в лицо?

– Нет. – Ирен опустила лампу и зашла в тесное помещение. Она закрыла за собой дверь, предварительно постаравшись втянуть внутрь кладовки украшенный кружевом подол ночной рубашки. Мое тайное укрытие засияло во всей красе домашнего беспорядка; свет лампы отражался от стопок белого белья, громоздившихся вокруг нас.

Сама Ирен напоминала полупрозрачный, но вполне женственный призрак: волосы цвета жженого меда благодаря подсветке превратились в темно-рыжее облако кудрей, свободно спадающих на плечи, а снежно-белое ночное одеяние пенилось светящимися кружевами и атласными лентами.

Подруга прильнула ко мне, будто морская волна из шелка, и осторожно потрясла меня за запястье:

– С тобой все в порядке?

Я продолжала моргать, ослепленная неожиданной вспышкой света:

– Я тебе зачем-то понадобилась?

– Нет…

– Тогда почему ты стала меня искать?

– Я просто хотела удостовериться, что ты благополучно добралась до постели.

– Значит, ты считала, что мне угрожает какая-то опасность!

– Ну… меньше суток назад в окно этого дома стреляли.

– Но ты все же сама советовала мне остаться в спальне мистера Стенхоупа.

– Новая попытка казалась мне маловероятной. Были проблемы?

– Никаких… в этом роде.

– Вот как. – Ирен поставила лампу на пустую полку и устроилась на стопке одеял, прикрыв кружевной отделкой босые ноги.

– Ты ходишь по дому, не надев домашние туфли! – упрекнула я.

– А ты бродишь посреди ночи, не переодевшись в ночную рубашку, – заметила она, рассматривая меня в полностью одетом виде.

Полагаю, выглядела я нелепо, а значит, внешность вполне соответствовала тому, как я себя чувствовала.

– Мне хотелось подумать, – торопливо объяснила я, – но в саду небезопасно, и в любом случае я бы не стала уходить из дома ночью. Моя комната показалась мне слишком… знакомой, и я не желала переполошить весь дом, спустившись вниз, ведь меня могли принять за грабителя. Кроме того, Казанова наверняка поднял бы крик, и Годфри пристрелил бы меня.

Ирен выслушала мою путаную речь с похвальной серьезностью.

– Ты объяснила свои мотивы, и теперь я вижу, что бельевая кладовка – самое подходящее место для размышлений. Поразительно, что я сама не додумалась до этого раньше. Мне тоже время от времени ужасно хочется спрятаться.

– Да не будь ты такой великодушной! Ты отлично знаешь, что я сейчас в наиглупейшем положении. Ты никогда не загнала бы себя в такой дурацкий угол! – Я еще крепче вцепилась в подушку.

– Моя дорогая Нелл, нас тут трое взрослых людей, не связанных родством и проживающих под одной крышей, если не считать слуг. Что глупого в том, чтобы искать уединения? Даже Люцифер иногда куда-то исчезает и его не сыщешь.

– И то правда. А у Казановы, пожалуй, есть покрывало для клетки, под которым можно спрятаться. По крайней мере, тогда он молчит. Как правило.

– Верно. Уединение – редкость в современном мире, однако нам всем оно необходимо. Если ты не хочешь поделиться тем, что тебя беспокоит, я оставлю тебя в покое. – Она попыталась выпрямиться в своем пышном одеянии.